Форс-мажор – навсегда!
Шрифт:
– Спецсредство! – заговорщицки произнес воин, сжалившись над мальчишкой в форме.
«Ну т’к!» – понимающе кивнул сержант, будто в самом деле понял.
Капитан пошел в коридор, ведущий непосредственно в здание вокзала. Навстречу и мимо просвистела стайка разбитных баб – в серьгах, в перстнях, в цветастых шалях, в дурных дубленках. Надо понимать, группа поддержки мнимого вдовца, страхующая на выходе.
…Не оглянулся. Что там произойдет – ясно как божий день. Базарный грай, рев разбуженного щипком младенчика, детский скулеж «дя-а-адя! дя-а-адя!» И наконец – лопнувшее терпение милиции: «А ну пошли отсюда! Бысс-стро! Чтоб я вас тут никогда!..» Зато неугомонный
Капитан чуть было не вернулся. Все-таки он должен благодарить старикана за неслучившееся. Ведь случилось бы – там, в темном вагоне метро: тюк! и – труп!.. трупик… детский… Рефлекс быстрее мысли: тюк! А потом: «Изверг! Изверг! Что он вам сделал?! Только в сумку залез!» Да, но… В Чечне пацаны и помладше способны на…
Рефлекс быстрее мысли. Когда мысль догнала рефлекс, тут и все сразу – мгновенная бледность, испарина, вата в конечностях. «Болею»… М-да, здесь и сейчас трупик был бы н-некстати. Ссылка на контузию, на психологические тяготы многомесячной «командировки» в Чечне многое объясняет, но не оправдывает. Особенно после токмаревского раздрая в ОМОНе, на Грибоедова. Потому: спасибо старикану, из-за которого рефлекс дал осечку и позволил мысли догнать и перегнать… Мотивация пенса в данной ситуации не главное. Главное – результат: не случилось. Удачно, что сивогривый сидел к попрошайке ближе, чем капитан ОМОНа, – нутряной ненавистью перешиб капитанскую эмоцию. Хотя… какая там эмоция! Просто рефлекс, и – тюк!
Ну да, в сущности, благодарность заслужил в первую очередь не пенс, а все же Архар… и вовремя вспыхнувший свет. Пусть сивогривый отдувается единолично. Что же касается Архара – надо поощрить. Ты у нас сейчас внепланово погадишь, Архар. А то напустишь лужу в «beskin» – почти два часа предстоит в электричке до Соснового Бора, и до ее отправления еще…
Капитальная стела в центре зала под открытым небом воплощала незыблемость начертанного на ней расписания. Плюс лист ватмана, приляпанный скотчем:
«Расписание недействительно. Действующее расписание с обратной стороны».
Капитан Токмарев обошел стелу. На обратной стороне – аналогичный приляпанный ватман:
«Расписание недействительно. Действующее расписание с обратной стороны».
Токмарев угрюмо усмехнулся. «Что схема?! Что схема?! Она специально со смещением: станция слева, а на карте справа! Чтоб потенциального противника с толку сбить, деморализовать!» Сценарий разработан отечественным Генштабом в период холодной войны – против потенциального противника. Отчасти потерял актуальность.
Расписание до Соснового Бора он помнил наизусть. Если изменения и произошли, то плюс-минус в десять-пятнадцать минут. На запланированную электричку в 17.05 он все равно опоздал – тягомотина в метро сбила с графика. Теперь дожидаться следующей, 18.20. Плюс-минус. Навел справки в окошке кассы: 18.10. Почти час. Меньше, но почти. Куда торопиться? Домой? Домой вернулся охотник с холмов…
По телефону в Бору откликался монотонный автоответчик: «Здравствуйте! Оставьте ваше сообщение после длинного сигнала. Все!»
В последний токмаревский приезд автоответчика еще не было. А голос мужской, смурной… Не повод для далеко идущих выводов. На пленку для автоответа и должно записывать мужской-смурной,
а не женский-грудной – профилактически, времена теперь такие… Но если даже этот самый «мужской-смурной» не просто голос, то… юношеских иллюзий Токмарев напрочь лишился спустя год совместной жизни с Натальей. Пусть! Тем лучше. Если долго мучиться, получится именно что-нибудь, но не то, что нужно.Днем, с Грибоедова, Токмарев отзвонил, сообщил автоответчику:
– Наталья? Артем. Буду в Бору ближе к вечеру. Димку приведи от тещи. У меня для него подарок… – и скорее ритуально, нежели просительно: – Будь добра…
Еще набрал сосновоборский номер Марика Юдина – предупредить: разговор есть, Марк… В ответ – нескончаемые короткие гудки. Занято. И ладно! Если «занято», значит, Юдин дома.
Архар в саквояже обозначающе вякнул: пора бы, хозяин! Что пора, то пора. Спецсредство-Архар. Где-то так, где-то так.
Спецсредство у милиции – это, к примеру, наручники, это, к примеру, дубинка-«тонфа», это, к примеру, м-м… мегафон, с некоторой натяжкой.
У капитана ОМОНа Артема Токмарева личное спецсредство – Архар. Зубки – понадежней иных «браслетов», и лапой может приложить – чувствительней «тонфы», и рявкнуть – мегафону делать нечего. Так что почти не слукавил капитан, сообщив сержанту в метро: «Спецсредство!»
На то оно, средство, и спец, чтобы оставаться загадкой. Неизвестность пугающа. Помнится, в Грозном было-возникло у Токмарева спецсредство – деревянное гимнастическое кольцо с брезентовым обрывком… Кому-кому, но Къуре, помнится. Это до применения спецсредства был Даккашев – ястреб, то бишь Къура. А после – пуганая ворона. Отдельная история, мемуар. Потом!
А покамест Архару действительно надо на травку. Заслужил!
Где бы тебя вытряхнуть на минуточку, чтоб глаза никому не замозолить?
Токмарев вышел на привокзальную площадь. Через проезжую часть – скверик: березы вкруг, мемориальный камень «всем и никому». Не годится. Ранний апрель. Голые деревья, не укрывающие, а выявляющие – вот он, вот он, присел, расстегнул! К тому же нагромождение серой, рыхлой снежной слякоти по периметру – иным по пояс будет.
Справа, там, где обычно паркуются таксисты и частники, он боковым зрением зацепил нечто знакомое – красное пятно. Ну не пятно. Ибо пятно по определению бесформенно и расплывчато. А формы у дивы-индианки четкие, выраженные. И не за счет приталенного пальто.
Она стояла у кромки тротуара, кого-то дожидалась, таксистов игнорировала. Давненько дожидалась, если учесть общение Токмарева с патрулем, последующее прогулочное кружение по вокзалу, выяснение расписания, – в сумме не менее двадцати минут, а она… не ушла далеко.
«Де-е-еушка! Вы не меня ждете?» – уровень фольклорного Ржевского («Поручик! Но ведь так и по морде можно получить! Можно… Но можно и впердолить!»)
Токмарев – не поручик. Бери выше – капитан. Хамоватые приемчики не по нему. Просто инстинктивное отслеживание прекрасной дамы – без последствий. Взгляды исподтишка, пока маршруты совпадают. Чисто платоническое, характерное для каждого нормального мужчины, лишенного ржевского психоза «всех женщин – невозможно, однако стремиться к этому надо!»
Де-е-еушка! Вы не меня ждете?
Не тебя, не тебя! На лихом вираже к тротуару приписался двухместный (остальное, позади, – багажное вместилище) «Jeep-cherocy», цвет металлик. Водитель (амплуа «…и другие официальные лица») выпрыгнул из джипа, виновато (но мельком) развел руками, занялся иным – выволакиванием из багажного вместилища компактной и все равно громоздкой инвалидной коляски.
Дива-индианка прошествовала на место водителя, за руль, демонстрируя полнейшее равнодушие к «и другому официальному лицу», равно как и к пассажиру в джипе.