Фотограф

Лиза от удивления и одновременно возмущения, чуть было не подпрыгнула на месте.

– Да что вы такое говорите Семен.

– Я сказал что-то лишнее?

– Честно говоря я не совсем понимаю зачем Саше может понадобиться графин, но если вы решили сделать ему такой подарок, то… Давайте что ли отметим нашу встречу? Скажите честно, вы не знали как предложить?

Семен вздрогнул. Он увидел, что салфетка вновь оказалась замята в его руке. И в правду зачем? Зачем он купил этот коньяк? Неужто он действительно подумал, что хрустальный графин может стать хорошим подарком четырехлетнему мальчику… От мыслей пробило в холодный пот.

– Вы уверены?

– Почему нет?

Семен взял бутылку дорогого пятидесятирублевого коньяка со стола. Почему нет и в правду?

4

– А хмурое небо низко!

Покрыло и самый храм

Я знаю – Ты здесь…

Семен оступился, брошюрка со стихами выскользнула из его рук и упала на пол. Он хихикнул и попытался поднять ее, но чуть было не завалился на пол. Тогда парень погрозил кому-то пальцем в пустоту, выпрямился, последний раз затянулся, закашлялся и потушил окурок папиросы «Герцеговина Флор» в стакане дорогого коньяка. Он стоял в одном нижнем белье на втором этаже собственного особняка, в спальне. Его шатало и чтобы не упасть, Семен удерживался одной рукой за комод. На кровати, вся в слезах лежала Лиза. Девушка всхлипывала, искоса смотря на Семена с опаской и одновременно с искренней любовью в глазах.

– Не будет больше стихов, Лизанька… – прошептал он. – Может быть еще один раз, последний? Я обещаю, что буду хорошим мальчиком… – он расплылся в улыбке. Он икнул. Глаза Семена засоловели и смотрели будто бы в никуда. – Всего разок, дорогая. Я хочу тебя…

– Ложись спать, прошу тебя Сема, – сказала девушка.

– Зачем? – Семен приподнял бровь. – С какой стати ты меня укладываешь?

– Ложись спать, пожалуйста!

– Я хочу тебя!

– Сема ты пьян…

– Ты хочешь сказать, что я алкоголик? – возмутился Семен.

– Я просто хочу, чтобы ты лег спать.

Семен всмотрелся в лицо Лизы, потом схватил стакан с коньяком, тот самый в котором он некоторое время назад потушил окурок папиросы и выплеснул его содержимое на пол, испачкав дорогой ковер. Затем он взял бутылку коньяка и плеснул себе разом полстакана.

– Сегодня я пью коньяк. За нас, – он выпил содерижмое, было видно как его тело покрылось гусиной кожей. Отчего-то на лице Семена появилась улыбка. Он прокашлялся, чистя горло и вскинул руку. – На лукоморье дуб зеленый! Златая цепь на дубе том… – фотограф не успел закончить куплет, как его повело, стакан отлетел в сторону и разбился о стену в дребезги, осколки стекла упали на ковер и кровать. Семен попытался ухватиться за спасительный комод, сгребая все, что стояло сверху, но только перевернул пузырьки с парфюмом Лизы и несколько рамок с фотографиями. Только каким-то чудом ему удалось устоять на ногах. Он рассмеялся, но все же медленно опустился на пятую точку и откинулся спиной к стене.

Лиза с ужасом продолжала наблюдать за происходящим.

– Зачем ты это делаешь Сема?

– Не нравиться, да? – Семен зацепил ногой едва начатую очередную бутылку коньяка и подтянул ее к себе. – Не нравиться я тебя спрашиваю?

– Прекрати Семен!

Семен покачал головой и приложился к бутылке прямо с горла. Он сделал несколько внушительных глотков и гулко выдохнул, явно получая от этого удовольствие. Дно бутылки вдруг резко опустилось на пол и на какой-то миг могло показаться что стекло разобьется но бутылка осталась цела.

– Значит не нравиться. Вот ты какая, Лизанька…

Он потянулся к комоду и выдвинул нижнюю полку, оттуда показался мешочек рублевых монет. Он принялся развязывать мешочек и вытряс содержимое в сторону кровати, на которой под одеялом пряталась девушка.

– А это тебе нравиться? – фотограф схватил дорогой французский парфюм, тот самый который упал с комода и только чудом остался цел и запустил пузырьком в стену над кроватью. Пузырек лопнул, туалетная вода растеклась по стене и комната тут же наполнилась благовониями. Лиза заверещала. – Это тебе нравиться сука?

Он вновь приложился к бутылке и с трудом поднялся на ноги, решительно двинувшись к шкафу. Он открыл его и вытащил оттуда вечернее платье, в котором Лиза провела этот вечер и которое Семен купил ей в одном из лучших бутиков Москвы.

– Нравиться, да? – он хихикнул и скомкав платье бросил его на пол, наступив на дорогую вещь ногой. С остервенением на глазах рыдающей Лизы, он принялся рвать платье на куски. – Нравиться? Я тебя спрашиваю паршивая сука? Нравиться? Нравиться? Нравиться?

У него началась истерика. С размаху он разбил бутылку о пол, сам поранялся в осколках, но не обращая на это внимания, он принялся резать то что осталось от платье получившейся «розочкой». Лиза вскочила на ноги и бросилась в сторону двери. Из одежды на девушке была одна ночнушка.

– Что случилось Лизанька? Я тебе уже не нравлюсь? – прорычал Семен.

Его лицо было залито кровью из рассеченной брови. Он попытался перегородить ей дорогу, но алкоголь оказался сильнее и Семена повело в сторону. Он поскользнулся и завалился на спину сильно ударившись затылком о спинку кровати. Он не почувствовал боли, но уже не смог остановить Лизу, которая почти голая выскочила из спальни. Ему было плевать на то куда она пойдет и в чем. Рука начала шарить по полу в поисках бутылки, но нашла лишь осколки разбитого стекла. Коньяка больше не было. На пороге появилась Алевтина Петровна, которая помогла подняться Семену и положила его на кровать. Старушка смотрела на него строго и с порицанием.

– Говорила я тебе Семушка, завязывай, а ты не слушаешь…

5

Семен коснулся кончиком языка нёба, чувствуя сухость во рту. Руки дрожали и стоило признаться самому себе, что чувствовал себя Семен просто отвратительно. Поперек горла стоял ком, который нельзя было протолкнуть стаканом воды. Суставы ныли, а мышцы неприятно сводило. На лбу выступали толстые капли холодного пота. Тело ломило. Отвратительное состояние, с которым нельзя было бороться. Стоило попробовать его пережить. Но как? Он сжал зубы, понимая, что еще чуть-чуть и сорвется, развернется, бросит букет и уйдет прочь. Нет, нет и еще раз нет. Не для этого он готовился, не для этого он вновь одел тот самый костюм, в котором состоялось их первое свидание. Правда? Да, пусть этот костюм не был выглажен, пусть воротник рубашки не был накрахмален и выглядел он скажем откровенно паршиво… Но! Он не мог сдаться, не имел на это никакого права. Он не мог просто так предать то чувство, что жило у него внутри. А вдруг? Вдруг она поймет его? Примет то, что он называет выходом? То, что он считает выходом и то, во что он искренне верит… Разлука не всегда убивает чувства, иногда она лечит… Он принял решение и казалось, что так будет лучше для обоих. По крайней мере так он сможет обещать ей, что такого, что ей пришлось пережить в ту ночь больше не повториться… НИКОГДА? И не потому что его не будет рядом, а потому что вернувшись он станет другим. Он знал, что будет так. Он верил в это.

Семен взял себя в руки и постучал в дверь. Показалось, что стук никто не услышит, что он сделал это тихо, невнятно, что следует постучать еще раз и он занес руку со сжатым кулаком, но за дверью послышались шаги. Вернее сказать это были легкие детские шажки, топот. К двери подбежал Саша, сын Лизы.

– Кто стучит? – послышался шепелявый детский голосок.

Семен почувствовал как внутри него все упало. Что если Лизы не было дома? Как быть тогда? Что говорить теперь? Попросить мальчка позвать маму? Или просто развернуться и уйти пока не поздно, чтобы не натворить дел? Стоило решать как можно быстрее, потому что чувствовалось, как мальчишка за дверью начал беспокоиться.

– Кто там? – явно обеспокоенно повторил он.

Семен прокашлялся, чувствуя что букет в его руках превратился в настоящий веник, настолько сильно он сжимал стебли цветов. Он переступил с ноги на ногу, спрятал букет за спину, будто опасаясь, что Саша может увидеть его и буквально выдавил из себя.

– Это дядя Семен…

В висках застучало. Теперь путей к отступлению не было. Саша либо откроет дверь, либо позовет Лизу… Он чувствовал как начало перехватывать дыхание. Однако Саша похоже не собирался никому ничего говорить. Послышался звук проворачиваемого замка, дверь медленно открылась, скрипя петлями. Сразу можно было понять, что в доме не хватало твердой мужской руки и заржавевшие со временем петли некому было смазать. В проеме показалось любопытное детское личико.