Французская литературная сказка XVII – XVIII вв.
Шрифт:
Проснувшись на рассвете, король Газны был немало удивлен, когда вместо ожидаемого нападения увидел, что враг отступает. С отрядом своих лучших воинов он тут же пустился в погоню. Он перебил многих беглецов и захватил в плен самого Касема, который из-за раны не мог бежать быстро.
— Отчего ты беззаконно и беспричинно вторгся в мою страну? — спросил Багаман. — Разве у тебя был повод для объявления войны?
— Багаман, — ответил пленник, — я думал, что ты из пренебрежения отказал мне в руке дочери, и решил отомстить. Тогда я не мог поверить, что Магомет твой зять, а теперь нисколько не сомневаюсь в этом, ибо он ранил меня и рассеял мое войско.
Багаман не стал долее преследовать бегущих врагов и возвратился в Газну с пленным Касемом, который в тот же день скончался от своей раны. Когда стали делить добычу, она оказалась так велика, что воины вернулись домой, отягощенные золотом. Во всех мечетях возносили благодарственные молитвы и пели хвалу небу, разгромившему врага. С наступлением ночи король прибыл во дворец Ширин.
— Дочь моя, —
Вскоре он смог получить это удовольствие. Как обычно, я вошел в окно Ширин, зная, что он уже там. Он упал к моим ногам, поцеловал землю и сказал:
— О великий пророк! Никакими словами не выразить то, что я сейчас чувствую. Читайте же сами в моем сердце, исполненном благодарности.
Я поднял Багамана и поцеловал его в лоб.
— Король, как могли вы подумать, что я оставлю вас без помощи в затруднительном положении, в котором вы оказались из-за любви ко мне? Я покарал гордого Касема, намеревавшегося завладеть вашими землями и сделать Ширин рабыней в своем серале. Теперь вам нечего опасаться, что кто-то из властителей пойдет на вас войной, а если кто и осмелится сделать это, я нашлю на его войско огненный дождь, и оно обратится в пепел.
Снова заверив Багамана, что я беру его владения под свое покровительство, я поведал ему, какой переполох поднялся во вражеском стане, когда сверху посыпались камни. Багаман же передал мне предсмертные слова Касема, а затем удалился, чтобы не стеснять Ширин и меня. Принцесса не менее чем ее отец испытывала признательность за важную услугу, оказанную мной государству: она осыпала меня ласками. Я чуть не забыл об осторожности; уже светало, когда я наконец забрался в сундук. Впрочем, к тому времени все уже так твердо считали меня Магометом, что, даже если б воины и увидели меня в воздухе, это не открыло бы им глаза. Я и сам уже почти верил, что я пророк, после того как обратил в бегство целое войско.
Через два дня после погребения Касема, которому, хоть он и был врагом, устроили пышные похороны, король велел устроить в городе увеселения как по случаю победы, так и для того, чтобы торжественно отпраздновать брак принцессы Ширин с Магометом. Я решил, что праздник в мою честь непременно должен увенчаться каким-нибудь чудом. Для этого я купил в Газне белой смолы и хлопковых семян, а также маленькое огниво. Целый день я провозился в лесу, приготовляя фейерверк из хлопковых семян, погруженных в смолу. Ночью, когда народ веселился на улицах, я взлетел так высоко, чтобы сундук нельзя было различить в огнях фейерверка. И тогда я высек огонь и поджег смолу. Хлопковые семена рассыпались и трещали, фейерверк получился великолепный. Затем я благополучно вернулся в лес. Наутро мне захотелось пойти в город, послушать, как там обо мне судачат. Я не обманулся в своих ожиданиях: народ толковал на разные лады о моей проделке. Иные утверждали, будто Магомет, желая показать, что праздник ему приятен, явил народу небесные огни. Другие уверяли, будто среди летучих звезд видели самого пророка, почтенного белобородого старца, каким он представлялся им в воображении.
Все эти бредни страшно меня забавляли! Но увы! Пока я вкушал это удовольствие, сундук, мой бесценный сундук, источник всех моих чудес, сгорел в лесу. Видно, в мое отсутствие он занялся от какого-то незаметно тлевшего уголька, и вот от него ничего не осталось. Возвратившись, я обнаружил вместо сундука кучу золы. Отец, который по возвращении домой видит единственного сына в луже крови, пронзенного безжалостным клинком, не горюет так, как горевал я. Лес огласился моими криками и стонами, я рвал на себе волосы и раздирал одежды. Не знаю, как я не лишил себя жизни в таком отчаянии.
Но делать было нечего. Нужно было на что-то решаться. И мне оставался лишь один выход: поискать счастья в других местах. Итак, пророк Магомет, к огорчению Багамана и Ширин, покинул Газну. Через три дня я встретил большой караван — то были каирские купцы, возвращавшиеся на родину. Я пристал к каравану и прибыл в славный город Каир; для пропитания мне пришлось сделаться ткачом. Я провел там несколько лет, затем переехал в Дамаск, где занимаюсь тем же ремеслом. Всем кажется, что я доволен своей участью, но это только видимость. Я не могу забыть о былом счастье. Ширин неотлучно пребывает в моем воображении. Утомленный, я хочу изгладить ее из памяти, напрягаю все силы, и это занятие, столь же тяжкое, сколь и бесплодное, делает меня глубоко несчастным.
Антуан Гамильтон [92]
Тернинка [93]
Прекрасная и несчастная Шахразада завершила этой сказкой девятьсот девяносто девятую ночь своего брака, и султан, верный своей неизменной осмотрительности, встал с постели, опередив рассвет, чтобы опередить в совете своих министров.
Не успел он уйти, как Дуньязада, добрейшая, хотя и несколько вспыльчивая девушка, повела с султаншей такой разговор:
92
Шотландский дворянин Антуан (Энтони) Гамильтон (1646–1720) родился в Ирландии. Детство он провел во Франции —
его родители эмигрировали после казни Карла I. На родину он вернулся только в 1660 году, после коронации Карла II. После того как его сестра вышла замуж за шевалье де Граммона (по преданию, два брата Гамильтона настигли сбежавшего от невесты жениха уже на французской земле. «Сударь, вы ничего не забыли в Лондоне?» — вскричали они «Простите, господа, я забыл жениться на вашей сестре»), Антуан Гамильтон стал подолгу жить во Франции. Когда же король Иаков II лишился престола и был вынужден пересечь Ла-Манш, Гамильтон последовал за ним.Все свои произведения, стихотворные и прозаические, он создал на французском языке, которым блестяще владел. Самое значительное из них — «Мемуары графа де Граммона» (1715) — авантюрный нравоописательный роман, написанный им по рассказам шурина. Волшебные сказочные повести он начал сочинять, скорее всего, в 1705 году, когда все придворные дамы наперебой восторгались сказками «1001 ночи», только что переведенными Галланом. Гамильтон побился об заклад, что напишет не хуже. Установка на пародийность придала волшебным событиям необходимую толику иронии, раскрепостила авторскую фантазию. Правда, писатель не всегда справлялся с условиями им самим созданного жанра: комедийно переусложнив композицию «Четырех Факарденов», он так и не смог закончить сказку.
93
Как и другие сказки Гамильтона («Барашек», «Четыре Факардена», «Зенеида»), она была впервые опубликована уже после его смерти, в 1730 году.
— Что бы там ни говорили, сестрица, но при всем моем почтении к твоему высокому званию, к твоей великой образованности и прекрасной памяти, ты самая последняя ослица, коли тебе пришло в голову выйти замуж за олуха-султана, [94] которому за два года, что ты рассказываешь сказки, не пришло в голову вместо того, чтобы их слушать, заняться чем-нибудь другим. Да и сказки-то эти не многого стоили бы, если бы не твое живое и непринужденное изложение. И однако, я вижу, что собрание твоих сказок пришло к концу, а стало быть, близятся к концу и твои дни. Последняя сказка была такой скучной, что султан да и я сама во время твоего долгого рассказа непрестанно зевали. Я доказала свою любовь к тебе, вот уже столько ночей терпеливо составляя тебе компанию. Но терпение мое иссякло, и я прошу тебя нынче ночью отпустить меня на свидание с принцем Трапезундским. Если он и соскучится в моем обществе, то, по крайней мере, не отрубит мне голову за то, что я проведу с ним ночь, не рассказывая ему сказок. А тебе я советую: развлеки своего простофилю-мужа сказкой о пирамиде и золотом коне, она не хуже тех, что ты ему уже рассказала. Я не премину явиться сюда завтра, а ты, как только султан уляжется в постель, прежде чем самой лечь рядом, пади перед ним на колени. Притворись, будто тебе нездоровится, и умоли этого гнусного палача, чтобы напоследок вместо тебя его развлекла я. Повтори ему, что это напоследок, ибо, мол, ты просишь пощады только в том случае, если моя сказка окажется куда удивительней всего того, что рассказана ему ты, — в противном случае он может завтра же приказать тебя удавить. Но зато, если он хоть раз прервет меня, он дарует тебе жизнь. Думаю, он согласится на эти условия, ведь, как тебе известно, он с таким вниманием выслушивает любые глупости, что даже ни разу не прервал ни одну из твоих сказок.
94
Галантные восточные сказки XVIII в. заимствовали у Гамильтона не только сам принцип пародийного оформления, взаимодействующего с основным текстом, но и его основных персонажей — глупого султана, любителя сказок, играющего роль «проницательного читателя», и мудрой султанши (Кребийон, «Софа», 1741; Дидро, «Нескромные сокровища» и «Белая птица», 1748, и др.).
Такие условия могли бы насторожить кого угодно, но дивная Шахразада, которую занятия философией научили не бояться смерти, согласилась.
И вот она позабавила своего повелителя последней из тысячи сказок, которая повествовала о золотом коне и пирамиде, а на другую ночь, едва султан улегся в постель и Шахразада выхлопотала у него позволения, чтобы вместо нее сказку ему рассказала ее сестра на условиях, о которых мы уже упомянули, осмотрительная Дуньязада, заставив султана скрепить эти условия своей подписью, так начала свой рассказ:
— Многославный, многомилосердный и благочестивейший государь! Ты, который, внимая только гласу закона и доброте своего сердца, из ненависти к первой из своих жен [95] казнишь по очереди всех остальных и, благородно негодуя на блаженной памяти султаншу за то, что она пользовалась услугами столь многих чернокожих и погонщиков мулов, памяти одной провинившейся красавицы приносишь в жертву стольких невинных красавиц, что бы ты сказал, о повелитель, ты, слывущий самым скрытным из всех государей, ты, чьи министры умеют хранить тайны лучше всех других министров, что бы ты сказал, если бы твоя рабыня сообщила тебе, о чем говорилось сегодня в твоем совете?
95
Во вступлении к «1001 ночи» рассказывается, как султан, удостоверившись в неверности своей супруги, решил мстить всем женщинам — существам хитрым и лживым.