Франкский демон

— А помните, братец, письма, которые показывал нам граф?

— Да будет вам, — отмахнулся Бальдуэн, — этот Плибано сам всё и устроил. Он интриган почище сенешаля Храма. Хотел подлизаться к графу, чего ещё ждать от итальянца? Курица не птица, пизанец — не рыцарь.

— Не скажите, таких пройдох, как храмовники, и днём с огнём вовек не сыскать. Хуже купцов, выгоды не упустят, что той пизанцы или венецианцы. Один их магистр чего стоит?! Индюк надутый! Ей же Господи, я, когда вижу его, всё время думаю, что у него в голове? Наверняка она набита мякиной! Нет, скорее нет, процентами по ссудам, которые орден с большой выгодой выдаёт паломникам, разоряя иных, а других и вовсе обдирая, как липку. Нечего сказать, христианское человеколюбие!

Заметив, что старший брат не слушает его, Балиан умолк и с некоторой досадой посмотрел на него — Бальдуэн был чем-то очень встревожен. Впрочем, и скакавшие впереди всадники так же насторожились.

— Слышишь топот, братец? — спросил он, указывая вперёд. — Что там такое?

За ближайшим леском во весь опор мчался конный отряд — оттуда доносился с каждым мгновением нараставший, слившийся воедино гул от топота множества копыт.

— Язычники? Откуда они? — воскликнул барон Наплуза, хватаясь за меч, но в следующую секунду, увидев вынырнувшего из-за деревьев всадника в белом табаре с красным крестом на груди, понял, что ошибся: — Тамплиеры?! Они обезумели! Мчатся прямо на нас! Поворачиваем коней, братец! Живо!

Злословие младшего Ибелина в адрес великого магистра тамплиеров могло быть до какой-то степени оправданным — брат Одо де Сент-Аман и верно чем-то походил на индюка. Он скакал на некотором отдалении от своего отряда — не любил, чтобы кто-нибудь ехал впереди — и даже личная охрана знала — лучше отстать, ибо страшен гнев магистра, который для братии являлся куда большим королём, чем Бальдуэн ле Мезель или любой латинский монарх Европы для своих светских вассалов. Между магистрами Храма и Госпиталя и Богом только папа, а он далеко.

Иерусалимский правитель мог выставить в поле до шестисот всадников, тамплиеры — триста-четыреста, но зато какое это было войско! Один храмовник, как считал сир Одо, стоил как минимум пяти франкских конников или сотни язычников. Главным козырем братства Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломонова являлась, конечно, дисциплина, мэтру подчинялись беспрекословно, не то что строптивые вассалы обычному сюзерену. За ослушание могли лишить права носить белый рыцарский плащ, изгнать из ордена и даже казнить.

Тем не менее даже наблюдательный Балиан де Наплуз не мог, конечно, и предположить, о чём думал магистр; думал же он как раз о послушании подчинённых, поскольку один из них стал в последнее время очень плохо себя вести. Фламандец Жерар де Ридфор, отмеченный благодетелем, возведённый им в почётный ранг самых доблестных братьев ордена, сделанный товарищем магистра Храма, начал придавать слишком много значения собственной персоне, оторвался от грешной земли и парил в небесах. Позволял себе не сразу выполнять распоряжения магистра, дерзил, намекая на якобы недостаточную благодарность за оказанные услуги, давая понять, что вполне заслужил большего, чем имеет. Жерар мечтал о посте сенешаля или великого командора Иерусалимского Дома, никак не меньше; роль персонального телохранителя магистра уже не устраивала его.

«Не на своё ли место мне тебя посадить? — мысленно спрашивал фламандца брат Одо. — Кем ты себя возомнил, жалкий выскочка?!»

Магистр умел скрывать чувства, владевшие им, и понимал, что истинных своих настроений товарищу показывать нельзя — тот точно с чёртом знался. Жерара надлежало скрутить в бараний рог прежде, чем тот успел бы обратиться к своему покровителю из Царства Тьмы. Магистр даже примирился с госпитальерами, извечными соперниками и подчас открытыми врагами Храма.

В борьбе против Жерара требовался точный расчёт. Тут торопиться не следовало, но и медлить также было опасно. Фламандец и так уже что-то заподозрил: когда магистр, проявив неосмотрительность, заявил ему, что не станет скорбеть, если тот уступит пост товарища какому-нибудь другому брату-рыцарю, Жерар испросил разрешения временно перейти на службу к иерусалимскому королю, чтобы исполнять в его армии обязанности марешаля, каковое желание Бальдуэн как будто бы сам же и высказал. Сир Одо, в прошлом занимавший разные высокие должности в государственной иерархии Утремера, легко согласился, не желая до поры до времени обнаруживать истинных намерений относительно будущего своего теперь уже бывшего товарища. Но что в будущем? Что именно? Изгнать или уничтожить? Уничтожить или изгнать? Одному из них двоих не было места в ордене, а может, и на земле [43] .

43

Eudes de Saint-Amand в разные времена был в королевстве Иерусалимском марешалем, дворецким (le bouteiller, или pincerna) и стольником (I'echanson).

Ах, если бы только граф Триполи мог прочитать мысли главного храмовника, они, несомненно, пришлись бы по душе хозяину Заморского Лангедока!

Шум и выкрики рыцарей за спиной у магистра вывели его из состояния задумчивости. Он сразу сообразил, в чём дело — братья заметили неприятеля.

Чего не знал ни Одо де Сент-Аман, ни Раймунд Триполисский, дружина которого составляла вместе с тамплиерами авангард королевского войска, ни находившиеся в голове второй колонны братья Ибелины, — того, что их противник, устроившийся на вершине холма, всё то время, пока каждый из них думал о своём, изучал местность. Увидев стада быстро бежавших овец, которых пастухи отчаянно гнали вперёд в надежде избежать встречи с франками, Салах ед-Дин без груда вычислил направление движения армии латинян. Он спустился вниз и силой всего войска встретил врага на входе в долину.

Заметив, что магистр строит тамплиеров для атаки, Раймунд Триполисский сам поспешил к нему и, подскакав, крикнул:

— Мессир! Что вы делаете?! У Саладина на каждого нашего рыцаря придётся по пять всадников! Следует отступить, соединиться с королём и действовать сообща!

— Мессир, — кривя губы, проговорил Одо де Сент-Аман. — Дело нашей братии не только защищать бедных паломников в Святой Земле, но и заботиться о безопасности всех, кто не может или кому не под силу самому защитить себя. Тут как раз по десять язычников на одного нашего рыцаря — такой расклад вполне по нам, а вы держитесь в арьергарде. Не стоит беспокоиться о численности неверных, когда с вами Храм. Мы, тамплиеры, не спрашиваем, сколько войска у противника, мы лишь интересуемся, где он. Главное, ничего не бойтесь! Мы защитим вас!

Закончив свою тираду, великий магистр отвернулся от графа и громко крикнул своим:

— За мной! Атакуем! Le Baussant! Le Baussant! Le Baussant!

Пришпорив коня, сир Одо, не оглядываясь, помчался вперёд под дружное «Le Baussant!» и «Non nobis...», заглушаемые рёвом кавалерийских рожков [44] .

— Дьявол! — громко выругался Раймунд. — Проклятый хвастун! — Не оставалось ничего другого, как поддержать безумный план. — Эй! Триполи, Галилея, строиться! Ждём команды и по ней дружно все вместе вторым эшелоном за храмовниками!

44

Le Baussant — знамя тамплиеров. «Non nobis...» — первые слова боевого клича храмовников: «Non nobis, Dominus, non nobis, sed nomine tuo, da gloriam». (He себе, Господи, не себе, но имени Твоему воздаём славу).

Враг приближался.

Возглавлявший атаку магистр уже опустил копьё. Он не видел этого, но знал — все его рыцари в одно мгновение сделали то же самое. Внезапно очень яркий солнечный зайчик ударил ему в глаза. Сир Одо невольно зажмурился. Ничего страшного как будто бы не произошло — расстояние, остававшееся до противника, вполне позволяло на мгновение потерять его из виду. Но в следующий миг точно бес вселился в дестриера великого магистра. Конь вздрогнул и так резко метнулся в сторону, что всадник лишь чудом удержался в седле. Однако беды сира Одо и его братии только начинались.

Товарищи магистра и авангард храмовников, не поняв происходившего, попытались последовать за предводителем, но хорошего из этого вышло немного. Строй атакующего отряда распался, и рыцари теперь мчались кто куда. Часть их столкнулась с мамелюками Салах ед-Дина и, точно камень, брошенный в воду в толще её, исчезла среди неприятельских воинов. Другие братья-рыцари в страхе перед случившимся принялись поворачивать коней, и скоро вся кованая лавина с той же скоростью, с которой она ещё совсем недавно устремилась в атаку, обратилась в паническое бегство, сминая всех и вся на своём пути.