Фрейд

Узнав об отъезде Марты, Фрейд приходит в неистовство. Он начинает подозревать, что Марту отправили к дяде, чтобы выдать там замуж. В его голове мгновенно выстраивается картина, как Марте представляют потенциального жениха, как под давлением родственников она соглашается на брак, а возможно — о, ужас! — влюбляется в него и забывает о своем Зигмунде! А может, на самом деле у нее уже давно был жених и всё, что было между ними в последние месяцы, было только игрой с ее стороны?! Но как же тогда быть с подаренным кольцом?!

В этом близком к шизофреническому психозу состоянии (что на самом деле характерно для состояния влюбленности и объясняется физиологами избыточным выбросом дофамина) Фрейд начинает расспрашивать всех своих близких и дальних знакомых о прошлом невесты, и эти рассказы усиливают его ревность.

«Фрейд ревновал Марту, — сообщает Эрнест Джонс, — к ее двоюродному брату, к которому она питала некогда привязанность. Эта ревность подпитывалась одной из его сестер, довольно злобно сообщавшей ему, какой восторженной была Марта по отношению к некоторым песням, написанным и спетым для нее Максом. Затем Макс привел Фрейда в ярость, заметив, что Марта нуждается в любви, так что без труда найдет себе мужа… Вскоре Макс отошел в тень из-за более опасной фигуры. Этим соперником являлся на сей раз не посторонний для Фрейда человек, его близкий друг Фриц Вале. Макс был музыкантом, а Фриц художником, что вызвало у Фрейда озабоченность. Фрейд имел свое мнение о их способности нравиться барышням, и ему действительно однажды сказали, что Фриц имел репутацию человека, способного увести любую женщину от другого мужчины» [64] .

64

Джонс Э.Указ. соч. Здесь и далее цит. по — http://libes.ru/326189.read

Терзаемый муками ревности к реальным и воображаемым мужчинам, Зигмунд добивается у Эли Бёрнейса точного адреса Марты, занимает деньги на дорогу и, бросив всё, отправляется в Вандсбек. Лишь встретив невесту, он немного успокаивается: он всё еще любим, и каждый день разлуки тяжел для Марты так же, как для него.

Судя по всему, в Вандсбеке, втайне от поставленного на роль цербера дяди, влюбленные встретились несколько раз. Их свидания проходили в городском парке, который затем в письмах Фрейд сравнил с райским садом. Правда, там не было ангелов с пылающими мечами, но зато «был один маленький, нежный ангел с изумрудными глазами и сладкими губами».

Значит ли последняя фраза, что именно там, в Вандсбеке, они впервые поцеловались? Возможно, очень возможно. Тем более что дальше Фрейд пишет о том, что теперь как порядочный человек он точно должен жениться, а Марте следует смириться с неизбежным — рано или поздно она станет «фрау Фрейд».

Вернувшись из Вандсбека окрыленным, 31 июля 1882 года Фрейд приступил к работе в Венской больнице. С этого, по большому счету, и началось его обучение практической медицине.

Жизненный путь медика в те времена мало чем отличался от сегодняшнего. В течение ряда лет молодые стажеры были обречены сопровождать на обходах профессора или кого-либо из ведущих врачей отделения, с придыханием следить за тем, как тот осматривает больного и какие лекарства прописывает, затем выполнять эти указания в ходе своих дежурств. За этот многочасовой труд им платили гроши.

Должны были пройти месяцы, а порой и годы, прежде чем стажеров допускали к самостоятельному лечению больных, у них высвобождалось время для частной практики, и та начинала приносить ощутимый доход. Параллельно шло их продвижение по службе, увеличивалась зарплата, и каждая новая ступенька на карьерной лестнице означала одновременно и повышение гонораров от частной практики. Гонорары приват-доцента были несопоставимы с гонорарами обычного врача, а стоимость визита к светиле, обладавшему званием профессора, могли оплатить только весьма состоятельные люди.

Понятно, что Фрейду пришлось сполна испить эту горькую чашу начинающего врача. Тем не менее, вдохновленный любовью и планами на будущее, он находит в этом положении немало преимуществ. Да, его зарплата настолько мала, что на нее не купишь приличной одежды, а сидя с друзьями в кафе или в пивной, приходится мысленно подсчитывать каждый гульден. Но зато больница выделила ему, как и остальным ординаторам, маленькую комнатку, и таким образом Зигмунд, по сути дела, впервые зажил отдельно от родителей. Вдобавок ему полагался скромный завтрак, он мог обедать на больничной кухне, то есть проблема с питанием тоже худо или бедно была решена. Наконец, в его распоряжении была огромная больничная библиотека, открывавшая ему бесплатный доступ ко всем новинкам медицинской, да и не только медицинской литературы, а также многочисленные больничные лаборатории.

Спустя месяц после того, как «доктор Фрейд» приступил к работе, в Вену вернулась Марта. Им удалось встретиться, счастливый Зигмунд показал любимой свою заваленную книгами комнатку в больнице, познакомил с друзьями, но так как фрау Бёрнейс продолжала следить за дочерью, то встречаться им приходилось урывками, и они продолжали писать друг другу нежные письма.

В октябре Фрейда ждал новый удар: мать Марты объявила, что намерена в следующем году вместе с детьми вернуться в Гамбург — теперь уже навсегда.

А в ноябре 1882 года (во всяком случае, по версии официальных биографов) доктор Йозеф Брейер поведал своему младшему другу Зигмунду Фрейду некую историю, сыгравшую немалую роль и в его личной судьбе, и, как это ни высокопарно прозвучит, в истории человечества.

Глава девятая СТРАННАЯ ИСТОРИЯ АННЫ О.

«Если создание психоанализа является заслугой, то это не моя заслуга. Я не принимал участия в первых начинаниях. Когда другой венский врач, доктор Йозеф Брейер, в первый раз применил этот метод к одной истерической девушке (1880–1882), я был студентом и держал свои последние экзамены», — утверждает Фрейд в своем цикле лекций «О психоанализе» [65] .

65

Фрейд З.Очерки… С. 7.

Речь идет об истории болезни пациентки, которая была обозначена в написанных в 1895 году Фрейдом и Брейером «Этюдах об истерии», под именем Анна О. И Эрнест Джонс, и другие биографы, и ученики Фрейда настаивают на том, что в данном случае их кумир явно преувеличил роль Брейера в рождении психоанализа, но одновременно не отрицают значения «случая Анны О.» в рождении его метода. Настоящее имя Анны О. — Берта Паппенгейм — стало известно благодаря тому же Джонсу, и это разоблачение вызвало понятное негодование ее семьи.

Нам точно известно, когда впервые Брейер рассказал Фрейду историю болезни Берты: это произошло 18 ноября 1882 года, и этот день можно считать датой… нет, не рождения, а зачатия психоанализа, которому предстояло еще пройти долгий и непростой путь, чтобы оформиться в зародыша, а затем появиться на свет в виде не очень симпатичного и поначалу отталкивающего от себя «приличное общество» младенца.

Сама дата нам известна благодаря письму Фрейда, написанному 19 ноября, в котором он решил поделиться с любимой доверенной ему медицинской тайной. Фрейд был уверен, что Марте это будет интересно, так как Марта, как и, впрочем, и сестра Фрейда Анна считались подругами Берты. Не исключено, что все три девушки вместе учились, а после смерти отца Марты в 1879 году Зигмунд Паппенгейм, отец Берты, стал опекуном семьи Бёрнейс.

«Пациентка д-ра Брейера, девушка 21 года, очень одаренная, — продолжает Фрейд в своих лекциях, — обнаружила в течение двухлетней болезни целый ряд телесных и душевных расстройств, на которые приходилось смотреть очень серьезно. У нее был спастический паралич обеих правых конечностей с отсутствием чувствительности, одно время такое же поражение в левых конечностях. Расстройства движения глаз и различные недочеты зрения, затруднения в держании головы, сильный нервный кашель, отвращение к приему пищи; в течение нескольких недель она не могла ничего пить, несмотря на мучительную жажду; нарушения речи, дошедшие до того, что она утратила способность говорить на своем родном языке и понимать его; наконец, состояние спутанности, бреда, изменения всей ее личности…» [66]

66

Фрейд З.Очерки… С. 8.