Форпост для всех
Шрифт:
Илан помедлил не более секунды.
— Я готов, — ответил он. – Но только скажи мне, после того, как меня простит Бог, ты меня тоже простишь?
— Да, — ответил мальчик. – В таком случае я тебя тоже прощу.
Кантор уже подошел к возвышению, дети встали каждый на свое привычное место. Молитва началась. Илан Коэн внимательно прислушивался к словам и ловил знаки, указывающие, когда ему нужно отвечать «амен». А когда Йони подал ему главный знак, он внезапно разрыдался.
— Прости меня, — бормотал он. – Прости меня, и пусти меня к ним. Я не должен был так сильно на них тогда обижаться. И мои родители должны были попробовать поступить в другое поселение, вместо того, чтобы обижаться
— Принято, — прозвучал вдруг рядом глухой голос. Илан судорожно обернулся и не увидел никого, кроме молившихся мальчиков.
…Услышав рядом глухой голос, произнесший слово: «Принято!», Ицик повернулся к окну, в котором уже в течение получаса мелькали факелы. И увидел, что огни отдаляются. Да и шум снаружи затихал.
Плач в переполненной синагоге постепенно смолк. Люди толпились у дверей, уже понимая, что опасность по непонятной причине миновала, но все еще не решаясь выйти на свежий воздух.
Ицик распахнул дверь первым. Он вышел наружу, глотнул морозного воздуха и достал из кармана сотовый телефон.
Телефонная связь – через века и снежные мили – установилась так быстро, как будто бы он звонил в соседний израильский городок.
— Привет, — сказал он. – Вы уже закончили молиться?
— Да, только что, — ответил ему брат. – И вы тоже?
— И мы тоже, только что.
— Как дела?
— Все обошлось, они ушли. Спасибо тебе, Йонатан, — произнес Ицик с чувством.
— Да не за что, все в порядке. Пока! – произнес Йони, отключился и засунул телефон в карман. Потом обернулся к Илану Коэну и сказал ему: — Я тебе очень благодарен. Ты молодчина. А теперь поехали, куда там тебе велено меня доставить.
А Ицик чуть замешкался. Он не успел спрятать телефон, и один из его товарищей, пробегая мимо, бросил любопытный взгляд на вещь, которая должна была показаться ему сверхестественной. Однако же, ожидаемой удивленной реакции не последовало. Его соученик лишь заметил:
— А, это у тебя такой аппарат, чтобы разговаривать с теми, кто далеко, верно? Наш ребе нам показывал такой. Он сказал, что через триста лет все будут такими пользоваться, потому что так и не научатся обходиться без лишних предметов.
Илан увольняется c работы
Йони Рогов и Илан Коэн неторопливым шагом, но неотвратимо приближались к зданию полицейского участка. Весь день они провели в школе, где Йони посещал уроки, а его новый друг сидел в помещении синагоги, брал с полок и листал книги, и плакал. Под вечер его решение окончательно созрело, и оставалось лишь проделать несколько формальностей, перед тем, как окончательно начать новую жизнь. Он решил прямо с завтрашнего дня присоединиться к бизнесу своего брата, у которого была небольшая продуктовая лавочка на соседней с их домом улице.
— Я подам в отставку в ту же минуту, как мы войдем и я увижу свое начальство. Я скажу им, что отказываюсь выполнять приказ, и что сразу же ухожу со службы. Зачем ты идешь со мной? Я не собираюсь тебя арестовывать, — убеждал Илан.
— Ладно, тогда я подожду снаружи, — решил Йони. – Только не задерживайся. Потом пойдем к нам домой, я тебя познакомлю с мамой.
Но их планам не суждено было осуществиться. Сначала Илан слишком долго ждал, когда придет его непосредственный начальник. Затем этот начальник не проявил особого интереса к сунутому ему под нос заявлению об увольнении и сообщил, что решать будет не он, а высшее начальство, и не сегодня, а когда ему заблагорассудится, поэтому податель сего все еще считается присутствующим
на работе и обязан предъявить арестованного, за которым был послан еще с утра.У Илана ни было не малейшего намерения предъявлять им Йони, ожидавшего на скамейке снаружи. Сначала он решил просто совершить дисциплинарный проступок и уйти, как ни в чем не бывало. Но он ощущал, что это тоже будет неправильно. Его раскаяние подразумевало полную прямоту, в том числе, с бывшим начальством.
— Я никого не арестовывал. Я передумал арестовывать этого мальчика. Он ни в чем не виноват. Я его просто отпустил, — сообщил он.
Непосредственный начальник Илана Коэна лениво поднял на него глаза от бумаг, как на надоедливую муху.
— Ну, и иди домой. Завтра пошлем за ним кого-нибудь менее психованного, чем ты.
— Но я завтра не приду на работу!
— И не приходи. Получишь дисциплинарное взыскание.
— А потом меня уволят?
— А потом тебя уволят. Так или иначе. Уходи уже, у меня работы много.
На этом Илан Коэн покинул навсегда помещение полицейского участка, в котором проработал перед этим без всяких забот несколько лет.
— Они собираются завтра посылать за тобой кого-то другого, — сообщил он Йони, когда они двинулись наконец в сторону дома.
— А я в школу не приду. Или, наоборот, прийти, как ты думаешь? Ну, арестуют меня. Ну, будет у меня такой героический факт биографии.
— Вы, я вижу, тут в игрушки играете. А страна тем временем…
— Ага, страна тем временем в опасности. Кто бы говорил!
— Ты теперь будешь попрекать меня моим прошлым? Ну и попрекай, я сам виноват. Я тебе разрешаю.
Йони почувствовал, что в голосе его нового друга набухают слезы, и дружески обнял его за плечи. Они уже приближались к их дому, и мальчик вынул телефон, чтобы предупредить маму, что он ведет гостя и стоит вскипятить чайник.
Но до дома они не дошли.
Семья полицейского
Йони не успел соединиться с мамой по телефону, потому что прежде зазвонил телефон в кармане его спутника. Поговорив всего минуту, Илан обернулся к мальчику.
— Я должен бежать. Горит магазин брата.
— Я с тобой. Пошли, — немедлено решил Йони, не привыкший бросать друзей в беде.
…Еще через два часа они сидели за столом в гостиной семьи Коэн. Отец уже успел отругать своего старшего сына за то, что тот не удосужился должным образом оформить страховку магазина… Говорить дальше было не о чем. Вся семья думала теперь только об одном: как хорошо, что у умницы Илана, младшенького, их гордости, есть такая замечательная работа в полиции, благодаря которой им всем все-таки удастся теперь снова встать на ноги.
Илан молчал. Йони сочувственно посматривал на него, слушая застольные разговоры, которые превратились в воспоминания о прошлом. Взбудораженные несчастьем члены семьи ударились в эти воспоминания, видимо, для того, чтобы немного успокоиться, утвердившись в семейной круговой поруке, которая всегда отличала их род.
Затаив дыхание, слушал мальчик рассказ главы семейства о том, как тридцать лет назад, еще до рождения сыновей, они переходили несколько границ по дороге в Святую Землю, предварительно распродав и раздарив все свое имущество. Почти вся остальная родня оставалась на их прежней родине, мало кто решился тогда на по-настоящему опасный и долгий пеший переход. Им повезло, их не убили и не арестовали по дороге. Им удалось обосноваться и продолжить свой славный род здесь, в Петах-Тикве. Многие из их родни потом сумели перебраться сюда теми же опасными тропами. Некоторые остались…