Фредерик и Бернеретта
Шрифт:
— Нам следовало бы захватить пирожков, — сказал Жерар, — верховая езда способствует пищеварению, и я проголодался; мы бы закусили на траве, прежде чем вернуться в гостиницу.
Бернеретта достала из кармана слоеный пирожок, который она прихватила по дороге в Сен — Дени, и так мило предложила Жерару, что тот, принимая его, даже поцеловал ей руку.
— Вместо того чтобы возвращаться в деревню, — сказала она, — давайте лучше пообедаем здесь. Наверное, у этой женщины найдется в ее домишке кусок баранины, да вот и куры, — почему бы их не зажарить? Спросим-ка, можно ли все это устроить, а пока будет приготовляться обед, мы погуляем в лесу. Что вы на это скажете? Право, это гораздо лучше, чем есть древних куропаток в гостинице «Белая лошадь».
Предложение было принято. Мельничиха хотела было отказаться, но, ослепленная блеском золотой монеты, полученной от
— Ну, почему же, — сказала Бернеретта, — зимний дождь проходит, как и всякий другой. Сыграем в карты, чтобы развлечься, а когда взойдет луна, будет хорошая погода.
Но, как и следовало ожидать, у мельничихи не оказалось карт, и игра не состоялась. Сесиль, возлюбленная Жерара, начала беспокоиться за свое новое платье и с сожалением вспо-< минала о гостинице. Лошадей пришлось укрыть в сарае. В комнату вошло двое дюжих молодцов довольно неприветливого вида. Это были сыновья мельничихи. Они спросили ужин и, казалось, не особенно-то были рады посторонним. Жерар начал терять терпение, у Фредерика испортилось настроение. Нет более унылого зрелища, чем вид людей, которые только что смеялись и чье веселье прервано внезапной помехой. Одна Бернеретта сохраняла прекрасное расположение духа и, казалось, ни на что не обращала внимания.
— Если у нас нет карт, — сказала она, — я предложу вам другую игру. Прежде всего попытаемся найти муху, хотя сейчас и ноябрь месяц.
— Муху? — переспросил Жерар. — Что вы собираетесь с ней делать?
— Сначала поищем, а потом увидим.
После тщательных поисков муха была найдена. Бедняжка оцепенела от холода. Бернеретта осторожно взяла муху и положила ее посреди стола, затем усадила всех вокруг.
— Теперь, — сказала она, — пусть каждый возьмет по куску сахара и положит его перед собой на стол, затем бросит в тарелку какую-нибудь монету. Это будет ставкой. Только не двигайтесь и не говорите, дайте мухе очнуться. Вот она уже летает. Смотрите — сейчас она сядет на один из кусков сахара, улетит, сядет на другой, снова вернется — как ей вздумается. Всякий раз, когда муха сядет на сахар и задержится на нем, владелец этого куска берет из тарелки монету — и так до тех пор, пока тарелка не опустеет. Тогда мы начнем с начала.
Забавная выдумка Бернеретты развеселила всех. Сделали, как она сказала. Прилетели еще две — три мухи, все играющие в торжественном молчании следили за ними глазами; как только муха садилась на сахар, раздавался дружный смех. Так незаметно прошел час; тем временем дождь прекратился.
— Не переношу унылых женщин, — говорил Жерар своему другу на обратном пути. — Надо признаться, что веселость — великое благо, может быть самое большое из всех, потому что, обладая им, можно обходиться без остальных. Твоей гризетке удалось обратить час скуки в час забавы. Это одно заставляет меня ценить ее много больше, чем если бы она сочинила эпическую поэму. Как ты думаешь, долго ли продлится ваша любовь?
— Не знаю, — ответил Фредерик, подражая небрежному тону своего приятеля, — если она тебе нравится, можешь поухаживать за ней.
— Ты неискренен; ты же любишь ее, и она тебя любит.
— Да, как и прежде, — из прихоти.
— Бойся таких прихотей.
— Догоняйте же нас, господа! — крикнула Бернеретта. Она и Сесиль мчались вскачь впереди. На небольшой плоской возвышенности девушки придержали лошадей, и вся кавалькада сделала остановку. Всходила луна, медленно выплывая из-за чащи леса; по мере того как она поднималась, тучи словно отступали перед ней. Внизу, у подножия холма, расстилалась долина, она тонула во мраке, и только было слышно, как там, в глубине, куда не проникал взгляд, глухо волновалось от ветра темное море зелени. В шести лье от Парижа можно было подумать, что находишься где-то над отрогами Шварцвальда. Внезапно ночное светило точно вынырнуло из-за горизонта. Широкий луч скользнул по верхушкам леса и мгновенно залил светом все вокруг. Высокие деревья, купы каштанов, лужайки, тропинки, холмы — все обрисовалось вдали, как по волшебству. Фредерик и его спутники обменялись взглядами, удивленные и обрадованные, что видят друг друга.
— А ну-ка, Бернеретта, —
воскликнул Фредерик, — спой нам песню!— Печальную или веселую? — спросила она.
— Какую хочешь. Спой охотничью! Быть может, на нее ответит эхо.
Бернеретта откинула назад вуаль и начала, подражая напеву охотничьего рожка, но вдруг остановилась. Ее взгляд поразила яркая звезда Венеры, мерцавшая над самым холмом. Подчиняясь очарованию более нежных чувств и мыслей, Бернеретта запела на мотив немецкой песни стихи, которые Фредерик сочинил когда-то под впечатлением отрывка из Оссиана [2] :
2
Речь идет о сборнике народных песен, автором которых являлся Джеймс Макферсон (1736–1796). В этой книге, приписываемой кельтскому барду Оссиану, воспеты подвиги Фингала, властителя страны Морвен, в Шотландии. Фингал пребывал в своем замке, носившем название Сельма.
3
Перевод Э. Л. Линецкой.
Бернеретта пела; луна освещала ее лицо, придавая ему очаровательную бледность. Сесиль и Жерар похвалили чистоту и свежесть ее голоса, а Фредерик нежно поцеловал возлюбленную.
Они вернулись в гостиницу и сели ужинать. За десертом Жерар, разгоряченный выпитой бутылкой мадеры, стал так услужлив и любезен с Бернереттой, что Сесиль затеяла с ним ссору. Они наговорили друг другу колкостей, и Сесиль ушла из-за стола, а Жерар последовал за ней в самом дурном расположении духа.
Оставшись наедине с Бернереттой, Фредерик спросил ее, догадалась ли она о причине этой размолвки.
— Конечно, — ответила Бернеретта, — это же не стихи, и каждый это понимает.
— Ну и что же ты об этом думаешь? Ты приглянулась этому молодому человеку; его любовница ему наскучила, и, я думаю, тебе достаточно сказать слово, чтобы он бросил ее.
— Какое нам до этого дело! Или ты ревнуешь?
— Нисколько. Ты же прекрасно знаешь, что я не имею права ревновать тебя.
— Объясни мне, что ты хочешь сказать?
— Милое дитя мое, я хочу сказать, что ни мое состояние, ни род моих занятий не позволяют мне быть твоим любовником. Ты знаешь это давно, я тебя никогда не обманывал на этот счет. Если бы я захотел разыгрывать перед тобой знатного вельможу, я бы разорился, не сделав тебя счастливой. Мне едва хватает моего содержания; кроме того, в скором времени я должен буду вернуться в Безансон. Ты видишь, что об этом я говорю с тобой вполне откровенно, хотя мне и тяжело, но есть некоторые вещи, о которых я так говорить не могу. Твое дело подумать и позаботиться о своем будущем.