Форточка с видом на одиночество
Шрифт:
В руке подрагивала сигарета. Занемевшие яйца заставили сменить позу. Колено ударилось о днище стола, вздрогнула рюмка и пепельница. Коньяк еще плескался, оставляя масляный след на боках рюмки. Яйца оттаяли и сделались незаметными, как у трупа.
Моя квартира – в центре города.
В центре квартиры – огромный диван.
В центре дивана – я.
В форточке – кусок звездного неба, часть Вселенной, фрагмент бесконечности.
И тут меня посетила простая и ясная мысль, что мы одни во Вселенной без начала и конца.
И что Бога тоже нет.
И все мы, как
А никто не явится из этого безвоздушного пространства, из этой бездонной пустоты.
И нам некому будет броситься на шею.
Никто не заберет нас отсюда.
Я слышал долгое эхо молчания в однокомнатной квартире.
Форточка с видом на бесконечность.
Форточка с видом на одиночество.
Форточка с видом на бесконечное одиночество.
Ужин на одного.
Диван на одного.
Никто не придет.
Хорошо, что сейчас лето. Плохо, что я сижу в Москве, а не поехал куда-нибудь к морю. Но все равно хорошо, потому что лето. В прошлом году, летом, я был на Кипре.
Я не ездил в отпуск больше четырех лет. Я хотел отдохнуть за все эти годы. Законсервировать себя ощущением отдыха, как сохраняют в вакууме пакеты с молотым кофе.
И вот я лежал на пляже кипрского города Лимассол, ловил кончиками век радугу солнечного спектра, растекался по лежаку подтаявшей на солнце медузой. Надо мной пронзительно голубое, как глаза младенца, небо. В ушах у меня наушники от плеера. Я слушал джаз.
Этот плеер я купил в Москве. Зашел в магазин, выбрал, подхожу к продавцу. Тот спрашивает:
– Вы в армии служили?
Я решил, что он меня перепутал с каким-нибудь своим бывшим сослуживцем.
– Нет, – говорю.
– А военный билет у вас есть?
Ну, думаю, Лужков – сука. Мало того, что без паспорта на улицу не выйдешь, так еще и плеер без военного билета не продают. Оказалось, он мне скидку хотел дать по поводу наступающего двадцать третьего февраля. Какое счастье, что кончилась бесконечная московская зима.
Пятки красные – песок раскаленный. На нем можно готовить турецкий кофе. Море шкварчало и пенилось. Соль проступала на коже, как на вяленой вобле. И пинта пива в покрытом испариной бокале как нельзя кстати. Рядом девушки загорали топлес. Это было похоже на сон – хотелось ущипнуть их за эти торчащие соски. Только для того, чтобы убедиться в реальности происходящего и не для чего больше.
На Кипр я прилетел с другом. Его зовут Алик. Я его очень люблю. Мы знаем друг друга почти всю жизнь – с детского сада. С детского сада Алик конопат, как переспевший банан. В школе он был отличником. Я у него списывал. В своей взрослой жизни он тоже отличник – правильный, обстоятельный, дотошный и к тому же примерный семьянин. Его не страшно отпускать на отдых одного без жены и ребенка даже с таким распиздяем, как я. Перед нашим отъездом я зашел к нему домой.
– Зачем ты берешь с собой четыре пары обуви? – обреченно спросила его жена.
И он подробно объяснил ей, зачем ему четыре пары обуви. На это ушло минут двадцать.
На следующий день он явился в аэропорт, навьюченный двумя огромными баулами и рюкзаком, как одногорбый верблюд.
Запасливость Алика не знает границ и таможенного контроля.
Что бы я у него ни попросил, – у него было. Однажды я разлил на балконе нашего номера молоко. Нагло ерничая и издеваясь, я поинтересовался:
не захватил ли он с собой тряпку? Каково же было мое изумление, когда Алик полез в сумку, долго сопел и, наконец, извлек оттуда тряпку ростовского происхождения. А еще продолжительно сокрушался, что забыл взять с собой прищепки. Замечательные бельевые прищепки, которые он всегда берет с собой, а в этот раз, вот ведь бля… – забыл!Всем известно, что есть две необъяснимые вещи: откуда берется пыль и куда деваются деньги. И Алик знает ответ, по крайней мере, на второй вопрос. Всю свою наличность я смело вверил ему. Он вел нашу бухгалтерию: считал, экономил и планировал. Он даже собирал все чеки.
– Зачем ты собираешь эти чеки? – как-то, не выдержав, спросил я.
Его ответ меня потряс:
– Все так быстро забывается.
Короче, с Аликом на Кипре я был, как у Христа за пазухой.
К тому же он мог говорить по-английски. Отличник!
Помню первый наш ужин. С горем пополам и с Алика помощью мы заказали салат, красного вина «Отелло» и ягненка на ребрышках. Ягненок оказался крепким орешком. Слава богу, перед отъездом я посетил стоматолога. Поставил столько коронок, что даже голос у меня стал металлокерамический.
– Гарантия на зубы пятьдесят лет, – гордо сообщил мне врач.
– Так это ж, чтоб проверить, эксгумацию делать придется, – пошутил я в ответ.
В течение последующих двух недель на Кипре мы больше ни разу не заказывали мяса. Питались исключительно морепродуктами: октопусы, каракатицы, креветки и разная рыба.
Сложностей с зубами и языком у нас практически не возникало. Почти во всех кипрских тавернах имелось меню на русском, предлагавшее отведать не только местные, но и блюда русской кухни. Например, мы с восторгом прочитали: «Русская еда: борщ (суп)».
Когда все рыбное меню было нами досконально изучено и пропущено через себя, я вспомнил о рыбе, которую мы здесь еще не пробовали. Так мы приступили к мучительным поискам кефали. Сначала выяснялось, что кефаль по-английски – red mulled. Потом выяснилось, что red mulled по-русски – это барабулька. Потом под видом кефали нам пытались всучить see bus, который на самом деле является морским окунем.
Но раньше, когда я ел see bus за счет одного академика в закрытом элитном клубе «Монолит» в Москве, я этого еще не знал. Там у всех официантов внешность и дикция дикторов Центрального телевидения. И после каждого заказанного блюда они говорят «спасибо».
Академик уверял, что в каких только странах ни заказывал он этот see bus, но так, как готовят его в «Монолите», нигде не готовят.
– А что это за рыба? – спросил я его.
– Ну, – сказал он, – see – это море.
– А bus – автобус?
– Да, – сказал академик, – морской автобус.
Официант получил от академика сто баксов чаевых. А уж сколько стоил в «Монолите» этот морской автобус – мне неведомо.
Хорошо, что чаевые на Кипре входят в стоимость трапезы. По крайней мере, так мне сказал Алик. Мы их никому не давали, считая, что, как говорится, all including.
В общем, все было замечательно. Для полного счастья нам не хватало только женского общества. В этом вопросе вся ответственность была возложена на меня. Я, собственно, и не возражал. Готов был отплатить добром за добро. Хотя, честно говоря, и сам не умею знакомиться с женщинами на улицах, в транспорте, на пляжах и в других общественных местах массового скопления женщин.