Французский дневник
Шрифт:
— Ничего, — сказал я. — Сядем здесь. Моя вина. Но не стоять же нам все-таки…
Поезд тронулся. Довольно быстро промелькнули предместья Парижа и началась la campagne. Т.е. загород, деревня. Тут и там по обе стороны дороги видны были аккуратно возделанные поля, на которых вовсю цвело что-то желтое — видимо, какая-то масличная культура. В промежутках между желтыми полями по зелени пастбищ ходили тучные коровы и крутобокие овцы. Я вспомнил, как года два назад мы с другом проехали на машине чуть не всю Новгородскую область и только в одном месте увидели количество коров, достаточное для того, чтобы назвать его стадом.
Воспоминание пробудило во мне злость. С ней пришлось повозиться, чтобы убрать как непродуктивное чувство. Французы не виноваты в том, что в Новгородской земле больше не пашут поля и не разводят коров. В этом виноваты исключительно наши государственные придурки. И думать об этом во Франции глупо.
Чтобы аккуратно сбросить пары, я развернул брошюру с планом мероприятий фестиваля “Удивительные путешественники”. В ней, кстати, подробно был расписан состав участников. И, соответственно, тех, кто составил нам компанию в поезде. Итак писатели — двести человек. Пятьдесят кинорежиссеров.
Потом еще раз просмотрел список участников. Разумеется, в такой компании мне тоже не приходилось еще бывать. Ксинран, китаянка. На два года старше меня. Автор бестселлера “Китайские палочки” о бегстве из Поднебесной в Великобританию… Мариз Конде — француженка с Антильских островов. Живет в США и пишет об Африке… Конголезец Ален Мобанку — закончил, между прочим, Кембридж. Вьетнамка Мин Тран Ху… И у каждого, значит, свой голос, своя судьба и свой неповторимый опыт. Но зато я был единственным русским во всей этой компании. Это обстоятельство наполняло меня гордостью. Не так-то легко, черт возьми, было сюда попасть.
Незадолго до прибытия поезда в Сен-Мало по вагонам было сделано объявление, что справа от входа в вокзал всех прибывших ожидают автобусы, которые развезут их по гостиницам. Автобусы, и правда, стояли на привокзальной площади. Пестрая толпа не спеша вываливала из поезда, закуривала, разминала уставшие от долгого сидения ноги.
— Знаешь, — сказал я жене. — Мне надоел этот колхоз. Мы в дороге с шести утра. Возьмем такси, пока не поздно.
— Ты же не знаешь, куда ехать.
— Знаю: в отель “Бофор”.
На стоянке такси стояла единственная машина.
— Специально для нас! — подбадривающе воскликнул я. Мы закинули кладь в багажник и через три минуты уже оформлялись в гостинице. Сквозь широкие, едва завешенные белыми кисейными занавесками окна холла было видно море.
— Окна нашей комнаты выходят на море? — спросил я.
— Нет.
— А никак нельзя?..
— Нет.
Вместо брелока на кольце ключа болталась раскрашенная деревянная рыбка.
Мы поднялись в номер, приняли душ и, прихватив с собой фотоаппараты и немного денег, спустились вниз. Море нестерпимо манило, но для того, чтобы закончить этот затянувшийся переезд и начать, собственно, жить, следовало для начала чего-нибудь выпить.
— У вас есть кофе? — спросил я, подойдя к барной стойке.
— Кофе? — С изумлением посмотрела на меня девушка за стойкой.
Более идиотский вопрос и в самом деле нелегко было задать во Франции — в стране настоящей кофемании!
Правда, я был иностранец, но и глупость иностранца должна иметь пределы. Но на первый раз я был прощен. А результат оказался восхитителен. Крепкий, не-обыкновенно ароматный кофе! Кресла, накрытые бежевыми чехлами. В распахнутую дверь влетает ветер с моря, колышет прозрачные белые занавески. Было что-то завораживающее в этом пейзаже, написанном только оттенками, легкой, прозрачной акварелью и к тому же подернутом каким-то жемчужным вечерним туманом… Ведь уже вечер. Никогда в жизни не видел ничего подобного: море отступило так далеко, что не слышно даже плеска волн. Где-то там, вдали, сквозь туман оно просвечивает, как голубое стекло. Белый песок пляжа, по которому скатился отлив, у моря блестит, как зеркальная амальгама, отражая, как зеркало, идущих кромкой отлива людей, собак, окружающие город старые форты на скалистых островках, которые сейчас, на время отлива, перестали быть островами и соединились с берегом грядами темнеющих, покрытых водорослями скал. Белая чайка в лазоревом небе. Белый парус, летящий сквозь прозрачную морскую синеву… Там, еще дальше, еще прозрачнее в этом перламутровом мареве — остров Аввалон, где спит король Артур… Мистическая история Англии и Франции сходятся в этом заливе на считаные километры, сотни метров, почти соприкасаются… Или соприкасаются? Ощущение покоя, восторга, восторженного крика… Я знаю художницу Аню Козлову, которая полжизни отдала бы за эту совершенную непорочность пейзажа, за это белое на белом… И — вот. Перед глазами. Мы допиваем кофе, выходим через открытую дверь на пляж и долго бредем, наблюдая, как меняются оттенки вечернего света, как возятся на берегу дети, выкапывая из песка зарывшихся поглубже на время отлива крабов, смотрим на древние дубы, добела выскобленные морем, которые, как волнорезы, защищают гранитную набережную во время зимних штормов, на ручьи, стекающие между зеленоватых скал из исполинских чаш воды, оставленной морем, в которых, прежде чем скрыться за призрачным горизонтом, купается серебряное солнце, на силуэты крепостных стен и башен и лишь через час, дождавшись первых глухих раскатов прилива, выбираемся к воротам старого города, города Intro Muros — “внутри стен”. Теперь подняться на стены, оглядеть море, флот белых парусов и белых облаков вдали, шпиль колокольни, крыши… Да, я знал, я знал, что это будет необыкновенно — но что такое знание по сравнению с могучей музыкой эмоций?! Теперь я не только знал, но — видел. И, правда, важно было остаться целым, не спятить
немного оттого, что ты только что прошел по пляжу, на который корсары вытаскивали свои корабли, чтобы ободрать днище, обросшее ракушками в южных морях, а здесь, Intro Muros, “мастер судовождения порта Сен-Мало” Жак Картье объяснял королю Франции Франсуа I свой план овладения Америкой, и именно отсюда в 1534 году он отплыл на двух кораблях, чтобы открыть берега Лабрадора, а затем и устье реки Св. Лаврентия, и Великие озера, и земли, на которых стоят теперь Квебек и Монреаль… Да, Америка могла бы быть франкоязычной, если бы через сто лет всесильный кардинал Ришелье не лишил французских протестантов политических прав и не запретил им эмиграцию в Канаду…История в сослагательном наклонении, должен признаться, мой излюбленный конек, и остановить его нелегко… Но тут, спустившись со стен, мы внезапно оказываемся на улице Танцующей Кошки, и на время музыка этой поэтической миниатюры заглушает все голоса, бушующие во мне…
Свой современный вид — если верить справочнику — Сен-Мало приобрел лишь после Второй мировой войны или, что точнее, в результате войны. На протяжении всей своей истории Сен-Мало оставался крепостью, совершенно неприступной ни с суши, ни с моря, пока напасть не обрушилась на него с неба. Во время высадки десанта союзников на севере Франции в августе 1944 года полковник вермахта фон Аулок, командир гарнизона Сен-Мало, получил категорический приказ защищать город до последнего солдата. Этим участь города была предрешена. В течение недели авиация союзников полировала фугасными и зажигательными бомбами пространство “за стенами” и, разумеется, фактически разрушила город до основания. Из 865 домов старого города уцелело лишь 182. Остальные дома были разбиты до подвалов. После победы население терпеливо разобрало обломки, сложило кирпич в штабеля и, дожидаясь реконструкции, выстроило новый город вне стен — тем самым постепенно подготавливая Сен-Мало к новой будущности крупнейшего курорта на севере Франции. Пространство “внутри стен” было полностью реконструировано к 1957 году; таким образом город не утратил своей красоты и легендарной славы, но в то же время приобрел смягчающее его исконную суровость измерение “за стенами”, или “вне стен”, — целые кварталы отстроенных вдоль моря уютных вилл, многие из которых, как корабли, несут над входной дверью собственные имена. “Рай”, “Парадиз”, “Приют спокойствия” — определенно ассоциируются с той эпохой, когда сама постройка этих вилл символизировала для хозяев окончание ужасных испытаний войны и возвращение к прекрасной мирной жизни. Но некоторые носят куда более воинственные и в некотором смысле задиристые названия, как вилла “Аустерлиц”. Квартал этих вилл, немного отплывших от старого города, очень красив из-за небольших, но кропотливо и с любовью устроенных садиков, окружающих каждый дом. И лишь вдоль береговой линии дома лепятся вплотную друг к другу — частные виллы, гостиницы, кафе — выходящие прямо на море, к роскошным пляжам чистого, шелкового песка.
Когда Мишель Ле Бри лет двадцать назад обратился в городской муниципалитет с идеей именно здесь проводить фестиваль литературы о путешествиях, он, вероятно, держал в уме своеобразную романтическую легенду, в течение веков окружавшую “город корсаров и мореходов”, которая должна была привлечь сюда авторов со всего мира. Но он, разумеется, не мог и предположить, что сам этот фестиваль станет закваской мощного туристического бизнеса, призванного обслужить пятьдесят тысяч человек, приезжающих в последние годы к его открытию, чтобы поглазеть на живых писателей, получить автограф знаменитости, послушать живые споры о литературе и рассказы об удивительных путешествиях, а заодно и отдохнуть с пользой для себя как “внутри стен”, так и за их пределами, с удовольствием потребляя все, что может предоставить в это время года морской курорт, — утренние пробежки по пляжу, прохладные купания, дайвинг, большой аквариум, морские прогулки на пароме и под парусом, рыбные ресторанчики с обильными plats de mer или creperies с лучшими во Франции бретонскими блинами, испеченными с добавлением ржаной муки и начинкой из-чего-только-не.
1 Блюда из морепродуктов (фр.).
2 Блинный ресторан (фр.).
Впрочем, майский слет “Удивительных путешественников”, сопровождающийся книжной ярмаркой и просмотрами самых невероятных фильмов, — не единственная наживка, при помощи которой Сен-Мало приманивает публику, стараясь продлить курортный сезон. Каждые четыре года в ноябре из Сен-Мало в Пуант-о-Питр стартует одиночная парусная гонка океанских яхт. Другая океанская регата, проводимая с той же периодичностью, но с участием не только одиночек, но и командных экипажей, связывает Сен-Мало и Квебек. Рок-фестиваль проводится ежегодно два раза — в разгар курортного сезона и в феврале. Осенние месяцы скрашивает фестиваль мультфильмов “Набережная пузыриков”. Может быть, в Сен-Мало есть и другие, возможно, даже порочные развлечения, но я ничего не успел узнать о них — ведь я не турист. В каком-то смысле я был участником того непрекращающегося спектакля, который демонстрирует город, чтобы обеспечить себе достойное и безбедное существование.
Несколько свободных часов по прибытии мы имели возможность сколько угодно таращиться на достопримечательности и при лучшем знании города могли бы, наверно, успеть еще на какую-нибудь морскую прогулку. Но спешить не хотелось. Стемнело. Мы как раз гуляли в пространстве “внутри стен”, которое и после реконструкции совершенно естественно смотрелось как — ну, разумеется, подвергнутый разного рода перестройкам и осторожным вторжениям, но все-таки настоящий средневековый город. В кафе, куда мы зашли перекусить, меня удивила скромная карта вин, выдержанная в очень скупом местном колорите. На грифельной доске значилось всего три позиции:
Vin chaud — 2,50.
Kir breton — 2,60
Cidre — 8,50.
Ни горячее вино, ни яблочный сидр меня не интересовали. Но “кир” — вследствие самого невероятного названия этого напитка — заинтриговал меня.
— А не кирнуть ли нам киру, Кирюха? — озвучил я нахлынувшие языковые ассоциации.
— Ты хочешь попробовать? — чуть взволнованно спросила Ольга.
— Нет, пробовать будешь ты. Я по малу не пью, а с утра у меня выступление. Но кто-то из нас двоих должен донести до родины, что такое настоящий бретонский кир. В конце концов, кто из наших друзей может сказать, что накирялся киром?