Фрау Маман

— Бес, ты баньку истопил бы, — крикнула Ира у самой калитки, поправляя капюшон дождевика.

— Вы бы не шарились в такую погоду, — парировал брат.

— Тебя спросить забыли. Так сделаешь, или бабушку просить? — раздражалась та, готовая заговорить на общедоступном языке незенцурщины. Горин кивнул и скрылся на летней кухне.

Время летело быстро, незаметно. Ирка дважды чуть не скатилась прямиком в пруд, а Мирослава потеряла сапог, который застрял, когда она пыталась пробежаться по грязевому хребту, пушинка, блин. Тракторист Матвей Иванович ругал их так, что вся деревня слышала. Его агрегат юзом с горки пошел, а внизу, аккурат посередине, сидели две чумазые морды, которые из-за смеха не могли задницы вытащить на безопасную обочину. Хотя, какая там обочина, но все же. Кое-как умелый водитель вырулил, чуть не свернув рулевую колонку, заглушил махину и побежал жопы драть глупым курицам, так он их назвал, но не тут-то было — сам погряз во всем этом великолепии. Плюнул обозленный тракторист, трактор бросил и ушел. Только бабка Нюська, что жила у плотины, чей огород выходил прямо к месту безобразия, потешалась и подбадривала, заявляя, что пригласит их глину с соломой месить, чтоб отделать сарайку.

— Славунтич, ты будешь ржать, но я грязь прям в трусах чувствую, — раскрасневшаяся Ира очередной раз скатилась с пригорка, прямиком под трактор, стараясь выбраться к дороге.

— Боюсь, она внутри нас, — размазанная по лицу липкая земля делала Миру солдатом спецподразделения в боевой раскраске, старающимся слиться с местностью.

Взгляды, которыми их встретили во дворе дома, описанию не поддавались, лишь Леся надменно хихикала, выражая свое превосходство, а младший Горин покачал головой, но лукавые огоньки в глазах загорелись. Баба Лиза сматерилась так, что даже Ира покраснела, а дед Василий бы восхитился, не забыв погоревать из-за потерянного сапога. Громко засмеялся, после минутного ступора, только Виктор Степанович, заявив, что непременно хотел бы побывать там, где они были.

В общем, задумка Иры удалась на славу, подарив им целый день смеха и радости, а депрессия от приезда Кости с невестой не обвалилась на измученную Иванову сиюминутно.

Вымотались они, конечно, сильно. Гудели все мышцы, в том числе те, о которых не знали никогда. Им в баню раза четыре воду таскали, чтоб отмыть все злачные места.

С обмотанным на голове полотенцем Ира ела булочку, запивая молоком, а Мира еле поднимала кружку с чаем, отщипывая у подруги сдобу небольшими кусочкам. Молчать они умели и сейчас с удовольствием практиковали, лишь изредка поглядывая друг на друга и посмеиваясь.

— Ну вы даете, — в летнее строение зашла Леся Егорова. — Как дети малые.

— Завидуй молча, — огрызнулась Василькова.

— Чему завидовать? Вообще-то я пришла сказать, что пригласила сюда свою подругу, ты, Ир, помнишь ее, Таню Симонову. Хочу познакомить ее с Ромой. Хороший парень. Они будут свидетелями на свадьбе, так что пусть познакомятся… поближе, — не дожидаясь обратной реакции, Леся выплыла из летней кухни, тихо прикрыв дверь.

— Я не поняла… что она сейчас пизданула? — яростью полыхнули глаза Васильковой, обещая грандиозный скандал с физической расправой любому, кто встанет на пути. Голос стал тихим, вкрадчивым, полностью отражая сжатую пружину внутри, которая вот-вот выстрелит.

С проворностью метеора, мгновенно потеряв усталость, Мирослава метнулась к выходу, надернула крючок на двери и заслонила ее собой.

— Не пыли, Ир. Ромашка пошлет любых Тань, Мань, Лесей и подобных. Она тебя провоцирует, а ты поддаешься. Хочешь, пойдем к моим? Или к Ромашке завалимся? А еще можем свалить вместе с Ромкой, как только приедет Таня эта. Уедем на пасеку к дяде Славе, а?

— Как же я ее ненавижу, — процедила подруга и несколько раз вдохнула — выдохнула, стараясь успокоиться. — Ладно. Только уедем пораньше.

— Да хоть сегодня! — успокоилась Иванова и плюхнулась на стул рядом с родной девочкой, обнимая, успокаивая. — Поговоришь с Ромашкой, или мне это сделать?

— Я сама, — все же улыбнулась подруга.

Несмотря на погоду, не располагающую к неспешным прогулкам на воздухе, Ира, как обычно, скрылась из вида в девять вечера. Несколько раз Мирослава пыталась почитать книгу, но тусклый свет в комнате напрягал глаза. Включив аудио вариант, засунув наушники в уши, она не заметила, как уснула под монотонное повествование рассказчика, мечтая, что скоро дождь кончится, дороги подсохнут, и они снова будут гулять ночами, слушая местные сплетни, влипая в новые приключения.

— Слава… — шепотом позвал Костя, и она встрепенулась, резко подскочив на постели. — Тш-ш… пойдем.

Не задавая лишних вопросов, Иванова натянула вязанные носки, которые выдала баба Лиза после бани, покопошилась в поисках халата, судорожно вздохнув, когда ее бедер едва заметно коснулись руки Горина, и вышла вслед на ним в сени. В полном молчании она обула галоши, терпеливо подождала, когда он наденет на себя дождевик, а на нее куртку, и покинула дом, ведомая им за руку.

Они стояли позади двора, на околице, где перед ними раскинулось дикое поле с мокрой травой. В полной темноте оно озарялось частыми изогнутыми, рваными, похожими на сплетение вен и сосудов, вспышками молний. Страшно и волнительно, жутко и до сказочного красиво.

— Но… — страх брал верх, а частые разговоры селян о трагических случаях в грозу всплывали сами собой. Мира запаниковала.

— Не бойся, — улыбнулся Костя, встал позади нее и обнял, укрывая полами дождевика, как в кокон, вставляя ей в ухо один наушник. Разделяя с ней то, что не оставляло его равнодушным. — Гроза ушла далеко. Верь мне.

Без поцелуев и жарких объятий — просто стояли и смотрели на светопреставление, устроенное природой, под раскаты грома над головой, слушая Bruno Mars «Talking to the moon», слегка покачиваясь в такт музыке.

— А теперь домой, а то замерзнешь, — наклонился он и прошептал ей на ухо. Без его рук сразу стало холодно и одиноко, словно выбросили в лютый мороз пригревшегося котенка, даже кожа покрылась неприятными мурашками, а озноб грозил отозваться стучащими зубами.

— Спасибо, — кое-как прошептала Мирослава, уговаривая себя уйти, а не броситься к нему, не умолять… Остаться с ней. Душа словно шаровая молния металась внутри, до боли обивая стенки грудной клетки. Чем сильнее любила, тем мучительнее становилось одиночество.

После дождей жара навалилась с удвоенной силой. Сорняки полезли, как грибы, и начались вечные прополки огородов на две семьи, благо, у Ивановых в рабсиле папа Гера, который вместо зарядки с радостью брался за любой физический труд.

— Поедем с Ромашкой в лесополосу за смородиной? — пыхтела Ира, вырывая траву, как культиватор.

— Конечно, — выпрямилась Мирослава, держась за поясницу. Деревенские хлопоты грозили доконать ее окончательно, вернее, ее бренное тельце.

— Только он Беса берет и его тварь благоверную, — сплюнула подруга, отмахнувшись от назойливой букашки, что кружила у глаз.

— А я плеер возьму и бейсболку, так что буду глуха и слепа, — рассудительно изложила свой план Иванова и поспешила продолжить.

— Бля, захочешь — мимо не пройдешь, — засмеялся за спиной Ромашка. — Ваши задницы как красные флаги маячат.

— Хочешь сказать, что у нас жопы толстые? — медленно выпрямилась, стерла со лба пот и сощурилась Ира.

— Классные, а не толстые, — хмыкнул кавалер, пробираясь между посадками.

— Ты че приперся? — не унималась Василькова, но на поцелуй ответила и порозовела слегка.