Французский шелк

— В общем, да. Это на тебя похоже. Так же, как и взять на себя чужую вину.

— Нет, — упрямо качала она головой. — Я убила его.

— Ты должна доверять мне. Черт возьми, хоть раз доверься мне и скажи наконец правду!

Она пыталась поверить в его искренность, но не могла — система, которую он представлял, душила ее порывы. Она напоминала ей о тех бездушных чиновниках, которые решали участь маленькой Клэр Луиз. Они тоже просили ее довериться им — даже тогда, когда насильно тащили из дома тети Лорель, а мать кричала им вслед, обливаясь слезами.

— Клэр, ты любишь меня?

Слезы текли по ее щекам, но она отказывалась ответить ему, потому что признание могло опять обернуться ловушкой.

— Значит, не любишь, раз не доверяешь мне. Прошлой ночью ты была права. Я бы никогда не смог быть с тобой, если бы был убежден, что ты убийца. Но я уверен: ты не убивала. Клянусь тебе, все будет хорошо, только скажи сейчас правду.

Слова, которых он так ждал, готовы были сорваться с ее уст. Но она боялась. Сказать правду — означало вверить ему свою жизнь. И, что еще важнее, жизнь любимого человека. Судьбы тех, кого Клэр любила, были ей дороже правды. Она не могла предать близких ей людей.

— Клэр. — Он до боли сжал ей пальцы. — Доверься мне, — настойчиво шептал он. — Доверься. Ты убила Джексона Уайлда?

Клэр стояла на краю пропасти, и Кассиди подталкивал ее сделать шаг вперед. Если она любит его, она должна поверить его обещаниям, тому, что этот полет будет безопасным, а приземление мягким.

И, всматриваясь в дорогое ей лицо, Клэр уже знала, что дольше не сможет никого обманывать: она любила его.

— Нет, Кассиди, — произнесла она, и голос ее дрогнул. — Я не убивала.

Словно неимоверная тяжесть свалилась с его плеч. Он в изнеможении опустился на колени и уткнулся Клэр в подол. Воцарилось молчание. Наконец Краудер спросил:

— Зачем же вы сознались в убийстве, которого не совершали, мисс Лоран?

Кассиди поднял голову.

— Она защищала свою мать.

— Нет! — Безумным взглядом широко раскрытых глаз Клэр смотрела на Кассиди. — Вы сказали…

— Все будет в порядке, Клэр, — успокоил он, коснувшись ее щеки. — Но я должен рассказать Тони все, о чем ты рассказала мне прошлой ночью.

Клэр заколебалась на какое-то мгновение, потом согласно кивнула головой. Кассиди повернулся к Краудеру и произнес:

— Джексон Уайлд был отцом Клэр.

Ошеломленный и притихший, Краудер выслушал историю о том, как жестоко обошелся с Мэри Кэтрин уличный проповедник Джек Коллинз.

— По мере того как продвигалось расследование, Клэр начала догадываться, что в какой-то момент прояснения сознания Мэри Кэтрин узнала Уайлда и решила убить его. Подозрения Клэр подтвердились, когда мы установили, что орудием убийства был револьвер Ясмин тридцать восьмого калибра. У Мэри Кэтрин была возможность взять его — она иногда «берет на время» чужие вещи, потом возвращая их на место. — Кассиди поведал Краудеру историю исчезновения его авторучки в Роузшэрон.

— Вчера Клэр, испугавшись, что я вспомню и сопоставлю все эти факты так же, как и она когда-то это сделала, решила побыстрее сознаться в убийстве и сбить меня со следа.

Краудер глубоко вздохнул и откинулся в кресле. Угрожающе нахмурившись, он в упор посмотрел на Клэр.

— Так Кассиди прав в своих утверждениях?

— Да, мистер Краудер, — тихо признала она. — Вскоре после убийства Ясмин как-то в разговоре со мной упомянула, что у нее пропал револьвер, а потом вдруг нашелся при весьма загадочных обстоятельствах. Тогда-то у меня впервые и мелькнула мысль о том, что мама вполне могла им воспользоваться, а потом положить обратно. Тем более что она была в ту ночь в отеле «Фэрмон», и ее интерес ко всему, что писали о Джексоне Уайлде и убийстве, мне показался далеко не случайным.

— Но вы ничего не сказали об этом Кассиди.

— Нет, не сказала. Но каждый раз, когда Ариэль Уайлд упоминала имя моей матери, я была в панике. Я боялась, что кто-нибудь, особенно мистер Кассиди, сможет догадаться, что Джексон Уайлд был тем самым исчезнувшим возлюбленным мамы, и таким образом обнаружится, что у нее был мотив для убийства. Я хотела подать в суд на миссис Уайлд, чтобы заставить ее замолчать, но мой адвокат посоветовал не делать этого, поскольку судебное разбирательство вызовет еще больший интерес у публики и лишь подогреет страсти. А этого я как раз и хотела избежать любой ценой.

— Но вас могли обвинить в том, что вы покрываете убийцу.

— Я была готова защищать свою мать даже ценой своей жизни, мистер Краудер. Она ведь не представляет никакой угрозы для общества, а за отмщение Джеку Коллинзу я не вправе ее осуждать.

— Вы рассчитывали, что пройдет какое-то время, Кассиди махнет рукой, оставит свои поиски и дело прикроют.

— Я надеялась на это.

— А что, если бы мы обвинили кого-то другого?

— Это исключено. У вас же не было доказательств.

— Я вижу, вы все продумали, — сказал Краудер, глядя на нее с оттенком восхищения.

— Все, кроме одного. Я не могла предположить, что револьвер Ясмин вновь когда-нибудь выстрелит. — Она опустила глаза и тронула браслет на своем запястье. — Когда Кассиди сказал мне, что из этого оружия был убит Уайлд, я решила признаться, чтобы отвести подозрения от мамы.

Она умоляюще посмотрела на Краудера.

— Ее нельзя считать виновной. Она ведь даже не осознает, что совершила что-то недозволенное. Это все равно, как если бы ребенок убил скорпиона, который укусил его, причинив страшную боль. Она, возможно, даже и не помнит сейчас, что…

— Клэр, тебе не стоит переживать за Мэри Кэтрин, — перебил ее Кассиди. — Она не убивала Уайлда.

Уверенное заявление Кассиди явилось полнейшей неожиданностью.

— Откуда ты знаешь? — спросил Краудер.

— Потому что его убил конгрессмен Алистер Петри.

Глава 33

— Это уже становится смешным.

Белль Петри, стелившая себе на ночь постель, вопросительно взглянула на мужа.

— Что тебе смешно, дорогой?

Петри испытывал непреодолимое желание испортить ковер, обрушить на пол хрусталь «Баккара» или же схватить жену за горло и просто-напросто придушить. Ему хотелось сотворить нечто разрушительное — лишь бы не видеть этого холодного презрения, с которым относилась к нему Белль в последнее время.

— Мне надоело спать в комнате для гостей, Белль, — раздраженно сказал он. — Надолго еще приговорен я к этой пытке? Я ведь признал свою вину, так когда же мне будет дозволено спать в своей собственной постели, черт побери?

— Не надо так кричать. Дети услышат. Он бросился к ней, вырвал из ее рук подушку, грубо схватил за плечи.

— Я принес тысячу извинений. Чего еще ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты убрал руки. — Слова ее прозвучали отрывисто и резко, рассыпавшись, словно кусочки льда, и, слившись с ее холодным взглядом, тут же остудили пыл Алистера. Он выпустил ее и отступил назад.