Формула одиночества
Шрифт:
За спиной неожиданно просигналил автомобиль. Марина вздрогнула и остановилась. Ее обогнала новенькая «девятка». Из окна высунулся следователь Матюхин и помахал ей рукой. И только тут она поняла, что подошла к воротам усадьбы. Они распахнулись, пропуская автомобиль, который притормозил возле административного корпуса. Марина же прошла сквозь боковую калитку и направилась к флигелю, в котором провела детство и юность. Ей очень хотелось побывать в кабинете отца, но он был опечатан. Еще одна комната, в которую ей не терпелось заглянуть, спальня мачехи, была заперта на замок.
Отца должны были привезти из морга через
Она замешкалась возле крыльца, не решаясь войти во флигель. И тут ее окликнул Олег. Он подошел абсолютно бесшумно, и Марина вздрогнула, когда кто-то назвал ее по имени и положил руку на плечо.
– Не пугайтесь, это я, – лицо у него было серьезным, а взгляд пристальным. – Как ваши дела? Поговорили с Ольгой Борисовной?
– Мои дела – это мои дела, а у Ольги Борисовны свои делишки, – вздохнула Марина и подозрительно посмотрела на Олега. – Вы следили за мной?
– Боже упаси! – выставил он ладонь. – Вон с того крыльца, – он кивнул на музейный корпус, – село видно как на ладони.
– Что вам нужно? – спросила Марина.
– Хотелось бы поговорить, – сказал Олег, не сводя с нее взгляда, – но так, чтобы нам никто не мешал. Можно тут где-нибудь уединиться?
– Меня уже допрашивали сегодня, – нахмурилась Марина. – Я рассказала следователю прокуратуры все, что знаю.
– Это не допрос, – одними губами улыбнулся Олег, но глаза его по-прежнему смотрели холодно. – Этот разговор в ваших интересах.
– Что вы знаете о моих интересах? – горько усмехнулась Марина. – Я желаю одного: отстоять музей. Остальное меня не касается. Если Ольге Борисовне хочется поскорее смыться отсюда, скатертью дорога. Я искренне этому обрадуюсь.
Олег молча смотрел на нее.
– Ладно, пошли, – сказала Марина и первой направилась в сторону пруда.
Его берега густо заросли ивой, а под одним из деревьев сохранилась старинная беседка. Марина поднялась по ступенькам и вошла в беседку первой. Олег молча проследовал за ней. И опустился на скамью рядом с Мариной. Она слегка отодвинулась.
– Не бойтесь, я вас не укушу, – усмехнулся Олег и достал из кармана джинсовой куртки пачку сигарет. – Вы не против, если я закурю?
«Парламент»!» – отметила про себя Марина и тотчас вспомнила Арсена. Но постаралась переключиться на Олега, чтобы тот любвеобильный тип даже в мыслях не маячил у нее перед глазами.
– Не против, – ответила она и требовательно посмотрела на Субботина. – Выкладывайте, что вам нужно.
– От вас лично мне ничего не нужно, Марина Аркадьевна. – Олег закурил и огляделся по сторонам, не зная, куда сбросить пепел.
Марина молча встала и, поднявшись на цыпочки, достала пепельницу, которая хранилась в выемке потолочной балки.
Олег покачал головой.
– Кому пришло в голову прятать пепельницу? Уж не вам ли в детском возрасте?
Марина печально улыбнулась.
– Честно сказать, сейчас я сделала это машинально. А пепельницу прятал от мамы отец, потому что она не позволяла ему курить. В
детстве у него были слабые легкие. – Она с недоумением посмотрела на балку. – Надо же, сколько лет прошло, а пепельница не исчезла.– Так, может, Аркадий Сергеевич до последнего дня здесь тайно покуривал?
– Вряд ли, ему врачи пару лет назад запретили курить, – пожала плечами Марина, – да и какое это имеет отношение к нашему разговору?
– Марина... – Олег глубоко затянулся. – Я тут встретился кое с кем. Решение о ликвидации музея принято уже там, наверху. Государство не в состоянии содержать мелкие музеи, тем более те, что дублируют друг друга...
– Что? – Марина вскочила на ноги. – Какие мелкие музеи? Это Ясенки – мелкий музей? О чем вы говорите? Что такое поете? Вы же сами заявили, что не дадите музей в обиду. Что могло измениться за сутки?
– Не шумите! – Олег поднял руку и недовольно поморщился. – Есть варианты, как сохранить хотя бы усадьбу. Конечно, все ценные экспонаты разместят в городских музеях, но менее ценные можно оставить здесь. Я разговаривал час назад с Заварзиным, владельцем строительной компании, которая участвует в тендере на выкуп земельного участка. Я не сомневаюсь, что они выиграют этот конкурс. Так вот Заварзин – здравомыслящий человек и готов оставить здесь все, как есть. Ну, добавится тут сауна, бассейн, ресторанчик, в селе еще один возведут, рядом небольшое казино или игровые залы построят... Что в этом плохого? И сами мужики заработают, и люди работу не потеряют, и гостей привлекут. Не сопротивляйтесь, это все-таки лучше, чем ничего!
– Вам заплатили! – с облегчением произнесла Марина и снова села на скамейку. – Вы срубили бабки, Субботин! А как же ваша служба? Как же чистые руки и горячее сердце?
– Бросьте, – скривился Олег, – в вас играют чувства, и вы никак не хотите включить разум. Уже ничего не исправишь! Бумаги подписаны! А вы здесь никто! Уже с завтрашнего дня Ольга Борисовна, как законная супруга Аркадия Сергеевича, активно включится в процесс ликвидации. Молодцов ведь не зря приехал. Вас не подпустят к усадьбе на пушечный выстрел. Ваша мачеха не упустит такой шанс и договорится с Заварзиным. Непременно договорится. А вы можете опередить ее. И грамотно сформулировать свои условия. Я могу устроить вам эту встречу хоть сейчас.
– Эти господа хотят превратить музей в развлекательный центр? В кабак на открытом воздухе? Простите, разве от меня что-то зависит? Если подписан приказ о ликвидации, если за всем этим стоят денежные мешки вроде вашего Заварзина, что я могу сделать? Поднять общественность, соорудить баррикады вокруг музея, организовать вооруженное сопротивление? Меня законопатят в тюрьму, а усадьбу все равно уничтожат. Я не могу подставлять сотрудников музея. Не хочу объявлять забастовку, голодовку, что там еще...
– Вы расписываетесь в своем бессилии? – быстро спросил Олег. – Опускаете руки?
– А вы хотите спровоцировать меня на конфликт? Простите, я здесь уже не хозяйка! И совсем не горю желанием встречаться с этим Заварзиным.
– Не хотите, как хотите, – Субботин притушил окурок о дно пепельницы и поднялся со скамьи. – Что-то вы слишком быстро сдались, Марина Аркадьевна. Я понимаю, у вас свои дела, свои заботы. Но ведь это ваше родовое поместье, неужто вы так спокойно отдадите его в руки тех, кто только и думает о своей выгоде?