Форпост
Шрифт:
Утром засобиралась Анна к цыганке Азе, живущей в соседнем селе. Мысль сначала обратиться к ней, узнать, жив ли сын, а потом уже ехать в церковь, родилась минувшей бессонной ночью. Аза прославилась тем, что на картах могла предсказать не только судьбу человека, но и как бы заглянуть в его прошлое. Когда минувшей зимой в Березовке бесследно исчез подросток, она, раскинув карты, навела милицию и родителей на правильный след, сразу заявив, что мальчишку надо искать в озере. Хотя те, кто его незадолго до исчезновения видел, в один голос утверждали, что парень уехал на рейсовом автобусе в район. Там, дескать, и пропал. Потом выяснилось, что автобус сломался, едва выехав за село, и несколько местных пассажиров вернулись домой. А мальчишка тот пошел на озеро (говорят, проверить, не поймалась ли рыба
— Проходи, милая, догадываюсь, что не радость, а какое-то горе тебя ко мне привело, — сочувственно встретила нежданную гостью уже немолодая хозяйка добротного дома.
Рассказывая о своей беде, Анна не сразу заметила, как внешне переменилась Аза. Ее руки, ловко перетасовав колоду, разложили карты в определенном порядке, а лицо стало неподвижным и землянисто-серым, как у покойницы. Губы беззвучно что-то шептали, а взгляд был устремлен в одну точку.
Когда сеанс магии был закончен, каким-то уставшим голосом Аза произнесла:
— Жив твой сын. Только он очень далеко находится, поэтому не может домой приехать. Каждый день молись за его возвращение.
Она так и делала. Но уже и первый снег выпал, а никаких вестей из Афганистана не было.
Как-то у сельмага случайно встретила Анна Трофимовна Наташу, бывшую невесту Сережи. Неловко, видать, девушке было, только едва заметно кивнула головой, опустив глаза. И мышкой торопливо проскользнула мимо, словно боясь услышать плохое слово в свой адрес. Анна Трофимовна на нее зла не держала, дело молодое, всякое бывает в жизни. Не всегда же дружба в любовь переходит. Одно обидело: могла бы Наташа, хотя бы ради приличия, спросить о Сереже. Ведь наверняка и до нее слух дошел, что пропал он без вести в Афганистане. А так будто и незнакома с ним вовсе.
Да еще эта Наташина свадьба, как она некстати… Анна Трофимовна вспомнила, что в ближайшее воскресенье, 29 октября, в Боровой будут люди гулять и веселиться, желая счастья молодым, и только их с мужем этот праздник никак не коснется.
Зима в Афганистане разная. На юге она больше похожа на нашу осень, а в центральных районах чуть прохладнее, но не настолько, чтобы вспоминать о шубе. И только в горах царствует зима с сильными морозами и настоящими снегопадами. А в таких условиях особо не повоюешь. Вынужденный спад активности в боевых действиях одноглазый Саид компенсировал практическими тренировками и учебой в базовом лагере. Навыки минирования троп, объектов, стрельба по мишеням из всех видов оружия, физическая подготовка — это лишь неполный перечень занятий, которые позволяли моджахедам быть, что называется, в форме. Иначе «шурави» давно бы уже перебили их как куропаток.
О том, что намечается боевая вылазка в район Джабаль-Уссараджа, где размещен советский мотострелковый полк, Сверкович услышал от Рахмона. Но то, что в этот раз Сергей отправится вместе со всеми, узнал в последний момент. Ему по-прежнему, похоже, не очень доверяли.
Как только стемнело, отряд из тридцати до зубов вооруженных моджахедов во главе с Саидом покинул лагерь. Вытянувшись в цепочку, передвигались скрытно и бесшумно, как тени. Безлунная ночь была их союзницей. На рассвете они должны минометным огнем и «эрэсами» поздравить русских с праздником — Днем Советской Армии. Военный городок Джабаль-Уссарадж не случайно выбран в качестве мишени по согласованию с самим Ахмад Шахом. Надо показать этим «неверным», что воины ислама, как львы, готовы сражаться в любое время года до победного конца.
Когда горы уже остались позади, и они втянулись в долину, Саид решил собрать на окраине еще спавшего кишлака обе группы, чтобы внести в план действий некоторые коррективы, а заодно проверить готовность каждого к бою. До рассвета, то бишь до начала массированного обстрела военного городка, оставался час. Пару недель назад они хорошо здесь порезвились, с трех точек обстреляв полк средь бела дня. Русские, судя по всему, не ожидали от них такой наглости и пока приходили в себя, минометчик Анвар сумел две мины положить
прямо перед входом в штаб, который вскоре загорелся. В бинокль Саид с удовольствием наблюдал, как из объятого пламенем деревянного здания в панике вынесли знамя и забегали офицеры, толком не понимая, откуда ведется огонь. Повторить этот сценарий, только уже на рассвете, очень хотелось Саиду и его моджахедам. Такое почти маниакальное желание, видимо, усыпило бдительность, да и недооценили они русских, хорошо усвоивших преподанный им урок. Во избежание подобных вылазок мотострелки значительно усилили боевое охранение. К тому же в район расположения полка вскоре прибыл дивизионный разведбат. В его искусно устроенную засаду и попал в тот предрассветный час хитрый лис Саид.Кинжальным огнем на поражение, как скошенные серпом колосья, легли десять моджахедов, шедших впереди. Остальные, спасаясь от верной смерти, бросились врассыпную, кто куда. Немногим посчастливилось уцелеть: разведчики — не пехота, своего шанса так просто не упустят.
Сверкович интуитивно рысью кинулся назад, в сторону, как ему казалось, спасительных гор. Но отход отрезали какие-то тени. Мозг лихорадочно соображал: «Свои, чужие?» Впрочем, что значит — «свои»? Сверкович, обезумев от страха, как тот заяц, не знал, куда бежать: к русским или от них. Невесть откуда взявшийся камень-валун точно спас от чьей-то автоматной очереди. Сквозь свист пуль, пронесшихся над головой, Сергей услышал сопровождавший их отборный русский мат и ненавистно-восторженный крик: «Получайте, гады!» Что-то невидимое больно обожгло правую руку чуть выше локтя, и липкая струйка крови уже добралась до тыльной стороны ладони. В суматохе боя, точнее сказать, методичного расстрела группы, Сверкович не сразу понял, что ранен. Ноги в панике вынесли его куда-то к дувалу, затем во двор. Заскочив туда, он сделал несколько шагов и… провалился в подземелье.
Очнулся с мыслью, что уже на том свете. Почему-то терзало сомнение: в раю он или в пекле? Если в пекле, то где же тогда черт? Правая рука напомнила о себе тупой болью, обескровленная, она плохо слушалась. Бровь была рассечена, видимо, при падении.
Приподняв голову, увидел кусочек серого неба. В феврале оно облачное, неприветливое, холодное, не то, что летом. Оглядевшись, понял, что он угодил, скорее всего, в пересохший колодец глубиной более трех метров. Самостоятельно выбраться из этой западни ему, обессиленному, да еще с раненой рукой вряд ли удастся. Но и звать неизвестно кого на помощь не решался. Да и услышит ли кто-нибудь его слабый голос из-под земли?
В нелегких раздумьях о том, что делать дальше, прошло, наверное, больше часа. Давно все стихло вокруг, и установилась странная тишина, которая настораживала еще больше. Сверкович решил зря не рисковать и дождаться сумерек, чтобы под их покровом, собравшись с последними силами, попытаться выбраться наверх. А помогут ему в этом походный нож и автомат.
Спустя некоторое время он отчетливо услышал чьи-то шаги у колодца и внутренне напрягся, интуитивно приподняв левой рукой автомат с последним снаряженным магазином.
В круглую чашу колодца заглянуло немолодое бородатое лицо с чалмой на голове и тут же резко отринуло с гортанным криком на чужом языке. «Все, это конец! Сейчас „дух“ бросит в колодец гранату и — прощай, Родина, — безнадежно подумал Сергей, но тут же встрепенулся. — Надо что-то срочно предпринять, глупо так бестолково погибать. Как говорил старшина Василенко, если есть хоть один шанс из тысячи, настоящий боец не сдается, а всячески цепляется за него». И он, с трудом вспоминая свой скудный словарный запас и коверкая заимствованные с дари и пушту слова, что было сил отозвался.
Не сразу, но Сергей дождался реакции. Чья-то невидимая рука скинула вниз плетеную веревку, и он, цепко ухватившись за край, повис на ней всем телом.
Трое крепких афганцев, один из которых оказался хозяином дома, обезоружив Сверковича, ничуть не сомневались, что перед ними русский, а не какой-то там Адам. Они уже прикидывали, что выгоднее: оставить «шурави» себе как рабсилу или перепродать. Но за раненого много «афгани» не выручишь. Перевязав рану и дав кое-что поесть, заперли связанного пленника в сарае вместе с коровой. Решили, что утром определятся, что с ним делать дальше.