«Фрам» в Полярном море (с иллюстрациями)

В этот раз у меня впервые в жизни замерзли ноги, в особенности колени и повыше колен. У других тоже озябли ноги; но надо принять во внимание, что мы ведь шли долго против ветра. Как только немного растерли себе ноги, они живо согрелись; но если бы не обратили на них внимания вовремя, то последствия могли быть серьезными. Вообще же погода не показалась очень холодной; наоборот, нашли ее весьма приятной, и я убежден, что будь мороз еще десятью, двадцатью, даже тридцатью градусами крепче, то и это не показалось бы нам ужасным. Прямо удивительно, насколько притупляется чувствительность к холоду!

Бывало, дома, выйдя в двадцать с лишним градусов мороза, я считал, что на улице пронизывающий холод, хотя бы и стояла совершенно тихая погода. Но здесь я не чувствую холода, выскакивая одетым по-домашнему на мороз в пятьдесят градусов, да еще с ветром. Когда сидишь дома в тепле, всегда создается преувеличенное представление об ужасах холода. А он вовсе не так ужасен. При морозе все чувствуют себя прекрасно, хотя бывает, конечно, что иногда, если поднимется слишком сильный ветер, кто-нибудь погуляет несколько меньше обычного или просто откажется от прогулки; но случается это только с теми, кто вышел чересчур легко одетым, без зимней экипировки.

Вечером температура –51,2° при ветре с ССВ 4,4 метра в секунду. На юге сильное северное сияние. И заря рдеет на небе даже в полночь».

«Понедельник, 12 марта. Медленный дрейф на юг. Предпринял дальнюю прогулку на лыжах к северу. Надел «ветряные штаны», но опять в них было почти жарко. Утром –51° и северный ветер почти 4-метровой скорости; к полудню стало на несколько градусов теплее. Северный ветер свежеет, барометр опять поднялся, а я-то думал, что ветер должен перемениться.

И это посылает нам март, на который я так надеялся! Теперь надо ждать лета. Скоро минет полугодие дрейфа; уходя, оно оставит нас приблизительно на том самом месте, где и нашло нас».

«Среда, 14 марта. Вечером собаки вдруг подняли лай, и мы решили, что это медведь. Свердруп и я взяли ружья, отвязали Уленьку и Пана и отправились. Было еще довольно светло, и кроме того, всходила луна. Лишь только собаки оказались на льду, как понеслись, словно две ракеты, к западу, и мы едва поспевали за ними. Перепрыгивая через трещину, я провалился одной ногой выше колена в воду. Насквозь, как это ни удивительно, не промок, хотя на мне и были только финские каньги да грубошерстные гамаши.

Но при этом морозе (–39°) вода замерзает на холодной ткани раньше, чем ей удается пройти сквозь нее; снаружи образуется ледяной панцирь, который даже греет тело. У одной из дальних полыней обнаружилось наконец, что собаки почуяли совсем не медведя, а тюленя или моржа: в нескольких местах на молодом льду виднелись круглые отдушины, через которые эти животные выбираются на поверхность. Удивительно острое чутье у собак: отдушина находилась по крайней мере в 1000 метров от корабля, и к тому же зверь высовывал из воды лишь кончик носа. Пошли назад на судно за гарпуном, но вернувшись обратно, не видели даже тени зверя, хотя несколько раз прошлись взад и вперед вдоль полыньи.

Тем временем Пан в своем задоре подошел слишком близко к краю полыньи и провалился в воду. Лед был настолько высок, что собака никак не могла без посторонней помощи выкарабкаться, и, если бы я ее не вытащил, она бы, пожалуй, утонула. Теперь Пан лежит у нас в кают-компании, сохнет и отдыхает. Интересно, что пробыв довольно долго в воде, пес, однако, не вымок насквозь; подшерсток его густой шубы сух и тепел. Для собак вообще праздник попасть сюда вниз, где им не часто доводится бывать. И уже попав, они все каюты обегают, все углы обнюхают и лишь после этого, отыскав уютное местечко, улягутся.

Погода прекрасная – почти штиль, мерцание звезд и лунный свет. На севере – вечерняя заря. На юге горит северное сияние, похожее на пламенные пылающие языки – копья, оно развевает по ветру серебряное покрывало, пышные складки которого расшиты красными брызгами. Эти причудливые ночные зрелища всегда пленительно новы и всегда пленяют душу волшебными чарами».

«Четверг, 15 марта. С утра –41,7°; в 8 часов вечера –40,7°; в середине же дня несколько теплее: в 12 часов –40,5°, а в 4 часа дня –39°. Солнце как будто начинает набирать силу.

Удивительные животные – эти собаки. Вечером им, видимо, стало жарко в конуре – четыре или пять вышли оттуда и улеглись на палубе. При 50-градусном морозе они, напротив, большей частью забиваются в конуры и внутри возможно плотнее жмутся одна к другой. И на прогулки их тогда трудно выманить; они предпочитают лежать где-нибудь на солнце, с подветренной стороны судна. Теперь же и им погода кажется мягкой, и они не прочь побегать; сегодня нам легко было сманить их с собой на прогулку».

«Пятница, 16 марта. Последнее время Свердруп был занят изготовлением парусов для наших шлюпок. С утра дул легкий юго-западный ветер, и мы испытали один из этих парусов на паре связанных между собой нарт. Они превосходно пошли под парусами; чтобы пустить нарты в ход, вовсе не нужен сильный ветер. Если придется возвращаться обратно по льду, паруса очень помогут».

«Среда, 21 марта. Наконец наступила перемена; поднялся ветер с юго-востока, и нас снова несет на север. Весеннее равноденствие позади, а мы ни на один градус не подвинулись к северу со времени осеннего равноденствия. Интересно, где застанет нас следующее равноденствие? Окажемся южнее, и победа наша будет под сомнением; если же окажемся севернее, борьба будет выиграна, пусть хоть и не скоро еще. Возлагаю надежды на лето, оно должно принести перемену.

Открытая вода, по которой шли на парусах в прошлом году, не могла возникнуть только от таяния льда: она, несомненно, образовалась в результате действия ветров и течений. А ежели лед, в котором мы теперь затерты, относит так далеко на север, что открывается место для этой свободной ото льда воды, то с его помощью должны пройти добрую часть нашего пути. Правда, можно полагать, что лето с холодным Полярным морем на севере и теплой Сибирью на юге принесет преимущественно северные ветры. Это наводит на некоторые сомнения, но, с другой стороны, к западу от нас – теплое море; оно может пересилить. Кроме того, «Жаннетту» ведь несло на северо-запад.

Замечательно, что несмотря на западные ветры, нас не относит на восток. Крайняя наша долгота была только 136° восточной».

«Великий четверг, 22 марта. По-прежнему сильный юго-восточный ветер, хорошо дрейфуем на север. Настроение поднимается. В снастях свистит ветер, словно сама богиня победы шумит в воздухе крылами…

Утром одного из щенков схватили вдруг судороги: с пеной у рта он как бешеный, кусал все, что ему попадалось. Припадок кончился столбняком, и мы вынесли беднягу на лед. Он запрыгал вперед, как жаба, с неподвижно вытянутыми лапами, закинув кверху шею и голову и выгнув седлом спину. Я испугался, что это бешенство или какая-нибудь другая заразная болезнь, и тут же пристрелил его. Это, быть может, было несколько опрометчиво; едва ли могла проникнуть к нам сюда какая-нибудь зараза.

Но что бы такое могло с ним случиться? Эпилепсия? Несколько дней назад меня испугал другой щенок, который вдруг начал кружить на месте в навигационной рубке и лаял как бешеный. В конце концов он спрятался между стеной и ящиком. Это наблюдали и другие товарищи. Потом он снова стал вести себя вполне нормально, и в последние дни мы ничего необычного за ним не замечали».

«Страстная пятница, 23 марта. Полуденное наблюдение дало 80° северной широты. За четверо суток прошли на север такое же расстояние, какое проходили за три недели или даже больше при дрейфе на юг. Это уже утешительно.