Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

Рост числа зрителей, привлечённых захватывающей борьбой пилотов, повысил прибыли организаторов гонок, однако почти все британские команды едва сводили концы с концами. Каждая обговаривала гонорар за своё участие непосредственно с владельцами трасс: восемь из них находились в Европе, а остальные — в Южной Африке и Америке, — и шаткий баланс доходов и расходов был совершенно непредсказуем. Деньги делили с боем (притом что общий объем призовых никогда не превышал 10 тысяч фунтов), а Энцо Феррари, владелец главной приманки для зрителей, получал самый большой гонорар за участие — причём наличными, ещё до начала каждой гонки. Остальным причиталось по несколько сотен фунтов, а платежи регулярно задерживались или вовсе где-то исчезали. Экклстоун вызвался помочь Эндрю Фергюсону, протеже Чепмена, который управлял делами ФОКА из своего домика в предместьях Нориджа.

Уже в своё первое посещение Экклстоун понял, в чём проблема. В ходе подготовки выезда в Монреаль он предложил:

— Скажи организаторам, чтобы за свой счёт предоставили командам двадцать пять автомобилей.

— Нет, что ты! — возразил Фергюсон. — Мы же их раньше об этом не просили.

Вопиющая, непоправимая некомпетентность.

«С ума можно сойти», — подумал Экклстоун и уже на следующем собрании ФОКА объяснил представителям команд, как они могут зарабатывать больше. Вместо того чтобы вести переговоры с одиннадцатью автодромами поодиночке, нужно поручить представителю ФОКА согласовать гонорары за участие всех команд, а заодно снизить расходы на транспортировку машин и оборудования. Никто не возражал.

— Кто этим займётся? — спросил Экклстоун. На лицах собравшихся сквозило безразличие. Никто не проявил интереса. — Что ж, придётся мне, — словно бы нехотя протянул Экклстоун, — но я не желаю работать бесплатно.

Колин Чепмен ожидал, что Экклстоун потребует 10%, и был приятно удивлён, когда тот попросил всего лишь два. Столь скромные комиссионные были одобрены единогласно, хотя Питер Уорр, который вёл протокол, припоминает, что в нём значилось 4%, а аудитор Брайан Шеферд, проверявший счета Экклстоуна, утверждает, что тот получал 7%. Неумолимое время поглотило точные условия, принятые ФОКА на заре своего существования, но один важнейший факт можно считать достоверным: Экклстоун взял всю работу на себя, и команды единодушно согласились платить ему комиссионные.

В числе собравшихся у стола в отеле «Эксельсиор» был Макс Мосли, владелец команды «Марч» — недавно созданного производителя формулических болидов. Ему тогда был тридцать один год. Основав предприятие в Бистере в 1969 году и вложив туда вместе с двумя друзьями 10 тысяч фунтов, он уже за первый год продал десять болидов, в том числе два — весьма уважаемому в гоночном мире Кену Тиррелу. К неудовольствию команд с богатой историей, именно «марчи» в этом году были быстрее всех. Сам Мосли участвовал в гонках с 1964 года. Он приметил Экклстоуна ещё в 1968-м, когда тот ездил на этапы чемпионата вместе с Риндтом, однако по-настоящему они познакомились лишь на первой ассамблее ФОКА и сошлись мгновенно. Как и Экклстоун, Мосли был поражён атмосферой взаимного недоверия и глупыми решениями владельцев команд. Берни же выделил Мосли по иной причине: «Я чувствовал, что он понимает толк в жизни». По словам Мосли, в их союзе «один естественным образом дополнял другого». Даже не зная, кто такой Мосли, Экклстоун был рад обрести соратника. Кроме того, их связывало стремление к конфликту. Оба были всегда готовы ввязаться в драку, лишь бы продвинуться к цели.

Мать Мосли Диана Митфорд была очаровательной и умной женщиной, женой Освальда Мосли — предприимчивого политика, который избирался в парламент сначала от консерваторов, а потом от лейбористов, после чего, в 1932 году, в поисках радикальных мер борьбы с Великой депрессией сменил убеждения на крайне правые. В 1933 году Мосли открыто поддержал нацистов, а его свадьба с Митфорд, ещё недавно бывшей замужем за Брайаном Гиннесом, проходила в берлинском доме Йозефа Геббельса; свидетелем же был сам Адольф Гитлер. Мосли стремительно ударился в исступлённую нацистскую пропаганду. Его яростно порицали ещё задолго до войны. В 1940 году, когда Максу было всего десять недель, мать оказалась вместе с отцом в заключении как опасная пособница нацистов, Макс же остался с няней и жил неподалёку от тюрьмы. После войны семья Мосли уехала из Англии. Их сын учился в Ирландии, Франции и Германии. Макс был хорошо образован, говорил на нескольких языках. Он вернулся в Англию в 1958 году, изучал в Оксфорде физику и право, был секретарём Юнионистского движения {8} . Ещё в университете он с будущей супругой Джин (они познакомились в 17 лет на одной лондонской вечеринке и поженились три года спустя) отправился в Сильверстоун, где заболел автогонками — эта страсть преследовала его на протяжении непростой адвокатской карьеры. К моменту встречи с Экклстоуном Макс Мосли понимал, что, несмотря на все успехи, у «Марча» немного шансов выжить без правильной организации и стабильного финансирования.

8

Юнионистское движение— основанная Освальдом Мосли в 1948 году политическая партия, объединившая ряд мелких профашистских и националистических группировок Великобритании. Изначально выступала за объединение западноевропейских стран и резкую милитаризацию Британии в борьбе с советской угрозой. Партия просуществовала до 1994 года, но серьёзной роли в политике страны не играла.

Путешествуя по Европе, оба поняли, во-первых, что ФИА — центральный управляющий орган «Формулы-1» со штаб-квартирой в Париже — предвзято относится к британским командам. С одобрения ФИА баланс в «Формуле-1» был нарушен к выгоде европейских участников (в первую очередь «Феррари»), англичан же считали балластом, полагая, что они нужны лишь для количества. А во-вторых, — это было не так очевидно, но более важно, — судя по добытому Экклстоуном балансовому отчёту ФИА, устроители гонок получали колоссальные прибыли. Они перечисляли всем командам 10 тысяч фунтов с гонки, хотя легко могли бы платить 100 тысяч. Владельцы трасс ловко блюли свои интересы, заключая контракты с каждой командой по отдельности и не раскрывая остальным их условий. Фактически, понял Экклстоун, британские команды сами платят за право выступать в Гран-при. Согласно его плану необходимо было действовать быстро и ещё до конца 1971 года кардинальным образом поменять взаимоотношения команд — членов ФОКА с владельцами одиннадцати автодромов. Были разосланы требования, получены ответы и начаты переговоры с окопавшимся противником.

Как-то раз, в ходе подготовки, Экклстоун приехал к Мосли на Глостер-роуд с большим опозданием.

— Что случилось? — спросил Мосли обеспокоенно, поскольку Экклстоун всегда был крайне пунктуален.

— Да ничего. Одна бабушка прилетела сквозь ветровое стекло, — сухо отозвался его гость о весьма серьёзном транспортном происшествии.

Они и правда были очень разные и хорошо дополняли друг друга.

Как-то Экклстоун сказал Мосли:

— Твоя беда в одном: ты хочешь, чтобы все всегда было ясно и понятно, хотя порой лучше сохранять неясность.

Коньком Экклстоуна было умение давить на слабости. Это касалось и боссов других команд, и устроителей гонок. Мосли понял, что торговцы подержанными автомобилями живут в особом мире «и даже самые честные перед продажей вытаскивают из машины радиоприёмник». Когда дело дошло до распределения обязанностей, Мосли решил, что «Берни справится там, где надо врать».

Хотя по Европе они летали на двухмоторном «бигль-бульдоге» из той самой партии, что Экклстоун выкупил у обанкротившейся компании, он не упустил возможности продать Мосли такой же за 10 тысяч фунтов.

— Отличный самолёт, — сказал потом Мосли, — вот только не летает, а ремонт мне не по карману.

Экклстоун ответил со своим всегдашним флегматизмом и без капли сожаления:

— Зато за обслуживание платить не надо.

К осени 1971 года Экклстоун добился от владельцев трасс и грузовых компаний улучшенных условий. Теперь предстояло договориться с властями.

В конце 1971 года в Лондон прилетела аргентинская делегация и встретилась с Экклстоуном и Мосли в «Эксельсиоре». Аргентиной тогда правила военная хунта, и генералы желали укрепить своё положение на международной арене, в связи с чем хотели провести у себя Гран-при — как обычно, в январе. К удивлению Экклстоуна, гости настояли на том, чтобы переговоры записывались, и он не отказал себе в удовольствии подшутить. Изображая полное безразличие к выступлению Мосли, он незаметно сунул в большой магнитофон лист бумаги, и вся чистая плёнка без единого звука оказалась на полу. Эта шутка не повлияла на решение провести гонку. Ударили по рукам. Экклстоун вылетел в Буэнос-Айрес вместе с одиннадцатью командами, сопровождая две свои машины и три «марча» Мосли. У него была чёткая цель: «Брэбхэм» должен выиграть гонку, а он сам — продемонстрировать свои организаторские способности.

— О деньгах не беспокойтесь, — заявил он владельцам команд, которые опасались проблем с переводом аргентинских песо в Европу из-за экономических санкций. — Я всё устроил.

Экклстоун обещал, что замороженные в Аргентине средства будут выплачены по возвращении в Лондон. В связи с этой договорённостью среди команд и пошла гулять легенда, будто бы Экклстоун имеет две сотни счетов в банках всего мира и точно знает сумму на каждом из них.

В боксах он не ведал страха. Узнав, что между его пилотами Грэмом Хиллом и Карлосом Ройтеманном разгорелся спор: какой двигатель предпочесть, — он позвал их к себе.

— Всё, не желаю больше никаких споров. Сейчас определимся с двигателем на весь сезон. Идёт? — Он подбросил монетку и велел выбрать: орёл или решка. — Больше про двигатели слышать не хочу.

В гонке оба пилота лавров не снискали.

К тому моменту, когда в марте 1972 года пришёл черёд Гран-при Южной Африки на автодроме «Кьялами» близ Йоханнесбурга, Экклстоун полностью разобрался с логистикой и был намерен добиться действительно хороших условий. Он понимал, что деловые риски значительны, однако, когда попытался убедить команды совместно финансировать компанию, которая будет защищать их интересы, ответ был предсказуем: «Нет-нет, займись этим сам». Добившись выгодных расценок от транспортной компании «Казали Миллс» (впоследствии они с Роном Шоу её купили), Экклстоун собрал команды в отеле «Ранчо» неподалёку от Йоханнесбурга и изложил свой план. «Я гарантирую вам условия лучше, чем дают устроители гонок», — сказал он и протянул каждому из владельцев конверт с предложением, включавшим в себя сниженные расходы на доставку машин и гарантированные выплаты с каждой гонки. Взамен команды должны были подписать договор, по которому он получал право вести переговоры от их лица. По словам Экклстоуна, при таком коллективном соглашении его комиссия возросла бы до 4% призовых. Никто из собравшихся не сомневался в его искренности. Этот торговец подержанными автомобилями убедил своих конкурентов, что на его слово можно положиться и соглашение достаточно скрепить простым рукопожатием. Никто не возражал. Владельцы команд единогласно приняли предложение. Никто не возмущался, что Экклстоун кладёт себе в карман деньги за счёт экономии на транспортных расходах или что он рассчитывает выговорить для себя дополнительные выплаты с каждого автодрома. К 1973 году с сепаратными переговорами о гонорарах за выступление было покончено, а перевозка людей и машин обходилась дешевле — двойной успех. Теперь команды могли сосредоточиться на гонках, победах и собственном удовольствии.