Foot’Больные люди. Маленькие истории большого спорта

– Нужно что-то особенное… – сказал он.

– Слушай, – перебил я. – Вы же на корабле будете плавать во время дня рождения?

– И?.. – Кум подвесил паузу.

– Закажи Бубнова в качестве тамады.

– О! – повеселел кум.

И следующие пять минут мы бурно фонтанировали идеями, как и что скажет король экспертов. А потом он все-таки передумал. До сих пор сожалеет.

Плавание было бы из серии «вырви глаз». Может, кум за Донцову испугался. Или за Маринину. А зря.

Дело было в Лиссабоне

На солнце было градусов пятнадцать тепла, никак не меньше. Вроде бы зима, а вроде и нет. Где-то внизу плескалось море, которое я не видел пару лет и уже успел соскучиться.

Оператор курил. На нем была жилетка, глядя на которую, сейчас все первым делом вспоминают Вассермана, хотя это чисто операторская фишка. Оператор был чудной, я немного его побаивался. Не из нашей среды – низвергнутый из большой политики.

Он был маленький, сухой, плешивый и стабильно возбужденный. Напоминал Ролана Быкова – но только не его самого, а любого из его персонажей. Про него на НТВ ходили легенды. Он был главным оператором, а потом, на одном из кремлевских приемов, увидев всесильного тогда Черномырдина, рухнул перед ним на колени. Черномырдину что-то не понравилось в строю телевизионщиков, ждавших его подхода.

Оператор рухнул перед ним на колени, поцеловал паркет и сказал с надрывом:

– Прости дурака, царь-батюшка! Не вели казнить, вели слово молвить.

Черномырдин и так говорил преимущественно междометиями, а в ту минуту это было не просто адекватно, а прямо-таки безальтернативно.

Оператора сослали. Бросили на ниву спорта, правда без перевода из основного НТВ. Когда его о чем-то спрашивали, он вытягивался в струнку, отдавал честь и кричал:

– Дурак, ваше сиятельство, не могу знать!

Но снимал он божественно.

Зашуршали кусты. Из них, точно из открывшегося занавеса, вышел Семин в излишне цветастом спортивном костюме, по тогдашней моде. Мы поздоровались. Оператор бросился крепить ему микрофон, одновременно сдувая невидимые пылинки. Потом присел на корточки, посмотрел на Семина снизу вверх и сказал:

– Можно я вам чубчик поправлю?

Семин посмотрел на него не мигая. Оператор вскочил и уставился на Семина. Они так и стояли, не шевелясь – секунд двадцать. Семин, который мог удержать в узде Босса, Арифуллина, Чугайнова, Соломатина, причем одновременно, сдался первым.

– Себе поправь, – сказал он и сел на лавку.

Оператор плюнул себе на ладонь. Размазал слюну по лысине.

– Сделано, ваше сиятельство!

Семин перевел взгляд на меня. Я старательно делал вид, что я здесь ни при чем. И перечитывал свои вопросы на бумажке, не поднимая глаз.

– Можно, – разрешил оператор.

Я задал первый вопрос, второй. Всего их было десять. Точнее, десять я написал, а спросил на два меньше. Задал вопрос под номером восемь:

– Почему прошлый сезон был таким неудачным?

Семин рассвирепел:

– Неудачным? Да мы Кубок взяли!

– Ну так все-таки шестое место… – начал я растерянно.

Семин встал, отцепил петличку микрофона. Бросил ее на лавку и пошел прочь.

Когда кусты скрыли его худую фигуру, я услышал еще раз, из зарослей:

– Неудачным!

Оператор уже курил. Я стоял и думал: «Жаль, еще два вопроса не задал, зато у сюжета есть концовка».

Дело было в Лиссабоне в 2005 году. Мы стояли с Костей Сарсания в лобби дорогого отеля и смотрели, как важные футбольные люди снуют туда-сюда. И тут прошел Леннарт Юханссон, президент УЕФА. Остановился у зеркала напротив пустого гардероба. Вблизи совсем старый, грузный. Я подумал, как сильно он похож на Ельцина.

– Мистер Юханссон! – выговорил я неожиданно для самого себя.

Он спрятал маленькую расческу во внутренний карман пиджака, посмотрел на меня.

– Я журналист из России, – сказал я. – Прилетел на финал Кубка. Увидел вас и захотел спросить: кто сегодня выиграет?

Юханссон молчал. Я думал, что он не ответит. Но вдруг он открыл рот:

– «Спортинг».

– А я думаю, что ЦСКА, – сказал я. Просто чтобы вписаться за наших.

Он кивнул и ушел походкой очень уставшего человека.

Виталий Леонтьевич Мутко перемещался с совершенно иной скоростью. Это был его первый исполком УЕФА. И одновременно первый в истории финал Еврокубка для российской команды.

Будущий министр чуть больше месяца назад стал президентом РФС. Дел было невпроворт. Он говорил о своих планах и в отеле, и в такси, и в ресторане. Его иногда перебивали армейские болельщики, прося о совместном фото или автографе. Он не отказал никому. И, в отличие от Юханссона, твердил каждому:

– Мы сегодня выиграем, без вопросов!

Пообещал это даже двум пацанятам в зеленых майках «Спортинга», попавшимся на нашем пути. Посмотрел на них, вскинул кулак и воскликнул:

– ЦСКА!

Им невозможно было не любоваться в эти минуты.

Потом, за обедом, он спросил меня внезапно и образно:

– Ты готов встать под знамя российского футбола?

В РФС мне приходилось бывать и раньше. Но одно дело съемка, а совсем другое – разговор с тренером о себе самом. В комнате в дальнем углу коридора сидели Семин, Игнатьев, Бородюк, администраторы.

Я поздоровался. Подошел к Семину, спросил о том, какие задачи перед нами стоят.

– Да какие задачи, – отмахнулся он. – Начинай, и поехали.

Я писал какие-то релизы, делал дайджест из прессы. И раз в неделю делал видеонарезку на каждого игрока сборной. «Спорт» показывал все матчи тура, это было несложно, хотя и очень утомительно. Но Борису Петровичу нравилось. Он брал диск и говорил:

– В прошлый раз ты хорошие моменты выбрал, продолжай.

В августе сборная сыграла в Риге с Латвией вничью. А в октябре вничью со Словакией в Братиславе. И Семин ушел. Так же стремительно, как и когда-то в Хосте. Я помню, как он давал Максу Квятковскому интервью прямо на поле после финального свистка. Было холодно, он стоял в спортивном костюме на ветру.

Помню, как летели в Москву ночным рейсом. Как Кержаков крикнул задремавшему Березуцкому, смешно пародируя обычный обличительный пафос газет:

– Раньше мы играли с футбольными карликами на равных, Вася, а сейчас сами стали футбольными карликами!

Брат вылез из кресла, навис над Кержаковым, Быстровым, Аршавиным. Сказал грозно:

– Ну чего расшумелись, футбольные карлики?

И пошел спать дальше.

Семин вскоре после матча пришел к Мутко. Сказал, что уходит. Тот уговаривал его остаться. А он не захотел. Сам не захотел.