Фокус с поличным

– С-сидите тут, долбоящеры, любите друг друга, – высоким стилем закончила она и стремительно покинула бар.

Н-да, очень похоже, что все это назрело еще до того, как они пришли сюда, а вот тут-то и сдетонировало.

Вадик тщательно вытирал один и тот же стакан уже этак в пятый раз. Я прикончила «Маргариту» и попросила повторить. Самые храбрые из посетителей – и те собрались домой.

А медведеобразный Михаил подвалил к стойке и попросил пару пива, безо всякого шума и скандала согласившись на выпендрежное вишневое, какое только и осталось. И аккуратно поднял опрокинутый обиженной коллегой стул. Ну да, ну да, соперницу устранил – и повода шуметь не осталось.

Что ж, картина разыгралась, на мой взгляд, более чем очевидная. Два старых друга неразлейвода; у одного вдруг наклевывается какая-никакая личная жизнь, а второму это не нравится, потому что страдает крепкая мужская дружба. Или же другом становится сложнее управлять: было у меня и такое впечатление, что Михаил являлся в этом дуэте негласным лидером. Хотя – черт его знает, тихушники, вроде этого Эдика, тоже бывали людьми с сюрпризом.

Все время, пока я (больше из упрямства) одолевала второй коктейль, двое циркачей продолжали шептаться, неспешно потягивая пиво. Эдик хмурился, но восстать уже не пытался.

Они еще сидели, когда и я ушла. После второй «Риты» я прекратила отрицать очевидное и оттягивать неизбежное.

Возвращение домой несолоно хлебавши? Можно и так сказать. Да еще некоторое сходство ситуаций – моей и этой циркачки. Тот же облом на романтическом фронте – даже фривольный разговор с барменом не помог этой девчонке вернуть внимание своего циркового кавалера. Пламя в лице рыжего Михаила файерщице Маргарите укротить не удалось.

…Эту часть своей вчерашней вечерней программы я пересказывать Людмиле не стала. Хотя ее, скучающую в больничном быту, эта история изрядно развлекла бы.

И дала бы полную картину моего маленького фиаско.

Вероятно, так же, как развлек бы и пересказ моего сна. После заполированного двумя коктейлями цирка мне приснилась та еще фантасмагория. В этом сне я сама была циркачкой; каталась на одноколесном велосипеде по канату, взад-вперед, не забывая расстреливать из карикатурно огромного револьвера возникавшие справа и слева мишени. Разумеется, попадала в «яблочко» – я и в реальной жизни отменно стреляю. При этом за моим выступлением наблюдал всего один зритель. Уже догадались?

Да, это был Арцах, и в этом сне он в полном восторге аплодировал уже мне. Улыбался во все тридцать два и пронзительным восторженным свистом, будто мальчишка, сопровождал каждый мой выстрел.

Этот свист перешел из сна в реальность сегодняшнего утра, обратившись пронзительным визгом будильника. У меня на телефоне нарочно установлен рингтон, имитирующий звон старого советского будильника. От него я гарантированно просыпаюсь, в каком бы состоянии ни заснула. Рефлексы рефлексами, но подстраховаться иногда не помешает.

Впрочем, сейчас я находилась в самоназначенном отпуске. Операция Людмилы удачно пришлась на мой перерыв в работе. А они у меня иногда случаются. Работать телохранителем – это вам не в офисе пятидневку отбывать.

Так что я, ближайшая родственница, взяла на себя обязанности по уходу за тетушкой. И заодно худо-бедно занималась хозяйством. Чувствую, по возвращении домой Мила найдет что мне сказать по поводу малость подзапущенной квартиры. Ну, как подзапущенной: от прослушки – защищена, бронированная дверь – есть, подходы – просматриваются… как по мне, вполне ухоженное жилище.

Ладно, ладно, шутки в сторону. Сдаюсь. Домашнее хозяйство не самая моя сильная сторона. И вряд ли ею станет.

– …Колено, Женечка, прекрасно. Я уже сама выхожу в коридор, и в туалет могу сама. Во двор, правда, пока трудновато, лестница… – Мила с сожалением глянула в окно: погода к прогулке более чем располагала. Но врач пока не рекомендовал ей самостоятельно спускаться по лестнице. А против варианта с инвалидной коляской решительно выступила сама Мила.

– Все же не перенапрягайся, – напомнила я. И вновь пожалела, что яблоки закончились. Отчаянно хотелось занять руки хоть чем-нибудь.

– Меня же послезавтра выписывают, помнишь? Значит, все уже вполне хорошо. Или ты, Женечка, думаешь, что я старая?

– Да ну, какая ты старая. Ты еще – самый сок. Порох в пороховницах и прочее.

Что недалеко от правды: для своих лет Мила вполне бодра и деятельна. Ну, учителя по этой части редко подводят: преподавательская деятельность держит мозг в тонусе даже после выхода на пенсию, а мозг держит в тонусе все остальное. Вроде бы актеры этим тоже славятся.

А вот насчет телохранителей никогда не угадаешь: не все из моих коллег доживают хотя бы до стандартного пенсионного возраста. Да и официального выхода на пенсию как такового у нас нет, тут каждый сам за себя решает. Нередки и случаи, когда мирной жизнью мешают наслаждаться старые знакомые, решившие вдруг вернуть должок или потрясти на предмет еще одного задания.

Что касается меня, я о своей старости пока не задумываюсь. Тут бы молодостью успеть как следует насладиться.

Пока что получалось не очень.

– Видишь, еще чуть-чуть – и будешь дома, – подбодрила я тетю.

– Кстати, как там квартира? Следишь за порядком?

– Да, сэр! – Я шутливо козырнула.

Конкретно вчера вечером по возвращении из бара я как попало скинула туфли в прихожей; положила куртку на комод, поверх нераспечатанных счетов от коммунальных служб, и так и оставила. С оружием или инструментами я так, конечно, не обращаюсь, но опустим частности.

Тему домашнего хозяйства дальше Мила развивать не стала. Вместо этого прислушалась и, приподнявшись, выглянула в окно. Я тоже полюбопытствовала и увидела знакомую картину.

Этого – нет, не старика, но уже крепко пожилого мужчину – я нередко встречала по дороге из больницы, возвращаясь от Милы. Постоялец дома престарелых, размещенного как раз бок о бок с больницей. На мой взгляд, для больницы не самое позитивное соседство; да и «престареловцам» наверняка не очень приятно на прогулке наблюдать бытовые сцены из жизни больницы или регулярный проезд машин «Скорой помощи». Но практическая польза перевешивала: случись что, медпомощь подоспеет быстро.

Да и недвижимость в Тарасове, как и везде, дорожала, так что владельцы не могли особенно перебирать. Этот пансионат по крайней мере мог предоставить своим обитателям небольшой сад для оздоровительных прогулок, скамейки и обильную зелень кустов сирени, черемухи и старых высоких деревьев.

Что касалось мужчины, то мы с ним нередко перебрасывались парой-тройкой фраз. Необязательно, но и не дежурно интересовались делами, желали приятного дня – этакий старосветский обмен любезностями.

А началось все с теплого, но ветреного дня, когда Милу только-только положили в больницу. Я шла мимо ограды, когда мне прямо в лицо прилетел газетный лист – по курьезному совпадению это был фрагмент «Вестей Тарасова». Пожилой рыжий (вернее, рыже-седой) мужчина передо мной извинился и, через ограду забрав лист, принялся поспешно собирать остальные. Газету разметало ветром по всей лужайке. И ветер этот то и дело норовил утащить отдельные листы подальше, едва мужчина (к слову, довольно энергичный для своего возраста) к ним приближался.