Фонарщик

– До свидания, соседка. Спасибо вам!

В последующие дни, пока Герти выздоравливала, миссис Салливан часто сидела с работой у ее постели. Это была очень добрая женщина с кротким лицом. Однажды, когда Герти уже почти поправилась, девочка сидела на коленях Тру перед камином, тщательно завернутая в одеяло, и неожиданно заговорила о своей новой приятельнице. Вдруг, глядя старику в глаза, она спросила:

– А ты знаешь, дядя Тру, какой это девочке она шьет платье?

– А такой, которой нужно и платье, и много кое-чего еще, а то у нее одни лишь лохмотья. Не знаешь ли ты ее, Герти?

– Кажется, знаю! – отвечала Герти, склонив головку.

– А где же она?

– Не сидит ли она у тебя на коленях?

– А с чего же ты взяла, что миссис Салливан будет шить тебе платье?

– О! – воскликнула Герти. – Я этого никогда бы не подумала, но ты сам мне сказал…

– Ишь ты, плутовка! – сказал Труман, целуя ее. – Для тебя и есть. Целых два платья, да еще будут и чулки, и башмаки впридачу!

Герти широко открыла глаза, засмеялась и захлопала в ладоши. Труман тоже смеялся. Оба были счастливы.

– Дядя Труман, и все это она купила? Она богатая?

– Кто? Миссис Салливан? Нет… Все это купила мисс Грэм.

– Кто такая мисс Грэм?

– Это одна барышня, она добра как ангел. Я когда-нибудь расскажу тебе про нее. А теперь ты устала, пора спать.

Однажды в воскресенье Герти чувствовала себя значительно лучше, но так устала за день, что легла еще засветло и крепко проспала пару часов. Проснувшись, она увидела, что Труман не один, с ним был старик, гораздо старше фонарщика; он сидел по другую сторону камина и курил трубку. На нем был опрятный сюртук из грубой материи, старинного покроя; черты лица его были резкими, и ему, казалось, настолько же легко было говорить неприятные вещи, насколько трудно – приятные. Его губы постоянно складывались в саркастическую улыбку, и все лицо выражало глубокое разочарование, что говорило о характере старика мало хорошего.

Герти догадалась, что это мистер Купер, отец миссис Салливан, псаломщик из ближней церкви.

Семейные неприятности и материальные неудачи показали ему жизнь с дурной стороны, но в глубине его души сохранилось немало доброго. Труман хорошо знал соседа и любил выявлять его скрытые достоинства. Он ценил искренность и честность старика. Воскресными вечерами они часто сиживали вдвоем у камина и беседовали. Их дружеские отношения ничем не нарушались, хотя Труман был полной противоположностью старому Куперу. В тот вечер, о котором идет речь, они исчерпали уже несколько тем, а когда Герти проснулась, она услышала, что говорят о ней.

– Где вы ее подобрали? – спросил мистер Купер.

– У дверей Нэнси Грант, – ответил Тру. – Это та скверная тетка, против сына которой вы когда-то выступали в качестве свидетеля. Вы, несомненно, помните, как она вела себя в этом деле. Она угрожала местью всем, даже судье. Если бы вы знали, как она обращалась с этой бедняжкой! И ругала, и била, и, наконец, просто выгнала из дома…

– Ах, да! Я ее знаю. Меня удивило бы, если она была бы добра даже к своей родной дочери! Но, Тру, что же вы собираетесь делать с этим ребенком?

– Оставлю у себя, буду заботиться о ней.

Мистер Купер расхохотался.

– Вам кажется странным, – продолжал Труман, – что я в мои годы хочу взять на воспитание ребенка… Быть может, вы правы, но я объясню вам, как было дело. Она замерзла бы в ту ночь, о которой я вам говорю, если бы я не взял ее к себе, а потом умерла от болезни, если бы я не позаботился о ней с помощью вашей дочери. И вот я решил оставить ее у себя, беречь и, что бы ни случилось, делить с ней последний кусок хлеба. Я слишком рано узнал, господин Купер, что такое одиночество – без отца и без матери… Вы оглядываетесь вокруг и находите, что здесь нечего делить; это правда, но все же это приют, это свой угол, а это уже немало для того, кто никогда его не имел.

Купер с сомнением покачал головой и пробормотал что-то о детях, которые даже для своих родителей отнюдь не являются благословением.

Но ничто не могло поколебать решимости Трумана.

– Даже если бы я сам не решился в тот вечер оставить Герти у себя навсегда, Бог мне внушил это устами человека, которого я считаю ангелом. Вы знаете мисс Грэм? Бедная девушка! Если даже мир темен для нее, она сама делает его светлым для других. Она была так добра ко мне – со времени того самого несчастья, которое случилось со мной пятнадцать лет тому назад у ее отца. Я рассказал ей историю Герти, и не успел я закончить, как мы оба заплакали. Она дала мне денег, обещала помогать при любых затруднениях с ребенком и сказала: «Вы сделали то, что следовало сделать, Тру».

Труман так увлекся рассказом, что не заметил, как Герти встала, подошла к нему, устремив на него широко раскрытые глаза, и, стараясь не дышать, внимательно слушала его слова. Она тронула его за плечо, он протянул к ней руки. Герти бросилась к нему, спрятав лицо у него на груди и плача от радости.

– Я останусь у вас навсегда? – прерывающимся голосом спросила она.

– Да, да! – ответил Тру. – И пока я буду жив, ты будешь моей дочерью!..

Глава V

Первые шаги на добром пути

Был ненастный вечер. Герти у окна поджидала возвращения Трумана. Она чисто одета, волосы причесаны, лицо и руки тщательно умыты. Девочка совсем поправилась. Хотя она все еще худенькая и бледная, но ее обычный несчастный вид уступил место счастливому и даже несколько гордому выражению. Возле нее на подоконнике лежала толстая и красивая кошка – мать ее несчастного любимца.

Послышался глухой шум в стене. Старый дом был очень удобен для крыс, и они временами устраивали в нем настоящие пиршества. Казалось, камин рушится. Герти не боялась, она слишком часто слышала этот шум у Нэн Грант. Но кошка насторожилась и была готова ринуться в бой. Наверное, ни одна боевая лошадь так не воодушевлялась при трубных звуках, как эта почтенная кошка, заслышавшая своих неприятелей.

– Сиди спокойно, кисонька, – сказала Герти, – оставь крыс в покое. Знаешь, надо быть умницей и ждать, пока придет дядя Тру.

Герти с гордостью оглядела комнату, затем влезла на подоконник, откуда можно было видеть двор и входящего фонарщика, но его еще не было.

Она взяла кошку на руки, оправила платье, с гордостью взглянула на свои чулки и башмаки и запаслась терпением.

Никогда еще старик так не запаздывал. Наконец – когда уже совсем стемнело – послышались его шаги. Но несмотря на все свое нетерпение Герти не бросилась бежать, как обычно, навстречу дяде, она ждала его, а когда услышала, что он вышел из чулана, где оставлял свою лестницу и тряпку, спряталась за дверь. Несомненно, она готовила ему какой-то сюрприз. Кошка, которая не была посвящена в тайну, выбежала навстречу Тру и стала тереться головой о ноги своего хозяина – это было ее обычное приветствие.

– Ну, что, усатая, – сказал Труман, погладив ее, – а где же моя девочка?

Тут из-за двери выпрыгнула Герти и, весело улыбаясь, предстала перед фонарщиком.

– Да какая же ты нарядная! – воскликнул Труман, поднимая ее на руки. – И кто же это тебя так причесал? Ну, ты теперь совсем хоть куда, просто красавица!

– Это миссис Салливан меня одела и причесала, а еще… Да что же, дядя, разве ты не видишь?

Труман окинул взором комнату. Его восхищение даже превзошло ожидания девочки. Да и немудрено: его квартира стала неузнаваемой.