Франция. Убийственный Париж
Шрифт:
Бушезейш, кстати, также не был чужд миру искусств: эротоман Мишель Симон прикупил у него в «Гавроше» по случаю парочку борделей на улице Сен-Дени.
О каком громком политическом преступлении ни заходит речь, везде мелькает тень Аттиа. Его «лейтенант» Франсис Боденан в 1966 году совершил сенсационное похищение конголезского экс-премьера Чомбе. Аттиа завербовал в «бородачи» Кристиана Давида — «красавчика Сержа», одного из киллеров, якобы рекрутированных коза ностра в 1963 году для выполнения ответственного заказа в США — убийства президента Кеннеди, и будущего убийцу комиссара Галибера (13).
Считается, что напарником Аттиа по вербовке «бородачей» был легендарный Боб Малубье, он же — Абу Шенабах (по-арабски — «Усатый папаша»), классический «барбуз». Герой Сопротивления, он еще в ноябре 1942 года был
Несмотря на активный образ жизни, Аттиа, выкуривавший в день не менее двух пачек убийственного, «солдатского» «Жигана» без фильтра, умер в своей постели 22 июня 1972 года от рака горла. О вольной молодости он грустил: по словам дочери, готовил перед самой смертью и чуть-чуть не совершил ограбление века, о котором мечтает каждый уважающий себя бандит. Едва он испустил последний вздох, кто-то досконально обыскал и его квартиру, и здание «Гавроша».
Возможно, об Аттиа вскоре вновь заговорят. Его мечтает сыграть модный нынче Сами Насери: ну как же, ведь Жо был единственным североафриканцем среди звезд французского бандитизма, иначе говоря, пионером мультикультурализма. Но произойдет это не скоро: пока суд да дело, сам Насери в очередной раз попал в тюрьму.
P. S. Словечко «барбуз» придумал Доминик Поншардье (1917–1986): этот (еще один, о господи) герой Сопротивления (впрочем, американский исследователь Ральф Скулрэфт называет его «штатным палачом Сопротивления») и друг Ромэна Гари руководил в Алжире «тремястами убийцами». Сделал же его достоянием гласности журналист Люсьен Будар, подслушавший в самолете разговор между руководителями алжирской операции: 2 декабря 1961 года во «Франс суар» прогремела его статья «„Барбузы“ идут». Но обессмертил этот жаргонизм Жорж Лотнер, снявший «Барбузы» («Секретные агенты», 1964) с участием Лино Вентуры. В фильме прозвучала легендарная реплика: «Один бородач — это просто бородач, а два бородача — это уже „барбузы“». Слово мгновенно вошло в моду. Среди фильмов той эпохи встречаются и «Дорогая „барбуза“» (1966) Хозе Мария Форке, и «Карнавал „барбуз“» (1966) Альберто Кардоны, Роберта Линка, Шелдона Рейнольдса и Луиса Суланеса.
Сам же Поншардье под псевдонимом Антуан Доминик опубликовал множество романов о похождениях секретных агентов. По его сценариям сняты «Подозреваемые» (1957) Жака Древиля, «Горилла приветствует вас» (1958) и «Вальс гориллы» (1959) Бернара Бордери, «Казнь» (1961) Мориса Казнева, «Горилла укусила архиепископа» (1962) Мориса Лабро и телесериал «Горилла» (1990). В конце своей карьеры он занимал дипломатические посты и, представляя интересы Франции в Боливии, в 1967 году немало помог философу Режису Дебре, участнику отряда Че Гевары, избежать бессудной расправы.
Более или менее реалистическое описание борьбы «барбуз» с OAS содержит «Заговор» (1973) Рене Генвиля. Колоритный усач Робер «Боб» Малубье сыграл эпизодическую роль в фильме Жана Люка Годара «Фильм-социализм» (2010). Создание «Красной руки» изобразил — в нелепом, гран-гиньольном духе — Рашид Бушареб во «Вне закона» (2010).
Глава 47
Ворота Клиньянкур
Враг общества (1979)
2 ноября 1979 года на бульваре Орнано, перед самым выездом из Парижа — «воротами Клиньянкур» (Порт-де-Клиньянкур), около 15.15, коричневый БМВ, в котором сидела счастливая парочка, любезно пропустил голубой грузовичок, поворачивавший налево. Шофер благодарно помахал мужчине за рулем, но повел себя возмутительно — затормозил, перекрыв дорогу, а в кузове встали в полный рост четверо с карабинами наперевес. А мамаша с коляской, чудак, болтающий с газетчиком, гарсон, подметающий мостовую, хиппи с самокруткой, парень на мопеде, девушка, с которой парень кокетничал, — полсотни прохожих — выхватили
табельные стволы.Комиссар Бруссар (8) был горд актерским даром своих «ковбоев» и их отменной реакцией на жест мужчины, потянувшегося к сумке в ногах. Хотя, возможно, им лишь показалось, что он потянулся. Приняли желаемое за действительное: очень уж им хотелось, чтобы потянулся. Четыре снайпера одновременно всадили девятнадцать пуль в сорокадвухлетнего Жака Месрина по прозвищу Гранд. С головы трупа съехал бесполезный парик. Вместе с Грандом погиб его абрикосовый пудель по прозвищу Фри-пуй — «Прохвост».
Как бы хотел Бруссар, чтоб рядом были только ряженые «ковбои». Но в Париже, увы, живут еще и парижане. Двое из них заставили полицию записать показания о том, что они видели. Точнее, что слышали. Точнее, чего не слышали. Хозяин бара «Ле Терминюс» и студентка, болтавшая по телефону-автомату, поклялись: крики «Не двигаться! Тебе конец!» раздались после залпа.
Париж зашумел о бессудной казни, но Сильви Жанжако, чудом выжившую, потерявшую глаз в собственный день рождения, подругу Месрина, не допросили. Дело уместилось в папку толщиной два миллиметра с копией рапорта Бруссара. Злополучный БМВ двадцать восемь лет продремал в гараже угрозыска и был уничтожен.
«Флики» были свято уверены в своей правоте, утверждая, что защищались. Не только потому, что в сумке Месрина лежали чешские осколочные гранаты и пистолет: он вообще не расставался с оружием никогда — даже в туалете. И не потому, что президент Жискар д’Эстен бросил в сердцах министру внутренних дел: «С ним надо кончать». Месрин был ходячей бомбой огромной разрушительной силы. Его и не собирались брать живым, да 432 и он предупредил Бруссара: «Я тебя люблю и уважаю, но в следующий раз нам придется стреляться. Подумай сам, мы не сможем поступить иначе. Фраер этого не поймет, но прав будет тот, кто выстрелит первым».
Ходили слухи, что Бруссар, хвастаясь, как удачливый охотник на крупную дичь, приподнял ногу трупа. Шестнадцатилетняя Сабрина, дочь Месрина, рассказывает, что Бруссар у себя в кабинете предложил ей шампанское в честь своего успеха. Комиссар все отрицал, а пойманную фотографом гримасу дикой радости объяснил тем, что представил на кровавых носилках не Месрина, а себя.
Что ж, Гранд был очень крупной дичью.
Сын торговца текстилем еще в школе шлялся к девкам на Пигаль и угонял автомобили. В восемнадцать лет женился на беременной — не от него — сенегалке Лидии де Суза. Но судьбу его решил призыв на алжирскую войну.
В апреле 1959 года дембель привез в Париж Крест воинской доблести, пистолет сорок пятого калибра, с которым не он уже расстанется, пьянящее знание власти, которую дает оружие, и отвращение к легитимации насилия. Государство преступно — он будет говорить с ним на его языке. «Я собирался превратить преступление в свое ремесло. Я собирался стать убийцей. Одним из тех диких зверей, которые хладнокровно уничтожают существа из плоти и крови, не испытывая ни малейшего чувства вины», — напишет он в мемуарах «Инстинкт смерти».
Начало его карьеры не впечатляет: рэкет, разборки, грабежи. Отсидев полтора года, Месрин честно устроился в студию дизайна, но попал под сокращение. Грядущий артистизм проявился в манере проникать в особняки с букетом цветов, а-ля Арсен Люпен. Если хозяева дома, можно представиться посыльным, если нет — оставить букет в знак признательности.
Месрин живописал расправу с сутенером Ахмедом, избившим его подругу. Несмотря на детали — хруст костей, предсмертная икота, похороны в загородном доме родителей, — ему не веришь. Даже те, кто не читал «Инстинкт», знают: автор утверждал, что убил тридцать девять человек. Один криминолог прозорливо отмечал: «В Месрине живет мелкий убийца, мечтающий стать великим». Полиция, надо полагать, проверила его россказни и махнула рукой. На самом деле, в книге говорится иное. По Месрину, в марте 1973 года арестовавший его комиссар Тур попытался повесить на него труп какого-то сутенера, найденного с пулей в голове под Версалем: «Слушай, Месрин, с тех пор как ты вернулся, смертность среди братвы заметно повысилась. <…> Сколько людей ты убил за свою карьеру? Я знаю, что все они — птицы твоего полета, но, все же, сколько? Десять? Двадцать?» На что Месрин якобы и ответил глумливо: «А почему бы не тридцать девять?»