Фредерик Жолио-Кюри

Он был перегружен административными обязанностями, и с горечью признавался, что чувствует себя «рабом ответственности» по отношению к своим сотрудникам: он должен отдавать все время им, заниматься их будущим, — средствами для их работы.

Старое, маломощное оборудование, невероятная теснота, полное отсутствие денег. Кредиты, отпускаемые на научно-исследовательскую работу, так смехотворно малы, что, например, в Коллеж де Франс в 1955 году нечем было оплатить счета за газ и воду.

На требования средств им нередко отвечали: но ведь Пьер и Мария Кюри сделали свои открытия в сарае!

— Это так, — отвечали они, — но ведь написала Мария Кюри много позже в своей книге о Пьере Кюри: «Да, это верно, но если бы мы имели в своем распоряжении хорошую лабораторию, то сделали бы больше открытий…»

Лаборатории Жолио-Кюри стали похожи на воинские соединения, сформированные сплошь из генералов: в них было больше докторов наук, чем лаборантов. К 1956 году лаборатория Коллеж де Франс и лаборатория атомного синтеза в Иври насчитывали всего 255 сотрудников — исследователей, техников, мастеров, лаборантов, служителей, уборщиц, секретарей. Среди этих 255 человек было 64 доктора наук. Любой из этих специалистов мог бы возглавить большой творческий коллектив, но этих коллективов не было и негде было их создавать. Больше всего удручала Жолио-Кюри невозможность принимать учеников, воспитывать молодежь. Это чувствовалось особенно остро после того, как только что в Комиссариате атомной энергии они доказали, что могут сплотить большой и совсем молодой коллектив, воодушевленный одной идеей.

Атомная промышленность Франции, в создание которой так много сил вложили Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, развивалась их учениками, но без них.

Родители искусственной радиоактивности не были включены в состав французской делегации на международную конференцию по мирному использованию атомной энергии, собравшуюся в 1956 году в Женеве. Более того: на стендах Франции на выставке в Женеве не было ни искусственной радиоактивности, ни деления ядра, не было ни имен, ни портретов Фредерика и Ирен. Эти имена фигурировали на почетных местах на стендах других стран — историю ведь не повернешь вспять!

Делегации многих стран хотели просить Жолио выступить с докладом в Женеве. Французская делегация отвергла это предложение.

«Почему нет в Женеве прославленных лауреатов Нобелевской премии, величайших ученых Ирен и Фредерика Жолио-Кюри?» — допытывались журналисты на пресс-конференциях.

«Французское правительство не считает нужным их участие», — гласил ответ.

Давно отошли в прошлое те времена, когда оборудование ядерной лаборатории могло поместиться в маленьких комнатках. Современная ядерная лаборатория похожа на крупный завод: ей требуются грандиозные установки, дорогое оборудование.

Таких установок во Франции почти не было. Супруги Жолио-Кюри доказывали, требовали: «Без современного оборудования ядерная физика развиваться не может. Франция отстает от других стран».

В конце концов Ирен добилась того, что Парижский университет принял предложенный ею план создания нового ядерного центра и на него были отпущены средства. По проекту Ирен в Орсэ, близ Парижа, должен был расположиться новый институт, объединяющий лаборатории Сорбонны, Коллеж де Франс, Института радия, лабораторию атомного синтеза и ряд других лабораторий.

Ирен и Фредерик особенно настаивали, что это должно быть не рождение совсем новых лабораторий, но перевод и расширение старых с их сложившимися коллективами, с их многоопытными специалистами, с их «скрытым богатством» научных традиций.

Ядерный центр в Орсэ должен был дать новую ориентировку ядерным исследованиям, снабдить их современной мощной техникой.

По замыслу Ирен и Фредерика Жолио-Кюри, Орсэ предназначен для основных теоретических исследований. Основные теоретические исследования, считал Фредерик, — это изучение явлений самих по себе, без их непосредственного практического применения. Но заметьте, добавлял он тут же, заметьте, что нет ни одного научного открытия, которое рано или поздно не получило бы практического применения.

«Не думайте, пожалуйста, — с улыбкой пояснял он в одной из бесед, — что я хочу установить какое-то разделение и причислить исследователей-теоретиков к некоей аристократической касте. Каждый вид человеческой деятельности требует определенных качеств. Но те качества, какие хочется встретить у исследователя, занимающегося основными теоретическими вопросами, близки к качествам, определяющим творчество художника: очень надежная техническая подготовка на службе воображения и творческой интуиции (Ван-Гог был не просто мазилой, он кропотливо изучал ремесло художника). Условия труда должны быть менее строгими, чем в промышленных исследованиях, естественно подчиненных жестким срокам. Нужно установить гибкий график работы, учитывающий индивидуальные особенности. Речь идет отнюдь не о том, чтобы поощрять лень или анархию, но надо доверять людям, доказавшим свою ценность…»

Орсэ — учреждение нового для Франции типа. Ирен и Фредерик осуществили идею, много лет волновавшую их: создали во Франции школу научных кадров по типу аспирантуры советских научных институтов.

Лаборатории Орсэ предназначены в основном не для студентов, а для научных работников, уже имеющих степень лиценциата, или для инженеров. В Орсэ эти молодые специалисты могут расширить знания, приобрести опыт и подготовиться к защите диссертации.

План создания Орсэ был разработан Ирен в мельчайших деталях.

Она сама выбрала место, где Парижский университет приобрел участок в сто гектаров. Орсэ расположен рядом с Сакле, и эта близость должна была служить залогом совместных работ в будущем.

Тихое, спокойное, живописное местечко привлекло Ирен и Фредерика.

Даже пригородный электрический поезд, соединяющий Орсэ с Парижем, нравился Фредерику: «Двадцать пять минут ежедневной поездки в спокойном поезде, где всегда можно найти место для сидения. Работник Орсэ, едучи на работу, здесь может почитать книгу или подумать на досуге о своей работе. Если бы я мог думать о своей работе двадцать минут в день!»

«…Мои обязанности всегда торопят меня. И мне случалось говорить себе, что если бы я мог позволить себе помечтать хоть немного о моей работе, то я избежал бы ненужной потери времени при многих опытах».

Орсэ — детище Ирен. Но тяжелая болезнь Ирен прогрессировала все сильнее, и Фредерик часто приходил ей на помощь в ее административных обязанностях, вникая во все мелочи строительства.

Первые рабочие пришли на строительную площадку в 1955 году. Ирен заботилась сразу и о строительстве, и об оборудовании, и о саде. Сад должен быть великолепным. Сама природа, окружающий пейзаж должны создавать у работников настроение, поднимать их дух, делать работу радостной и приятной.

Ирен любила цветы особой, проникновенной любовью художника.

Для лабораторий Орсэ была приобретена в Голландии громадная установка — синхроциклотрон. По сравнению с этим гигантом даже двадцатисемитонный циклотрон Коллеж де Франс выглядел устаревшей игрушкой. Синхроциклотрон похож на закованный в броню военный корабль. Основная часть его — электромагнит — весит 700 тонн. Диаметр дисков магнита в Орсэ — 280 сантиметров. У циклотрона Коллеж де Франс диаметры дисков были 85 сантиметров. Синхроциклотрон занял громадное помещение, напоминающее большой механический завод. Как далеко это от старых лабораторий, где можно было получать удивительные новые результаты, пользуясь источниками радиоактивного излучения, заключенными в маленькие стеклянные пробирки, изготовленные руками самого экспериментатора.