Фрактальные узоры

— Завтрашние пары определены! — объявила она. — Вашим противником будет Бомбардикс. Так сказать, человек-оркестр.

Фиби поднялась на ноги и устремила на птицу взгляд, полный решимости.

— Теперь, когда конкурс почти закончен, может, ты нам скажешь, что получит ваша раса, если мы выиграем? Мне кажется, мы имеем право знать.

Синяя канарейка помолчала, прежде чем заговорить. В ее тоне слышалось уважение.

— Ты интересный человек, Фиби Саммерскуол, — сильный, неистовый. Я еще на Земле заметила в тебе что-то загадочное, но до сих пор никак не пойму… Ну хорошо, если ты спрашиваешь про главный приз, я скажу… В зависимости оттого, кто выиграет, Шалашники или Бомбардиксы получат право колонизировать Землю.

5. Шоу талантов

В небе появилось что-то лишнее. Земляне подозревали, что это все-таки не второе солнце, хотя оно было круглое и примерно такого же размера. Свет от него исходил, даже смотреть было больно, но странный шар почему-то еще и дергался из стороны в сторону, а это уже было ни на что не похоже.

Заметив, куда все смотрят, Тервиллигер объяснил:

— Одно из самых крупных разумных существ галактики. Из-за размеров вынуждено находиться вне пределов атмосферы, но тем не менее никак не может пропустить финал. Они вообще очень азартны, много ставят.

— О боже, — воскликнула Фиби. — Еще и тотализатор!

— Ну да, — согласился Тервиллигер. — Но эти ставки ничто по сравнению с призом, за который вы соревнуетесь. Планета есть планета.

— И как они оценивают наши шансы? — поинтересовался Скотт.

— Примерно равные, — ответил сом, — но есть колебания в обе стороны.

Музыканты «Фабрики чудес» вместе с толпой других участников конкурса стояли у самой сцены, представлявшей собой правильный шестиугольник, в данный момент пустой.

Сцена находилась посреди огромной площади, гораздо большей, чем та, которую было видно из окна гостиницы. Ни трибун, ни сидений нигде не наблюдалось, ограждений и стен тоже никаких.

— Давайте проверим оборудование, — распорядился Фрэнк.

Лидер группы явно нервничал, как, впрочем, и все остальные. Скотт снова и снова протирал очки, а Фиби едва удерживалась, чтобы не заняться тем же. Марк подвергал свои волосы столь суровой экзекуции, что Фиби опасалась, не выдерет ли он их совсем.

— Проверенная идея, — гордо сообщил Тервиллигер. — Это, кажется, называется каламбур?

— Займись лучше делом, — бросил Фрэнк.

Тервиллигер послушно выпустил целую орду манипуляторов, которые мигом разбрелись по гитарам, микрофонам, барабанам и клавиатурам, принадлежавшим «Фабрике чудес».

— Порядок, — вскоре доложил он. — Только у Фиби одна диафрагма оказалась слабовата, но ее починили.

— Надеюсь, не слишком поздно, Фиби? — с невинным видом осведомился Марк.

Она шутливо ткнула его кулаком в грудь.

— Хам!

Напряжение немного спало, и как раз вовремя.

Арена будущего сражения начала самонастраиваться.

Со всех сторон слетались транспортные платформы разных форм и размеров, открытые для представителей видов, способных переносить местную атмосферу, и закрытые — для остальных. Среди закрытых встречались прозрачные и затемненные — последние, очевидно, предназначались для застенчивых зрителей. Или, наоборот, для слишком страшных? — подумала Фиби.

Вскоре сцену окружила настоящая мозаика из парящих в небе зрителей — носатых, ушастых, чешуйчатых, гладких, с щупальцами и псевдоподами. Автоматические телевизионные камеры висели со всех сторон. Фиби наблюдала это уже в третий раз и все равно была потрясена.

— Кто бы мог подумать, что мы так скоро начнем выступать на стадионах? — пошутил Скотт.

— Тихо, — одернула его Фиби. — Надо присмотреться к остальным.

— Нам интересен только Бомбардикс, — заметил Марк. — Интересно, где он здесь?

— Позвольте вам напомнить, — вступил в беседу Фрэнк, — что мы даже не решили еще, что будем делать.

Выбор был прост: либо отказаться от борьбы, обрекая себя на пожизненное рабство и отдавая Землю неизвестному Бомбардиксу, либо постараться выиграть, чтобы завоевать возвращение домой, на планету, которая станет колонией Шалашников, что бы это ни значило. Тервиллигер предупредил, что любой отказ играть считается поражением.

— Да, к сожалению, выбора у вас почти нет, — вещал он. — Это потому, что вы недоразвитая раса. Вот если бы вы доказали свое родство с одним из полноправных видов, тогда совсем другое дело.

Призыв Фрэнка пропал зря, ибо на сцену поднялась первая группа.

Двенадцать существ, похожих на гоблинов, разложили на сцене большой ковер, заняли на нем каждый свое место и принялись выделывать немыслимые акробатические номера. Каждое их движение вызывало дикие воющие звуки меняющейся высоты и тембра.

— Вроде терменвокса, — кивнул Фрэнк. — Они модулируют своими прыжками и кувырканием какой-то вид энергетического поля.

После гоблинов на сцену вышли их конкуренты: стая квазиптеродактилей с клювами, усеянными дырками, которые звучали как флейты.

Потом состоялось голосование. Результаты в виде иероглифических голограмм высвечивались прямо в воздухе. Хотя земляне не могли их читать, об исходе поединка можно было догадаться по одному только несчастному виду гоблинов, которые уныло поплелись вслед за роботами-охранниками. Трудно было поверить, что это они только что так легко прыгали по сцене.

— Да, непросто тут у них, — хмуро покачал головой Марк.

Музыкальная битва продолжалась, яростная и непримиримая. Невообразимые звуки, усиленные и естественные, плыли над огромным пространством арены. Мелодичные и скрежещущие, атонические и пентатонные, короткие такты и длинные замысловатые фразы. Музыка росла, ревела, шептала и грохотала, обрушиваясь на слушателей. Победители ликовали, проигравшие опускали головы, а аудитория шумно выражала свое одобрение или неодобрение хаосом разнообразных звуков.

Фиби почувствовала, что не может больше это выносить. Чужим звукам почти удалось выбить у нее из головы все, что она знала о музыке земной. Ей захотелось заткнуть уши.

Наступил момент тишины. Фиби заметила в руках у роботов оборудование «Фабрики чудес». Вот-вот пора будет подниматься.

Откуда-то подлетела Модин с очередным подносом пива.

— Вот вам, освежитесь немного.

Фиби машинально взяла бутылку, но пить не стала. Она посмотрела на синюю канарейку.

— Мы ненавидим тебя, Модин.