Форс-мажор

Не то чтоб Лаки видел за свою жизнь много денег. Но представить десятикратное их количество он точно затруднялся. Поэтому, осознав всю серьезность поведанной тайны, он сказал абсолютно искренне:

– Мне так жаль! Что я могу сделать?

– Можешь, дружок, можешь, - поспешил успокоить его Каннингс.
– Скоро конец года. Это для детишек Новый год - праздник. А для нас тяжелая веха. Надеюсь, ты понимаешь, что если мы не поправим дела, "Хабара-Хабру" грозит разорение?

А затем Каннингс сделал то, чего Лаки никак от него не ожидал: сморщил лицо и всхлипнул так, словно собирался пустить скупую директорскую слезу.

– Ты не представляешь, как тяжело, - голос Каннингса дрогнул.
– Невыносимо видеть, как гибнет твое детище! Я создал контору с нуля. И теперь...теперь...

Шеф прикрыл глаза рукой и с шипением втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы. Лаки ожидал, что он добавит еще пару-тройку слов. Но Каннингс молчал, тяжело вздыхая и отфыркиваясь.

– Но что я могу, ведь вы меня только что...
– не выдержал Лаки.
– Собственноручно.

Шеф моментально убрал ладонь от лица - на веках ни слезинки!
– и сказал:

– Наш последний шанс - Отто Форхандлер. Мерзавец должен нам денег. И если он раскошелится, все будет в ажуре. Но только быстро! Сегодня, сейчас, сию же секунду!

Душа Лаки радостно затрепетала:

– Конечно, - воскликнул он с готовностью, - я отправлю письмо с требованьем...

Каннингс оборвал его.

– Нет времени! Нужно действовать! Одна нога здесь...да чего там - обе ноги в зубы и вперед!
– Он поманил Лаки пальцем, а когда тот приблизился, горячо прошептал: - Я верю в тебя, сынок!
– И, не давая опомниться, сунул ему в руки тяжелую папку.
– Вся информация здесь.

Лаки узнал папку - бархатная, цвета бордо. Та самая, которой чванился покойный Арчибальд Блум. И теперь она достается ему! Видимо, небеса, наконец, заметили его достоинства и отвалили от щедрот! Сейчас только к Форхандлеру за деньгами, а вечером с Мадлен в неизведанное. Во все тяжкие!

Лаки не заметил, как вывалился их кабинета и скатился по ступеням вниз, прижимая к груди заветную папку.

Улицы украсились первым снежком. Яркие осенние листья падали на побелевшую мостовую. Отчаянно торопясь, Лаки заскользил по ним и на ходу впрыгнул в паровой трамвай.

Выйдя из трамвая на улице Еловой, где и впрямь росли ёлки, Лаки увидел ряд одинаковых особняков. Пронёсся к номеру четырнадцатому, дёрнул за цепочку, услышав нежный перезвон, и замер.

Дверь открылась, и Лаки увидел высокого, статного господина в чёрном глухом сюртуке и узких брюках. Лаковые штиблеты так и сверкали, хотя солнце пряталось в тучах. Сверкал и чёрный бриллиант в галстучной булавке, которой господин заколол шейный платок. Лаки набрался смелости, улыбнулся и сказал:

– Доброго дня, я ищу господина Форхандлера!

Господин осмотрел Лаки и спросил, давая понять, что всех кого хотел, визитер уже нашел:

– С кем имею честь?

– Главный асессор "Хабара-Хабра" Маки... Мэддокс Мак-Дави, - ничуть не смущаясь холодностью приёма, сказал Лаки.

– Хм... Помнится, в "Хабаре" был какой-то асессор... Блум? Я просил его передать начальству, чтобы меня не беспокоили.

– Изволите взглянуть?
– И Лаки протянул ему письмо о задолженности.

– Коллекторы, - с непередаваемым презрением сообщил Форхандлер, - имеют наглость быть назойливыми. Но чтоб посылать юнцов!

И он снова смерил взглядом молодого асессора, теперь уже от башмаков до сияющих голубых глаз.

– Когда сможете уплатить?
– не сдавался Лаки.
– Хорошо бы на этой неделе. Очень обяжете!

Отто некоторое время молчал. Казалось, он настолько удивлен, что просто отказывался верить. Наконец он озадаченно хмыкнул и, легонько ткнув Лаки пальцем в грудь, спросил:

– И что, ты взял и просто заявился ко мне, да? Совсем не боишься?

Лаки смущенно опустил взгляд, но, вспомнив печальные глаза шефа и заинтересованные - Мадлен, собрался и выпалил:

– Боюсь я или нет - не имеет значения! Значение имеет, что департамент налогов обязал вас оплатить...

Форхандлер разочарованно вздохнул, пробормотал что-то вроде "как знаешь" и захлопнул дверь перед носом Лаки.

Хорошее настроение не так-то просто испортить. Но когда на тебя наорут за невыполненное задание, да еще пригрозят увольнением, да откажут в свидании - настроение гарантированно ухудшится. С Лаки все случилось именно в таком порядке. Мадлен довершила разгром, сказав веско: "Удача и женщины любят решительных".

Лаки прибрёл домой, когда окончательно свечерело. Старик Битэн встретил его шаркающими шагами, кашлем и жидким овсяным супом. Лаки хлебал безразлично, не чувствуя вкуса.

– Плохо кушаешь, - огорчился дед.
– Слышал я про девочку, она плохо кушала! Так унесла её нелёгкая к самой Снежной Деве. Пошёл её парень выручать, да плохо это кончилось.

– Ты спутал, - грустно улыбнулся Лаки.
– Там всё кончилось хорошо.

Он ушёл к себе в комнату и раскрыл папку с делом Форхандлера. Парень давно отругал себя, что не сделал этого до визита на Еловую улицу. Наглость и самоуверенность лощеного типа с черным бриллиантом вызывали бешенство. Но не это главное - тип стоял между Лаки и его успехом на новом поприще! А значит, нужно найти слабое место господина Отто, и как можно скорее.

Начиналось дело расчетами, которые были для Лаки темным лесом. Он остановился на обрывавшем цифры описании. В нем значилось: "Господин О. Форхандлер. Род занятий - оказание услуг организациям и частным лицам. Подлежит налогообложению за семилетний период. Процентная ставка - тридцать, за вычетом расходов на ведение отчетности". В графе "Срок последней уплаты" стоял прочерк. О. Форхандлер не платил налоги семь лет! Как такое могло быть? Что за птица? И что за услуги?

Пробежав введение, Лаки отшвырнул папку и выругался:

– Мутный же ты тип, чёртов Отто!

В это время дверь скрипнула, и через порог с кряхтением перешагнул дед Битэн. Опираясь на палку, но все равно пошатываясь, он с напускной веселостью прошамкал:

– Ты, внучок, не обижайся на людей. А если кто обидит, так я слышал, что был когда-то джинн. А у него хозяин. И на кого хозяин укажет, тому джинн голову и отрубал.

Лаки от злости скрипнул зубами:

– Дед, джиннам нельзя убивать!

Когда дед скрылся за дверью, Лаки бросил взгляд на злосчастную папку. Та лежала, раскрытая на последней странице. А на ней крупными буквами было выведено: "Дело ведется главным асессором Гансом Груббером". Имя было перечеркнуто. И на его месте значилось другим почерком: "Фарадеем Будро". Последняя редакция гласила, что делом занимался Арчибальд Блум.