Франкский демон

Приняв от оруженосца копьё и уперев его тупым концом о шпору, князь сжал шенкелями бока коня. Все его рыцари и сержаны двинулись следом. Они поднялись на вершину холма и увидели длинную толстую змею — колонну мусульман, что лениво, как сытый удав, ползла на северо-восток. Турки явно не чаяли беды. Появление у них за спиной железных шейхов стало для египтян полнейшей неожиданностью, а уж когда конная лавина — у страха глаза велики, мусульманам показалось, что франков тысяча — устремилась на них с гиканьем и свистом, мужество покинуло не настроенных на серьёзную драку искателей лёгкой добычи.

Те, кто замешкался, пали заколотые копьями, зарубленные мечами, затоптанные копытами тяжёлых коней. Другие, которые бросились бежать сразу, устремились куда глаза глядят, но большинство всё же последовало за предводителем, которого легко было отличить по одежде и особенно по коню, тонконогому и быстроходному; он понёс хозяина прочь, как стрела — попробуй-ка догони! Ренольд, точно не уразумев ещё, что его могучему жеребцу никогда не тягаться в скорости с арабом, ходившим под седлом шейха, яростно пришпоривал коня, да так, что немногие из своих поспевали за сеньором. Уже скоро не только впереди, но и справа и слева от князя находились одни лишь враги. Он, хотя не всегда давал себе труд почтить ударом меча кого-либо из язычников, скакавших рядом, всё же совсем не отказывал себе в удовольствии с маху полоснуть по чьей-нибудь спине, если уж она подворачивалась под руку. Зря, что ли, заплатили тамплиеры ас-Салиху за клинок Ренольда де Шатийона такие деньжищи?

Турки почти не отстреливались, не у всех даже оказались при себе полные колчаны: уж очень вольготно чувствовали себя грабители на христианской земле. За то, как водится, и платили теперь египтяне самую высокую цену. Тем не менее несколько стрел всё же просвистели над головой Ренольда, одна попала в двойную кольчугу — подарок жены, другая ударила в шлем, презентованный по случаю свадьбы новоиспечённого заиорданского вассала королём.

Шлем этот был старым и даже весьма старомодным по устройству — во Франции и особенно в Германии богатые рыцари перестали носить такие уже после Второго похода, — но довольно дорогим, поскольку на отделку его пошло немало драгоценных металлов и камней. На крестце его вместо павлиньих перьев «развевались» серебряные с позолотой ястребиные крылья. Поскольку ещё во Франции символом своим, чем-то вроде герба — настоящих гербов тогда почти не водилось — князь избрал лебедя и даже поместил его изображение на новой печати Керака, то и одевался Ренольд, как и положено, в цвета «своей» птицы — в белое. И коня он себе подобрал тоже белого, восседая на котором в своём белом табаре, в развевавшемся на скаку белом плаще, он во многом походил на белого рыцаря из того странного и по сей день не забытого сна, привидевшегося ему в донжоне Алеппо уже целых три года назад.

Несмотря на все старания предводителя христиан, шейх ускользал. Кроме того, между ним и князем находилось около полусотни конников-мусульман. Из собственной дружины угнаться за Ренольдом смогли всего не больше полудюжины всадников, чьи кони оказались выносливее или просто несли не слишком тяжёлых всадников. В числе самых верных оказался Жослен и ещё по-мальчишески худой оруженосец Караколь, также довольно лёгкий. Погоне, кроме всего прочего, мешало и то, что дорога шла на подъём. Но вот, наконец, убегавшие, а за ними и преследователи преодолели возвышенность и, оказавшись по ту сторону невысокого холма, увидели... огромную турецкую армию, спокойно двигавшуюся по равнине.

Нечто подобное уже случалось с Ренольдом двадцать восемь лет назад, когда он, вот так же вот выехав на холм, увидел внизу огромный вражеский лагерь. Тогда юному искателю приключений хватило ума вовремя повернуть коня, это спасло его от гибели или верного плена. Теперь же он был слишком разгорячён скачкой, чтобы думать о чём-нибудь другом, кроме погони. Те, за кем он гнался, видимо, так же в изрядной степени утратили способность правильно оценивать ситуацию. Они продолжали лететь вперёд, и бегство их ни в коей мере не напоминало так любимую турками тактику притворного отступления.

Ренольд, его товарищи и часть мусульман, скакавших рядом, ещё находились на вершине холма, а шейх с несколькими десятками самых быстрых всадников уже приближались к арьергарду армии Салах ед-Дина и во всю мощь лёгких что-то вопили. Князь, конечно, не понимал, что именно, хотя, даже если бы он и понял, это вряд ли что-нибудь изменило. Он мчался и мчался вперёд, точно собираясь едва ли не в одиночку сразиться со всеми силами Вавилона. Он скакал, и плащ его развевался на ветру, а серебряные крылья шлема ярко горели в лучах наконец-то пробудившегося ото сна полуденного солнце.

— Монжисар! Монжисар! — кричал белый рыцарь почти беззвучно, напрягая связки охрипшего горла. — Да здравствует святая Катарина!

Король Иерусалимский со своими пятью сотнями рыцарей, восемью десятками тамплиеров и наспех собравшимися баронами земли, с нестройными толпами пехоты, явившейся на зов изо всех частей королевства, выступил из Рамлы в юго-восточном направлении. К полудню христианское войско достигло замка Монжисар, и предводители, поднявшись на пригорок, неожиданно увидели тех, для встречи с которыми и отправились в поход, — египтян [37] .

37

По другим данным, у короля было всего 360 рыцарей, не считая тамплиеров.

— Там что-то происходит, государь, — доложил один из баронов, первым заметивший неприятеля.

— Где происходит, мессир? — спросил король.

— Там, — барон указал на пригорок. — Поднимитесь, сир, и взгляните сами. Правда, из-за пыли почти ни черта не видно, но похоже, хвост колонны нехристей бежит, точно от нечистой силы.

Рыцарь перекрестился.

— Бегут? — Бальдуэн и его свитские, среди которых находились оба брата Ибелина, Ренольд де Сидон, старшие пасынки Раймунда Триполисского, Гвильом и Юго Галилейские, сенешаль Жослен де Куртенэ и епископ Вифлеема Альберт, поспешили подняться на холм.

— И верно, чёрт меня дери, бегут... — проговорил король растерянно. — Но почему?

— Господи... — Гвильом перекрестился. — Вы только подотрите?! Святой Георгий!

— Где? — спросил его брат.

— Вон там! На белом коне с рогами...

— Ты не рехнулся ли часом, братец? — с участием поинтересовался Юго. — Если с рогами, так, может, это — корова?

— Ты сам рехнулся! — рассердился зоркий Гвильом. — Глазки-то разуй. Во-о-н там в самом конце мчится в белом плаще, на белом коне да в шлеме с рогами.

Разумеется, странную картину наблюдали, силясь понять, что происходит, не только сыновья Эскивы де Бюр, супруги графа Раймунда. Другие также заметили всадника, который скакал один, оставив других конников далеко позади. Впереди него ещё на достаточном отдалении находился лишь неприятель — бросившиеся врассыпную солдаты арьергарда мусульманской армии. Воин на большом коне, облачённый в белое, в редкой красоты шлеме, рыцарь, уже при одном виде которого язычники обратились в бегство, — кем же ещё, как не небесным воителем, мог он оказаться?

Оброненное Гвильомом Галилейским имя святого зашелестело на устах у приближённых короля. Вслед за самыми знатными ноблями на пригорок выехали и прочие рыцари авангарда.

— Да, точно, это святой Георгий! — с изумлением проговорил епископ Альберт. — Смотрите, сир, как неверные падают при каждом взмахе его меча! А ведь сталь даже и не касается их?! А как бегут? Как бегут?! Чудо! Господь сотворил для нас чудо!

— Как есть он! — подхватил Жослен Эдесский. — Сам святой Георгий!

Наклонившись к уху сенешаля, Бальдуэн прошептал: