Фраер
Шрифт:
Я подошёл к дверям санчасти. Пожилой, похожий на сморщенный гриб осужденный с повязкой на рукаве, сидел на табуретке с обратной стороны решётки.
– Курить есть?– спросил он.
Я подал ему несколько помятых сигарет.
Он открыл засов. Я оказался за решеткой в узком коридоре.
Там толпилось с десяток зэков. Было чисто и прохладно. Белые стены увешаны агитационными плакатами типа- «Мойте руки перед едой». На окнах висели белые марлевые занавески. Стоял успокаивающий запах лекарств.
Я поздоровался – мне не ответили.
Проходящий по коридору офицер в
– Приёма не будет. Гони всех в шею. Я устал.
Потом неожиданно добавляет:
– «Aliis inserviendo consumor».
Это был начальник санчасти майор Степанов.
Я уже слышал, что выпив, он всегда выражался на латыни- «Служа другим расточаю себя».
Чисто механически, не задумываясь, я говорю:
«Ну да!- Aquila non captat muscas,- орел не ловит мух".
Степанов несколько озадачен:
– Минутку, минутку, откуда у вас латынь?
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Майор обернулся к санитару, двинул бровями:
– Этого, ко мне!
* * *
Я зашёл в кабинете начальника санчасти.
Присел на краешек кушетки. Не отказался от предложенной сигареты.
Степанов был хоть и пьющим, но одним из самых образованных офицеров зоны. Он не только выписывал толстые медицинские журналы, но и читал их. Знал о существовании СПИДа. Читал лекции об опасности беспорядочных половых связей. Кое кого удивляли его лекции. Какие в зоне могут быть беспорядочные связи? Всё продумано и взвешенно, исключительно по любви или за деньги.
Начальник санчасти измерил мне давление, пропальпировал печень.
Спросил, почему я хожу с тростью, хромаю.
Я рассказал о побеге. Как бы невзначай упомянул доктора Бирмана,
оперировавшего меня и сделавшего всё, чтобы я не стал инвалидом. Попросил совета, как избавиться от внимания козлов. Надо было очень доверять майору медицинской службы, чтобы откровенничать с ним, и он, я видел, оценил это.
– Я вижу, что вы по природе авантюрист.- Сказал он.
– Но тюрьма не то место, где можно ставить опыты над самим собой. Вам это надо усвоить. Тут можно только попытаться остаться человеком. Идите, я дам вам направление о переводе в инвалидный отряд.
На прощанье сказал:
– Зайдите завтра к медсестре. Я пропишу вам витамины.
Типы в инвалидном отряде оказались еще те. Колоритнейшие. Большинству за сорок– почти все с морщинистыми, битыми жизнью физиономиями. Кто-то – спокойный, с первого взгляда никакой опасности не представляющий. Потом я понял, что именно такие, спокойные, – самые опасные Другие- картинно понтовитые. Третьи- себе на уме. Никогда не угадаешь, что они замышляют.
Завхоз отряда дядька лет за пятьдесят по имени Гоша. Гоша похож на белорусского полицая- коллаборациониста. Он был кривой на один глаз, и моpщинист, словно стоптанный зэковский сапог.
Жил он также, как и все козлы, в каптёрке. Там, за занавесочкой, стоял его шконарь и деревянная тумбочка, покрашенная коричневой половой краской.
В отличие от сибарита Гири, Гоша вёл спартанский образ жизни. Жрал баланду. Радовался взятке в виде пачки «Примы».
У него только один пунктик. Не любил
десантников. Из-за них мотал срок. Зарезал собственного зятя, который бил об голову кирпичи. Не о свою. Об Гошину.Виталик и Миша Колобок встретили меня как старого знакомого. Не говоря лишних слов Виталик достал из тумбочки новую футболку.
Сказал:
– С крестинами тебя.
Миша был нечаянный убийца. Виталя, неудавшийся насильник. Девушка его сексуальной мечты выпрыгнула из окна третьего этажа. Сломала ноги.
В зоне всех насильников называют взломщиками мохнатых сейфов. Среди них есть представители всех возрастов и групп населения. Это самая большая загадка для страны, где секс с женщиной стоит меньше бутылки водки.
Мишка решил с завхозом вопрос насчёт спального места. Я поселился в том же проходе, где спали Колобок и Виталик.
Прожить одиночкой в зоне сложно. Опасности подстерегают со всех сторон, везде ментовские и зэковские "прокладки". Поэтому зэки кучкуются семьями или общинами.
Жить семьей на зэковском законе означает – дружить. Зэки инстинктивно объединяются по общим интересам. Секс в этом сообществе отсутствует напрочь, подобные объединения правильней назвать кланами. В семьи обычно входит небольшое количество осужденных, не более трех – пяти.
Мы вместе ели, спали рядом и поддерживали друг друга. А когда три человека горой стоят друг за друга,— это уже много чего значит и стоит.
Потом я предложил Виталику и Колобку подтянуть к себе Женьку. Нравились мне такие, бездумно бросающиеся в драку.
Жизнь в отряде протекала спокойно.
Утренней зарядки, как в других бараках не было.
На утреннем снегу я увидел странного субъекта, который обтирался снегом. Он был похож на снежного человека, голый по пояс, обросший седой шерстью.
Человек этот был под два метра ростом и стоял на снегу босиком. От выбритой головы шёл пар, похожий на сияние.
Я зябко ёжился, пробегая в туалет и спросил Виталика:
– Кто это?
Тот усмехнулся.
– Местная знаменитость. Вова Астрединов. Погоняло Асредин.
– А чего он? Закаляется что ли? Или в карты проигрался?
– Не-а! После БУРа с небом разговаривает.
Я оценил. Мне приходилось встречать человека, который после одиночки с стал сожительствовать с собственными тапочками.
А с небом общаться не страшно. Наверное это было даже приятно.
В инвалидном отряде можно было не работать. Но многим сидеть без дела было скучно. Да и на отоварку деньги были нужны, поэтому многие вязали сетки под картошку или авоськи для хозяек. А другой работы не было. Откуда?
Я не видел особой трагедии в том, что оказался в тюрьме. Посадили и посадили. Детский сад, школа, армия – это все подготовительные классы, настоящей школы жизни, куда я наконец- то попал.
В России испокон веков сидели все, начиная от Достоевского и заканчивая министрами- путчистами. Главное, было - не погнать. Не дать задымить своей крыше.
Чтобы этого не случилось, нужно было создавать движения, то есть что то придумывать, доставать, организовывать, общаться с людьми. Расписать и заполнить свой день по минутам.