Фортификатор

— Я тебе сказать забыла. Он немного странный. График у него особенный, никогда не знаешь, когда спит, когда бодрствует. Старается ни с кем не общаться. Думаю, дохлый номер.

— Что значит, график особенный?

— Ну посмотришь на него, вроде все время что-то делает — торговцы бегают, дроны летают, армии снуют, будто не спит совсем.

— Красивая ты женщина Рина, — генеральша от моего комплимента зарделась, как струя горящего реактивного топлива, — и умная, но не прозорливая.

— Это еще почему?

— Да потому что так делают только настоящие бойцы. Шифруют ложными действиями свою основную деятельность. Например, чтобы ты, в том числе, не смогла вычислить, когда он спит. У него четыре подчиненных в дальних кантонах всего с двух фортов. Посмотри на награды, они вылезают справа, в информации о форте. Почти все боевые палладиевые. Он воин, причем неплохой. Все, отбой, сейчас попробую еще раз с ним поговорить.

Я нашел на карте нужный форт игрока Шихуанди. Неужели седьмой доминион? Его эмблемой была старая зубчатая стена. И сидел он в кантоне всего двумя фортами, с одним свободным слотом. Итак, что же написать.

Нужно было применить все эпистолярное искусство, чтобы Шихуанди просто ответил. Видеозвонки подполковник игнорировал, скорее всего, личный визит тоже не принесет никакого результата, может лишь больше укрепить в намерении не высовываться.

«Добрый день. Надеюсь, вас не смутит мое звание. Да, я всего лишь лейтенант третьего класса. Я не хочу навредить вам, не имею враждебных намерений и не буду давать пустых обещаний, что смогу защитить. Мои люди уже пытались связаться с вами, но потерпели неудачу. Уделите мне лишь пять минут и, если мое предложение не заинтересует, я больше никогда вас не побеспокою. Фортификатор».

Шея знатно вспотела, пока я составлял письмо Шихуанди. Подчас приходилось подолгу задумываться над подходящим словом. Цена ошибки — четыре гипотетические ударки в предстоящей битве (если подчиненные у него забиты войсками), где не было лишней боевой мощи. Сказать по правде, я трезво оценивал свои шансы, в дипломатии еще не поднаторел, с позиции силы разговаривать смысла нет, поэтому приходилось надеяться на адекватность и рассудительность собеседника. Два свойства человека, которые в нашем мире стали редкостью.

Поэтому, когда через минуту пришел ответ, я несколько оживился, но сразу же взял себя в руки.

«Ты говоришь более смело и открыто, чем генерал Барбадоса. Я слушаю. Шихуанди».

«Можешь воспользоваться видеосвязью, чтобы было быстрее?».

Я был готов к тому, что он откажется. На то была масса гипотетических причин. К примеру, Шихуанди мог стесняться своего внешнего вида. Виртуальная матрица выбирала самый высший пик прошедшего физического развития или образ, который человек рисовал сам себе. Но что, если ты родился с явными внешними недостатками и само отражение внушает тебе страх? Так или иначе, но эти китайские церемонии были очень долгими и утомительными, хотелось все выяснить максимально быстро.

К моему удовольствию, значок камеры замигал. Я подготовил себя к самому худшему варианту, но с экрана на меня смотрел пожилой смуглый мужчина. Вполне обычный, я бы сказал даже не лишенный некой харизмы. И что было ясно точно — это не китаец.

— Добрый день, меня зовут Андрей, — осторожно начал я.

— Здравствуйте, Андрей. Мое имя Франциско.

— Вы…

— Испанец. Я родился в мире, где важно было не место рождения, а этнос. Но если вам угодно, первый доминион.

— Меня просто несколько смутил ваш ник.

— Цинь Шихуанди был первым императором Китая. Великий человек. Он объединил тридцать шесть разрозненных областей, где назначил своих наместников. Ввел единую систему мер и весов, стал чеканить единую монету, ввел письменность. Хотя всему миру он известен, как император, который начал строить Великую Китайскую стену. Вы же знаете о Великой Китайской стене?

— Что-то слышал, — пришлось уклониться от прямого ответа. Да, знаю, нынешнее поколение знает в разы меньше, чем предыдущее. Отец не раз это говорил.

— Но думаю, у вас более конкретное предложение, чем болтовня по поводу ников.

— Да. И вот в чем дело.

Я излагал предельно ясно и последовательно, стараясь не сбиваться с мысли. Данный электорат не простил бы и малейшей ошибки. Франциско слушал, иногда задавал уточняющие вопросы, но было видно, думает о чем-то своем.

— Андрей, вы просите, чтобы я ввязался в вашу войну, но ответьте мне всего лишь на один вопрос: зачем мне это?

Я промолчал, подбирая слова, а Франциско продолжил.

— Вопрос по сути риторический. Если ваш план провалится, то я наживу опасного врага. Даже если господин Гризли не нападет сразу, а закроется Интердиктом, иметь под боком раненую змею, которая может ужалить, опасное и глупое занятие. Одно из великих литературных наследий китайского народа гласит: «война любит победу и не любит продолжительности». У вас один шанс нанести удар, и если по каким-то причинам он провалится, все пойдет прахом.

— Потенциальное усиление, — ответил я ему. — Да, это произойдет не сегодня и даже не завтра. Но уже сейчас у нас почти с десяток нейтральных бойцов, которые вскоре объединятся во фракцию. Рано или поздно нам придется столкнуться с Гризли. Я понимаю, что у вас слишком мало информации, и вы не можете поверить мне на слово, вам следует проверить…

— О, эту часть можно опустить, Андрей, — махнул рукой испанец. — Я не общался с Гризли, но слава этого человека бежит впереди него. Пожалуйста, продолжайте.

— После совместного нападения на Гризли вы станете частью моей команды. Мы создадим фракцию и будем претендовать на вступление в один из альянсов. Для вас это шанс защитить себя.

— Шанс?

— Никто не будет по доброй воле переселяться к черту на рога в вашем звании. Вы перешли кому-то дорогу и за это поплатились. Больше такого не случится. Если вы будете в моей команде и станете соблюдать дисциплину, то вам не будет угрожать опасность. Вряд ли кто захочет связываться с целой фракцией.

— Андрей, а вам не приходило в голову, что после моего вступления во фракцию не мне будет угрожать опасность, а вам?

За двадцать шесть дней до окончания Второй Эпохи

Семь лидеров и четырнадцать офицеров оставшихся фракций Альянса 9, именовавшиеся «Шиншиллы», собрались за общим столом кантона «Уэрба». Но, несмотря на многочисленную компанию, люди в фиолетовых мундирах угрюмо молчали. Говорил лишь один человек — высокий пузатый дядька лет сорока, главнокомандующий Альянса.