Франкфурт 939
Шрифт:
– Напомни-ка, тот злосчастный заказ, после которого десяти вашим срубили головы, а Манфред пустился в бега – для кого он был?
– Для какого-то священника, – с опаской ответил Брун.
– Вот и сейчас – священник, Манфред, и Гунтрам у меня на пороге. Всё это как-то связано.
– Манфред воду мутит? – недоверчиво спросил Брун.
– А вдруг? Опасно это – когда Манфред что-то затевает. Мысли у него в голове незрелые, как сливы в феврале. Зачем вот ему меч герцога? Он ли ему нужен? Может, крысы в сокровищнице?
– На кой ему так козлить? Ну, обиделся он на деда, так того
– Что если просто отыграться охота? Душу отвести.
– Он, конечно, тот ещё мерзавец, но ведь не настолько. Что, трущобы спалит себе на потеху?
– Замысел кретина непостижим, как божья воля.
– Блядь, – сорвался Брун. Долой спокойствие, начал ходить из стороны в сторону. – Я этого ублюдка прирежу от греха подальше.
– Тебе слишком часто отпускали грехи за деньги, ты, кажется, уже забыл значение этого слова.
– Проповедь мне читаешь?
– Успокойся. Сейчас главное – себя не выдать. Займись делами, а я, как что узнаю, сообщу. И не наломай дров сгоряча, не трогай пока Манфреда.
Все в трущобах знают, в затопленный квартал лучше не соваться. Малейший дождь и здесь болото, воды по грудь. Но восемь из девяти домов пустуют не по этому. Лет пять назад в квартале обосновался Клык со своей сворой. Половину соседей они убили, другие в спешке переехали. Кто в сожжённую ночлежку, кто на помойный берег. Всё лучше, чем смерть.
Клык не просто бездушный убийца, он чёртов садист. Ему в радость ломать людям кости и рубить пальцы. Он как-то с человека кожу снял. Крик вся округа слышала. А потом просто дал ему пинка, даже не прирезал. Хотел, чтоб тот прошёлся по округе.
Однажды с шайкой завалились в дом, изнасиловали жену на глазах у мужа и выбросили годовалого ребёнка в окно. А в другой раз вырезали семью, отрубили головы. Сперва ходили по трущобам крутили их за волосы, кидались друг в друга, а после перебросили через стену в рыбацкий квартал. Нелюди. Им человека убить, что муху прихлопнуть.
У стражников особое распоряжение на их счёт – вступать в бой только при пятикратном численном превосходстве. Клык как-то прознал и теперь ведёт себя нагло. Пристаёт к караульным, дерётся на глазах у привратников, кланяется капитану стражи в издевательской манере. Несколько раз его пытались взять, но оказалось, что Клык очень быстро бегает. Дал одному в челюсть и со всех ног по подворотням до трущоб. Не через ворота, конечно же. В некоторых местах в стене есть лаз.
Брун забрался на чердак дома на пригорке. От крыши уже ни черта не осталось, зато отличный вид на весь затопленный квартал, а тень от дерева скрывает от взглядов. Он ожидал чего-то подобного и всё же удивился, застав её тут. Лежит на животе у самого края. Нет, женщине носить штаны – грешно. Задница оттопырена, так и манит прилечь сверху. А почему нет? Так она не вырвется. Брун подкрался, упал на неё и придавил, руками стиснул плечи.
– Слезь с меня, урод, – прошипела она жестким басом. Надо постараться, чтоб при её ангельской внешности источать такую лютую злобу.
– Что ты здесь делаешь, Гайя? Решила меня поиметь?
– А-а,
Брун. Да нет, похоже, это ты не прочь меня поиметь, – и заёрзала бёдрами. – М-м-м, уже встал.– Перестань.
– Так ты против?
Нет, не против, всеми руками за.
«Не будь кретином, эта змея только и ждёт, чтобы ужалить».
– Хочешь захапать мою добычу?
– А ты её уже добыл?
– Сейчас нож тебе между рёбер засажу.
– Не засадишь.
– Я тебе многое прощаю, но такого не стерплю.
– Да с чего ты взял, что я тебя кину?
– И впрямь, чего это я, ты же ничего странного не делаешь. Ну, забралась на крышу в квартале от логова Клыка, что такого-то? Кошачий инстинкт?
– Мяу. Слушай, если не нужна помощь, зачем всё рассказал?
– То есть, ты МНЕ помогаешь?
– Без тебя никак. Там чертова прорва денег, одной не унести.
– А-а-а. Рад, что ты про меня не забыла. Я уж заволновался, что останусь не у дел. А мальчишка тебе зачем?
– Нельзя украсть у Клыка и надеяться, что всё сойдёт с рук. Нужен козёл отпущения. Мне тяжело. Ты или слезай, или давай уже… делай что-нибудь.
Брун слез.
– Ну, что скажешь? – поинтересовался, устроившись рядом.
– Тебе бы завязывать с пивом, а то разнесёт. При твоей-то массе очень быстро станешь толстяком. Под тобой и так уже стропила трещат.
– А умного чего-нибудь выдашь?
– Мы собираемся обокрасть безжалостных ублюдков, которые шлёпают девок отрубленными руками, а ты ждёшь от меня мудрости?
– У нас ведь есть козёл отпущения.
– Он пригодится в конце, а сейчас нужно как-то обхитрить Клыка и его выродков. Ты же вор, есть идеи, как стянуть у них сапог с ноги?
– Ни единой. Они все там?
– Без понятия. Но кто-то там точно… Ух ты, у них гости. Смотри.
Из-за домов со стороны рыбацкого квартала вышли трое стражников. Спустились в затопленный квартал и постучали в дверь Клыка. Открыл Хорёк – самый противный и паскудный из шайки. Запустил их внутрь.
– Это они? – поинтересовалась Гайя.
– Да, – вздохнув, ответил Брун.
– В чём дело? Нервничаешь? Расслабься, днём не станут ничего делать.
– Сам знаю.
– Чего тогда вздыхаешь? А-а-а. Знаком с одним из них, да? Военный дружок?
– Отстань.
– Ты же понимаешь, что Клык их убьёт?
– И что?
– Как ты там говорил: На войне дружба настоящая, там не до мелочных обид. Грудь подставишь, чтобы спину друга защитить, – припомнила Гайя, изображая дубовый голос Бруна. – Неужто не хочешь спасти приятеля?
– Нет, – выдавил он со злостью. Ох и любит она надавить на больную мозоль, и потеребить, и растереть до крови.
– Грустить не будешь?
– Помолюсь потом. И заодно за Манфреда. Как пить дать, сегодня окочурится.
– Чё ты несешь?
– А ты не знала? Манфред в городе.
– Врёшь!
– И я бы не поверил, кабы своими глазами не увидел его перед Зигфридом. Этот кретин ещё и сам припёрся.
– ОН к вам пришёл? – удивилась и рассердилась Гайя. – Зачем?
– А зачем люди ходят к ворам? Чтобы что-то для них украли.