Фритьоф Смелый

ПЕСНЬ 16 ФРИТЬОФ И БЬЁРН

Фритьоф

Бьёрн! Мне наскучил мятежный вал; Море и волны покоя не знают. С силой чудесной мой дух привлекают Выси любимые северных скал. 5 Счастлив, кто в мире с родною страною, Кто не в разлуке с курганом отцов! Долго я, долго не ведал покою, Мира лишенный, средь бурных валов.

Бьёрн

Море прекрасно, упрек незаслужен; 10 В море свобода и радость живут, Весело вместе с волной бегут, Вольному жалкий покой не нужен. Старым я стану, тогда прирасту Крепко к земле я, как травка лесная, 15 Ныне ж рубиться и пить на борту Буду, заботы и горя не зная.

Фритьоф

В бухту глухую мы загнаны льдом, Мертвые волны вкруг киля ложатся. На зиму здесь не хочу я остаться, 20 Берег пустынен, лишь камни кругом. С Севером вместе отпраздную Зиму, Ринга и милую я посещу; Раз еще видеть кудри любимой, Голос похищенной слышать хочу.

Бьёрн

25 Понял тебя я: конунг увидит, Викинга месть никого не щадит; Двор подожжем мы, старик сгорит, Фритьоф прекрасную в полночь похитит. Иль короля поединком с собой 30 Викинг, быть может, почтить намерен; Или на льду ты назначишь бой, Как ни решишь ты, во мне будь уверен.

Фритьоф

Не говори об огне и войне; К конунгу ныне иду я без гнева: 35 Он без вины, без вины королева, Грозные боги отметили мне. Нет на земле у меня надежды; С той, что мила мне, я только прощусь Ныне навеки; и вешней одежды 40 Лес не наденет — я к вам вернусь.

Бьёрн

Фритьоф! На глупость твою негодую: Стоит ли женщина грусти твоей! Мир ими полон, к досаде моей. Тысячью новых заменишь любую. 45 Хочешь, чтоб целый корабль привез Этого груза я с жаркого Юга? Тише овечек, румянее роз! Мы в дележе не обидим друг друга.

Фритьоф

Бьёрн, ты, как Фрей, безмятежен всегда: 50 Храбрый в бою, помогаешь советом, Тора и Одина верен заветам, Нежная Фрея тебе чужда. Спорить о власти богов безрассудно; Гнева богини, шутя, не буди! 55 Дремлющей искре проснуться не трудно Рано иль поздно во всякой груди.

Бьёрн

В путь ты не должен один пускаться. Фритьоф Но не один я — мой меч со мной.

Бьёрн

Помнишь, повешен был Хагбарт младой?

Фритьоф

60 Петли достоин, кто может сдаться.

Бьёрн

Брат, коль падешь, и врагу не уйти: Врежу убийце орла я в отмщенье.

Фритьоф

Незачем, Бьёрн! Петушиного пенья Он без меня не услышит. Прости!

ПЕСНЬ 17 ФРИТЬОФ ПРИХОДИТ К КОРОЛЮ РИНГУ

Справляя Зиму, весел король на пир глядит, Румяная, как роза, супруга с ним сидит. Казалось — рядом осень и свежая весна, Он — осенью увядшей, весной была она. 5 Но вот в палаты Ринга старик чужой вступил, И с ног до головы он закутан в шкуру был. И сгорбившись вошел он, держа в руке клюку, Однако ж уступали все ростом старику. Он сел внизу у двери, потупив молча взгляд, 10 Как прежде, так и ныне, там бедные сидят. И тотчас шум поднялся, хохочут все кругом На гостя указуют косматого перстом. Сверкнул очами грозно тогда старик чужой, И дерзкого юнца он схватил одной рукой. 15 Кружить его он начал, не делая вреда, Притихли все; мы тоже умолкли бы тогда. «Кто смел затеять ссору за пиршеством моим? Поди сюда ты, старый, давай поговорим. Как звать тебя? И кто ты? Сюда пришел отколь?» 20 Так молвил гневно старцу смиренному король. «Спросил ты много, конунг, но дам ответ тебе. Я имени не выдам, храню его себе. В Раскаяньи я вскормлен, мой отчий дом — Нужда, Расставшись с Волком, ныне я путь держал сюда. 25 Во дни былые верный носил меня дракон, Летал, веселья полон, на крыльях мощных он. Лежит, замерзнув, ныне без сил он на снегу, Я старым стал, и соль я варю на берегу. Твою увидеть мудрость я шел в твои края, 30 Насмешками был встречен, для них не создан я, Кружить я начал дурня и в воздухе трясти, Но цел и невредим он: меня, король, прости». «Не плохо, — молвил конунг, — ты речь свою повел, Я старых почитаю: садись со мной за стол. 35 Нам радость здесь любезна, пусть твой наряд спадет: В чужом обличье радость привольно не цветет». И вот с главы пришельца медвежий мех упал, Не старец пред гостями, но юноша стоял. К плечам его могучим с высокого чела 40 Волна кудрей спадала, как золото, светла. Окутан темно-синим он бархатным плащом, Был пояс со зверями серебряный на нем. Чеканил мастер славный зверей в былые дни, Вкруг стана чужеземца игру вели они. 45 Златым была запястьем украшена рука, И молнией застывшей казалась сталь клинка. Герой стоял средь зала, подняв спокойный взор, Как Бальдер, был прекрасен, могуч, как Аса-Тор. Горит у королевы румянец на щеках, 50 Как Севера сиянье алеет на снегах, И грудь так бурно дышит — казалось, под грозой Две лилии речные качались над волной. Вот рога звук раздался, обетов час пришел, Все стихло — вепря Фрея поставили на стол, 55 С венками вкруг лопаток, он яблоко держал, Колена он на блюде серебряном склонял. И конунг Ринг поднялся, сверкая сединой, Чела коснувшись вепря, обет промолвил свой: «Клянусь, что овладею я Фритьофом самим; 60 Мне светлый Фрей поможет и Тор могучий с ним!» Тогда с усмешкой дерзкой пришелец гордо встал, И гнев в лице героя, как молния, сверкал. Стальным мечом с размаху он по столу хватил, И каждый гость с дубовой скамьи своей вскочил. 65 «Так выслушай же, конунг, теперь и мой обет: Мне родич Фритьоф, знаю его я с детских лет. Клянусь его хранить я — весь мир зову на бой, — Пусть норна мне поможет, с ней меч надежный мой!» Король со смехом молвил: «Хоть дерзок твой язык, 70 Но речь вольна в чертогах у Северных владык. Пришельцу, королева, полнее рог налей. Надеюсь, прогостит он у нас до вешних дней». И тотчас королева глубокий рог берет, Со лба у зубра сломан был рог бесценный тот, 75 Отделан серебром он и золотом обвит, Картинами былого и рунами покрыт. Потупив очи, гостю подносит рог она, Дрожит рука, и капли бегут по ней вина. И, темные, на белой руке горят они — 80 На лилиях так блещут закатные огни. И рог у благородной принять пришелец рад; Из нынешних и двое его не осушат; Но, теша королеву, не напрягая сил, Его единым духом могучий осушил. 85 И скальд под звуки арфы стал песни петь свои О Хагбарте и Сигне, о Северной любви; Глубок и нежен голос седого был певца, И под броней смягчались суровые сердца. О Валхалле запел он, награде для бойцов, 90 О подвигах бесстрашных прославленных отцов. И все за меч хватались, и взор сверкал огнем, Кругом гулял усердней глубокий рог с вином. И крепко пили в зале, и Зимний пир шумел, И скоро хмель великий бойцами овладел. 95 Затем легли беспечно все гости на покой, И с Ингеборг прекрасной уснул король седой.

ПЕСНЬ 18 ПОЕЗДКА ПО ЛЬДУ

На пиршество конунг с супругой спешит, На море зеркальный лед блестит. Сказал чужеземец: «Непрочен лед, Король, берегись холодных вод». 5 «Не мне, — молвил Ринг, — тонуть подо льдом, Тот, кто боится, пусть едет кругом». С угрозою мрачной гость взглянул, К ноге он быстро конек пристегнул. Вот конь рванулся, могуч и рад, 10 И брызги огня из ноздрей летят. Король воскликнул: «Мой конь, вперед, Не Слейпнера ль кровь в тебе течет!» И вот — словно буря идет по морям. Старик не внемлет супруги мольбам. 15 Но мчится и гость быстрей и быстрей, Легко он скользит вокруг саней. И чертит руны конька острие, Ингеборг едет чрез имя свое. Спешат они гладкой дорогой вперед, 20 Внизу же коварно их Ран стережет. Она пробивает покров изо льда, И плещет вокруг саней вода. Ланиты Ингборг снега белей, Но мчится, как вихрь, чужеземец к ней. 25 Он в лед вонзает конек стальной, Хватает коня за гриву рукой. И взмахом легким — одним скачком — На лед поднимает сани с конем. «Я хватке мощной хвалу воздам, 30 Не сделал бы лучше и Фритьоф сам». Тогда повернули к усадьбе своей, Там жил чужеземец до вешних дней.

ПЕСНЬ 19 ИСКУШЕНИЕ ФРИТЬОФА

Солнце светит, в роще зелень, в небе вешнем птичий гам, И поток свободный с песнью к морю мчится по камням. Рдея, как ланиты Фреи, почка розы расцвела, В сердце вновь проснулась радость и надежда ожила. 5 Старый конунг с королевой на охоту едет в бор, И толпится, собираясь, в пестром блеске пышный двор. Кони землю бьют копытом, лук звенит, колчан гремит, В колпачке узорном сокол хищно рвется и кричит. На коне молочно-белом — бедный Фритьоф, не гляди! — 10 Как звезда на вешнем небе, королева впереди. То ли Фрея, то ли Рота, но прекрасней их двоих, На кудрях убор пурпурный в перьях темно-голубых. Не любуйся златокудрой, не гляди в лазурь очей! Берегись, нет гибче стана, где найдется грудь пышней! 15 Роз и лилий на ланитах не любуйся ты игрой И не слушай милый голос, что поет, как ветр весной. В сборе все. Вперед! Охота вольный бег средь гор стремит, Рог трубит, и взвился сокол, к залам Одина летит. В страхе жители лесные ищут логово свое, 20 Но Валькирия несется по следам, подняв копье. Старый конунг не догонит быстро скачущих ловцов Только Фритьоф едет рядом и безмолвен, и суров. Думой мрачной и унылой непрестанно угнетен, И измученного сердца слышит жалобный он стон. 25 «О, зачем себе на горе я покинул вал морской, В море скорбь недолговечна, ветр умчит ее с собой. Грустен викинг — бой нагрянул, буйной пляской захватил, Мысли мрачные исчезли, блеск мечей их ослепил. Здесь не то; брожу уныло, как во сне я, глядя вдаль, 30 Вкруг чела крылами плещет несказанная печаль. Не могу забыть обета — в мирной роще страстных слов, — Ею не был он нарушен, волей злобною богов. Род людской им ненавистен, с гневом видят счастья дни И на грудь зимы суровой розу бросили они. 35 Что зиме цветок прекрасный? Прелесть розы не поймет, Лишь холодное дыханье одевает почку в лед». Так роптал он. Вот пред ними дол и мрачный, и глухой, Сжатый скалами, покрытый и березой, и ольхой. Конунг молвил: «Как прекрасно, как прохладно здесь в тени, 40 Я устал, усну немного, ты со мною отдохни». «Спать, король, ты здесь не должен, холодна земля, сыра, Тяжек будет сон, поедем! Путь недолог до двора». «Как все боги, — молвил старец, — сон нежданно к нам летит, Гость хозяину ужели краткий отдых запретит?» 45 Фритьоф снял свой плащ широкий и на землю постелил, На его колени конунг тихо голову склонил, Мирно спит, как после боя воин на щите своем, Как у матери в объятьях спит дитя беспечным сном. Так он дремлет. Чу! Запела птица черная с ветвей: 50 «Распрю, Фритьоф, кончи разом, смело старого убей. Завладей его супругой, ты жених ей с давних пор, Глубь могильная безмолвна, и ничей не видит взор». Фритьоф слышит: чу! Запела птица белая с ветвей: «Видит Один нас повсюду, где не видит взор ничей; 55 Трус, ты сон убить задумал? Старца слабого сразить? Все добудешь, только славы не сумеешь ты добыть». Так поют они; и Фритьоф вынул меч свой боевой, Бросил в ужасе далеко в дикий лес, объятый тьмой. Птица черная, как уголь, в Настранд свой полет стремит. 60 И, звеня, как арфа, к солнцу белоснежная летит. Тотчас конунг пробудился. «Я забылся славным сном, Сладко спится, если храбрый охраняет сон мечом. Но скажи, пришелец, где он, молний брат, где твой клинок? Кто доселе неразлучных разлучить друг с другом мог?» 65 «Нужды нет, — ответил Фритьоф. — Много есть других клинков; Злобно, конунг, жало стали и не знает мирных слов. Мрачных духов Нифельхема обиталище она, Сон вблизи от них неверен, дразнит духов седина». «Знай, о юноша, не спал я, испытаньем был мой сон, 70 Мудрый — свой клинок проверит, и проверит друга он, Фритьоф ты, тебя узнал я, на порог лишь ты ступил, Старый Ринг давно проведал то, что мудрый гость таил. Имя скрыв, лицо закутав, ты зачем пришел как тать? Не невесту ли задумал ты у старого отнять? 75 Честь, о Фритьоф, меж гостями безыменной не сидит, Светел щит ее, как солнце, смелый лик ее открыт. Некий Фритьоф мне известен — ужас смертных и богов, — Щит разбить и храм поджечь он с равной дерзостью готов. Буду слушать голос грома, буду слушать бури вой, 110 И когда кругом грохочет, в сердце Фритьофа покой. Ливень стрел, щитов бряцанье! В битве радостно паду, И к богам я примиренным светел духом отойду». Думал я, ко мне придет он, щит подъемля боевой. 80 Он пришел — закутан в ветошь, с жалкой нищенской клюкой. Почему ты взор потупил? Разве старым был я век? Жизнь — сраженье с колыбели, юность — берсерка набег. Должно сжать ее щитами, чтоб иссякло буйство сил; Испытав, тебя простил я, пожалел я и забыл. 85 Видишь, дряхлым стал я. Скоро в холм могильный скроюсь я, Край возьми и королеву ты тогда, она твоя. Сыном будь моим дотоле; меч утративший боец Будет верной мне защитой — и былой вражде конец». «Нет, — ответил Фритьоф мрачно. — Я не шел к тебе как тать, 90 Взять хотел бы королеву, кто бы мог мне помешать? Но лишь раз мою невесту вновь увидеть я желал. О, глупец! Полупотухший пламень снова запылал. Слишком долго гостем, конунг, я в дому твоем живу! Гнев богов непримиренных тяготит мою главу. 95 Кроток Бальдер светлокудрый, каждый смертный им любим, Я лишь богу ненавистен, я один отвержен им! Да, я сжег его святыню. Волком храма наречен, Слыша имя, плачут дети, пир веселый омрачен. И отвержен сын погибший гневной родиной своей, 100 Мира нет в краю родимом, мира нет в груди моей. На земле зеленой больше Фритьоф мира не найдет, Под ногой пылает почва, роща тени не дает. Ингборг я мою утратил, старый Ринг ее супруг, И погасло солнце жизни, беспросветный мрак вокруг. 105 Что ж! К волнам родимым снова! В путь, дракон мой, в даль стремись! Вновь, ликуя, в вал соленый черной грудью окунись; Разрезай с шипеньем волны, крылья к тучам взвей! Вперед! Звезды путь тебе укажут, вал покорный понесет!

ПЕСНЬ 20 СМЕРТЬ КОРОЛЯ РИНГА

Конь златогривый Ввысь увлекает Солнце из волн на сияющий круг. Дважды красивый 5 В зале играет Утренний луч; у дверей слышен стук. С скорбною думой Фритьоф вступает; Бледен король, и вздымается грудь 10 Ингеборг юной. Гость запевает Песню разлуки. Далек его путь. «Конь окрыленный К морю стремится, 15 Рвется он вдаль от прибрежной волны. Гость омраченный Должен проститься С другом любимым приветной страны. Память былого 20 Пусть обитает Верно в запястье; возьми же его, Ингеборг, снова. Фритьоф прощает, Друга не встретишь ты вновь своего. Року покорный 25 Больше отныне, Северный дым, не увижу тебя. Властвуют норны; Моря пустыня — 30 Вотчина там и могила моя. С Ингеборг к морю, Ринг, не ходи ты В час, когда звезды свой свет разольют. Может быть, вскоре 35 Волны сердито Кости изгнанника к брегу прибьют». Внемлет ответу: «Тяжко мне слушать Жалобы мужа, как девичий стон. 40 Песня пропета Смерти грядущей, Что ж? Кто родился, на смерть обречен. Споры напрасны С неотвратимым, 45 Норны не внемлют покорным мольбам. Будь же прекрасной Мужем любимым, Край мой для сына тебе передам. Часто сидел я 50 В зале с друзьями. Мир золотой я любил и искал. Но не бледнел я В битве с врагами, В долах, на морс щиты их ломал. 55 Ныне мне время Вычертить руны. Жалок удел на соломе уснуть. Подвига бремя Тяжко ль норманну? 60 Смерть не труднее, чем жизненный путь». Резал он смело Руны глубоко, Смертные Одина руны копьем. И заблестела 65 Алым потоком Кровь на груди меж волос серебром. «Слабнет мой голос… Север свободный! Рог поднимаю во славу тебе. 70 Спеющий колос, Дух благородный, Ласковый мир я любил на земле. Меж беззаконных Конунгов диких 75 Тщетно искать его: прочь он бежит; Ныне ж у трона Асов великих Сын родового кургана стоит. Валхаллы боги! 80 Честь вам и слава! Скрылась земля, и на праздник трубит К асам в чертоги Рог величавый; Гостя блаженство, как шлем, осенит». 85 Ингеборг милой С ласковым словом, Сыну и другу он руку пожал. Очи смежила Смерть, и суровый 90 Дух королевский Альфадер приял.

ПЕСНЬ 21 ДРАПА РИНГА

Спит под курганом Славный властитель, Сталью доспехов Стан облечен. 5 Конь его ратный Ржет, замурован, Землю скребет он Златом копыт. Путь совершает 10 По мосту конунг, Бремя колеблет Бифроста свод. В выси отверзлись Валхаллы двери, 15 Приняли Ринга Руки богов. Аса-Тор бьется В битве далеко. Вальфадер кличет 20 Кубок подать. Вьет вкруг короны Конунга колос Фрей, и вплетает Фригга цветы. 25 Браге же старый Струны настроил, Тише, чем прежде, Песню запел. Ванадис внемлет, 30 Взор загорелся, Ниже склонилась Нежная грудь: «Песнь непрестанна Стали на шлемах, 35 Вольные волны Вечно в крови. Бьется, как берсерк, Буйствует сила — Дар благодатный 40 Добрых богов. Доблестный был нам Дорог владыка, Мощный хранитель Мирных полей. 45 Образ высокий Силы разумной, Днесь он, как жертвы Дым, воспарил. Вальфадер молвит 50 Меткое слово, Сидя у Саги В славном дворце. Мимера светлым Струям подобна, 55 Равно звучала Рингова речь. Мирно Форсёте Судит высокий Распри близ Урды 60 Резвой волны. Так же у камня Конунг судил нас, К милости руку Мести склонял. 65 Скуп не был конунг, Сыпал вокруг он Ложе драконов, Карликов свет. Радостен дар был 70 Рук бескорыстных, Слез утешенье - Слово его. Мир тебе, вещий Валхаллы воин! 75 Имя прославит Север твое! Радостно Браге Рог осушает: Мира несешь ты 80 С Севера весть!»

ПЕСНЬ 22 ИЗБРАНИЕ КОРОЛЯ

Обходит жезл кругом страны, На тинг! На тинг! Мы выбрать конунга должны, В могиле Ринг. 5 И верный бонд тогда берет Свой меч стальной, И он по лезвию ведет. Слегка рукой. И мальчик смотрит, как огнем 10 Горит клинок, Едва подняли меч вдвоем: Один не мог. А дочь до блеска чистит шлем Перед окном, 15 Краснеет, образ свой затем Увидя в нем. Багряный на руку надет Округлый щит. Железный бонд, тебе привет, 20 Твой дух открыт! Из сердца вольного растет Вся честь страны. Ты разум края — и оплот Во дни войны. 25 Под звон мечей и стук щитов Спешит народ На тинг открытый, там, где кров — Небесный свод. На камне тинга Фритьоф ждал, 30 И с золотым Венцом волос малыш стоял, Сын Ринга, с ним. «Он мал! — тогда слова бегут. — Не может он 35 Вести войска и править суд, Хранить закон!» Но поднял на щите своем Его герой. «Народ! Страны надежда в нем, 40 Вот конунг твой! Сверкает в новой красоте В нем асов род. Как рыбка в море, на щите Он чужд забот, 45 Клянусь страну его мечом Я охранять И золотым отца венцом Его венчать. Форсете мудрый речь мою 50 Да сохранит! И если клятве изменю, Меня сразит!» Как конунг, мальчик восседал, Взнесен на щит. 55 На солнце так с высоких скал Орел глядит. Но ожиданья долог срок, Играет кровь. И прыгнул он — вождя прыжок! — 60 На землю вновь. И клики огласили тинг, Кругом летя: «Ты избран нами; будь, как Ринг, Щита дитя! 65 И словом будет управлять Пусть ярл твоим. Ярл Фритьоф, мы младенца мать Тебе дадим!» Но мрачен тот: «Вождя избрать 70 Лишь должно нам; Не свадьба здесь; невесту взять Сумею сам. В священный Бальдера приют Направлюсь я 75 К условной встрече; норны ждут Давно меня. Я должен слово молвить им, Носящим щит. Судьбы завет лишь им одним 80 В веках открыт. И светлый бог не примирен, Разгневан ждет. Невесту сердца отнял он, Лишь он вернет». 85 Он молодого короля Поцеловал И тихо, вереск шевеля, В дали пропал.

ПЕСНЬ 23 ФРИТЬОФ НА КУРГАНЕ ОТЦА

«Как солнца луч смеющийся прекрасен, Листы дерев ласкающий в игре, Как взор Альфадера и чист, и ясен — И в море, и в росинках на заре! 5 Как свет вечерний на утесах красен! Пред Бальдером то кровь на алтаре! Уснет земля под сводом ночи вскоре, Ты, солнце, щит златой, потонешь в море. Но прежде дай взглянуть на дол любимый, 10 На друга детских лет, что сердцу мил. Ах, те ж цветы цветут в стране родимой, Лес тех же птиц под сенью приютил. Шумит, как прежде, вал неутомимый, О, счастлив тот, кого он не носил! 15 Твердит о славе лживый и веселый, Но вдаль влечет он от родного дола. Знаком ты мне, поток, где, чужд печали, Пловец скользил с отвагой детских лет. Знаком ты мне, о дол, где клятву дали 20 Мы верности, которой в мире нет. И вы, березы, в чью кору врастали Две руны — их вы сохранили след, — Стоите белые, в родной долине; Все, как и встарь, лишь я не прежний ныне. 25 Все, как и встарь? Но где же Фрамнес милый? Где храм, что осенял священный брег? Ах, радостно в долинах детства было, Но вот огонь свершил сюда набег, И страннику вещает брег унылый, 30 Как в гневе мстит и бог, и человек. Пусть странники святыни здесь не ищут, Ведь в роще Бальдера лишь звери рыщут. Есть искуситель злобный во вселенной, Коварный Нидхёгг, мрак его вскормил. 35 Он ненавидит асов блеск священный, Что взор и меч героя озарил. И все то зло, что гнев свершил мгновенный, То он внушил, то дань для темных сил. Он рад, когда пожар пылает в храме, 40 В веселье бьет он черными руками. Ужели нет, Валхалла, примиренья? О, синеокий Бальдер, ты ль суров? Родне за павших платят в искупленье И жертвой отвращают гнев богов. 45 Лишь повели, и все без сожаленья, О кроткий бог, я в жертву дать готов. Твой храм спалил без умысла я злого, Пусть незапятнан щит мой блещет снова. Пусть не владеет мрак душой моею, 50 Сними твой гнет, под ним герой поник; Раскаяньем и славной жизнью всею Дай искупить один преступный миг! Я пред разящим Тором не бледнею И Хель бестрепетно я вижу лик. 55 Ты, бог благой, чей взор, как месяц, блещет, — Лишь пред тобой мой гордый дух трепещет. Вот холм отца могильный. Спит воитель? Ах, безвозвратный путь им совершен. Вся в звездах, говорят, его обитель, 60 Там пьет он мед, щитов он слышит звон. Свой взор склони ко мне, Валхаллы житель, Услышь ты сына, Торстен Викингссон! Я рун не режу, не пою, колдуя, Но научи, чем Бальдера смягчу я. 65 Безмолвна ль смерть? Чтоб меч вернуть, в кургане Очнулся Ангантир — и мог вещать. Но стоит ли меч Тирфинг заклинаний Пред тем, что я прошу — не мне взывать, Прося меча: клинок возьму я в брани, — 70 Мне асов мир ты должен ниспослать. Для мысли смутной я прошу намека, Гнев Бальдера гнетет мой дух жестоко. Молчишь, отец? Внемли, струи морские Рокочут нежно, с ними голос слей! 75 С крылами бури мчись в края земные И, пролетая, мне шепнуть успей! Украсят запад кольца золотые, Одно из них гонцом пошли скорей! Ни откликом, ни знаком сон могильный 80 Ты не прервешь, отец! Как смерть бессильна!» Вот гаснет солнце; ветер, усыпляя Детей земли, им нежно песнь поет; Взъезжает колесница огневая Зари вечерней на небесный свод, 85 Средь синих гор, Валхаллу отражая, Над синим долом свой стремит полет. И вот несется из страны заката Видение из пламени и злата. To — марево, мы говорим о чуде, 90 В Валхалле имя лучшее дано. Как золотой венец на изумруде, Над рощей Бальдера парит оно. Лучей таких дотоль не зрели люди, Сияньем дивным все озарено. 95 Но вот оно на землю опустилось, Где храм стоял, там в храм преобразилось. Как Брейдаблик, высокою стеною Из серебра светился он средь скал. Столбы сияли сталью голубою, 100 И камнем дорогим алтарь сверкал. Подобен небу звездному зимою, Как духами несомый, свод вставал. Валхаллы боги высились на тронах, В одеждах синих, в золотых коронах. 105 И вот, стоят безмолвно у колонны Три норны, опершись на щит рукой: И прелести полны, и непреклонны, Три розы в урне взросшие одной. Взгляд Урды устремлен на храм сожженный, 110 На новый — Скульда взор бросает свой. И Фритьоф, потрясенный и счастливый, Еще глядит, но уж исчезло диво. «О девы рока, вас могу постигнуть, Ответ ты дал, отец, мольбе моей! 115 Я должен ныне новый храм воздвигнуть Сожженного прекрасней и пышней. Отрадно мирным подвигом достигнуть Прощенья за гордыню юных дней! Отверженец надеждой окрылился, 120 Прощает Бальдер, белый бог смягчился, Привет вам, звезды, шествуйте в молчанье! Отрадны снова ваши мне лучи. Привет тебе, о Севера сиянье! Пожаром мне казалось ты в ночи. 125 Цвети, курган, и моря рокотанье, Как прежде, песнью чудною звучи! Здесь на щите засну я, чужд тревоги, Мне сниться будет, как прощают боги».

ПЕСНЬ 24 ПРИМИРЕНИЕ

И вот закончен храм. Не частокол стоял Вокруг него, как встарь, воздвигнута была Железная ограда с шаром золотым На каждом кованом жезле: она, как рать 5 Бойцов, одетых в сталь, и в шлемах золотых, И с алебардами, хранила новый храм. Из цельных был камней с искусством дерзким свод Сведен — созданье исполинов на века, Подобное Упсалы храму, где свою 10 Валхаллу видел Север в образе земном. На круче высился он гордо, и чело Высокое его вал светлый отражал, Вокруг же, словно чудный пояс из цветов, Лежала Бальдера долина, мирный край, 15 Где слышно пенье птиц и шелест рощ густых. Из меди дверь высокая была, внутри Ряды столбов легко держали на плечах Могучих круглый свод — прекрасен, словно щит, Блестящий, выпуклый, висел над храмом он. 20 Там жертвенник стоял. Он в северных горах Был вырублен из мраморной скалы, вокруг Змей извивался, в рунах, в мудрых письменах Из «Слов Высокого» и «Валы». А в стене Над змеем было углубленье в золотых 25 Звездах на темной синеве: там восседал Серебряный бог милосердья, кроток, тих, Как месяц серебристый в синих небесах. Таков был храм. И вот, в серебряный покров Облачены, в него двенадцать юных дев 30 Вступили по-двое; и на ланитах их, И в сердце чистом — розы. Окружив алтарь Святой, перед богом танцевали девы; так Весенний ветерок танцует над ручьем, В траве высокой так танцуют эльфы в час, 35 Когда блестит на ней роса в лучах зари. Священную они, танцуя, пели песнь О кротком Бальдере, о том, как был любим Он всем живым, как пал от Хедера стрелы, И небо плакало, и море, и земля. 40 Не из людской груди та песнь, казалось, шла — Лилась, как звук из Брейдаблика, как мечта О милом девы одинокой в тишине, Когда средь мирной ночи перепел поет И месяц Севера березы озарил. 45 На меч опершись, Фритьоф восхищен смотрел На дев; воспоминанья детских дней пред ним Теснились радостной, невинною толпой. С очами, голубыми, словно небеса, С волнами золота кудрявого, они 50 Приветливо кивали другу юных дней. И погрузилась в ночь кровавой тенью жизнь Былая викинга с тревогой битв и бурь, И думалось ему, на их могиле сам, Как камень, убранный цветами, он стоит. 55 И песнь росла, и к Валаскьяльфу ввысь взлетал Из низменной земной юдоли дух его; И тихо таяли и ненависть, и месть, Как на груди утеса тает панцирь льда В лучах весны; и хлынули, как море, в грудь 60 Героя безмятежный мир, немой восторг. Ему казалось, бьется в сердце у него Природы сердце, в умиленье он желал Всю землю в братские объятья заключить, Пред богом примириться вновь со всем живым. 65 И вот явился Бальдера верховный жрец, Не юн и не прекрасен словно бог, но лик Был величав и кроток, и струилась вниз До пояса, серебряная борода. Благоговеньем непривычным гордый дух 70 Объят был, и склонились низко два крыла Орлиные на шлеме; старец молвил так: «Привет, о Фритьоф! Ждал тебя я здесь давно: Так сила буйствует по землям и морям Подобна берсерку, что бледен впился в шит, 75 Но истощась, она спешит в родимый дом. Сам Тор не раз ходил на Иотунхейм, в стальных Был рукавицах, в поясе богов, а все ж Утгарда-Локе трон досель неколебим. Не отступает перед силой зло, само 80 Являясь силою. Лишь детская игра Без силы кротость, луч на Эгира груди, Неверный, беглый блик, поднявшийся с волной И с ней поникший вновь: основы он лишен. Но сила, кротости чужда, сама себя, 85 Как меч в кургане, разъедает: жизни хмель Она, но нас забвенья цапля сторожит Над рогом, и стыдится пьяный пробудясь. Родится мощь от тела Имера — земли, Потоки дикие и воды — кровь ее, 90 А сухожилья выкованы из руды. Но пусто все, бесплодно на земле, доколь Не блещет солнце — кротость неба. Зеленеть Тогда начнет трава, зардеет ткань цветов, И дерево в листву плод золотой вплетет, 95 И человек, и зверь прильнут к родной груди. Таков и Аска род. Альфадер положил Две тяжести на чаши жизненных весов; Их равен вес, когда весы верны; зовут Их кротостью небесной, силою земной. 100 Могуч, бесспорно, Тор, когда разит, стянув Свой Менингьярд на бедрах, крепких, как скала, И Один мудр, когда в серебряный глядит Источник Урды и несет отцу людей И асов птица вести, землю облетев. 105 Но побледнели оба, их корон угас Наполовину блеск, лишь Бальдер, кроткий бог, Сражен был; ибо он богов соединял. Тогда поблек венец на дереве времен, И Нидхёгг корни грыз, и вырвались тогда 110 Все силы древней ночи. Иормунганд взметнул Свой хвост, от яда вспухший, к небу, Фенрис выл, И Суртра огненный клинок тогда сверкал. И с той поры сквозь жизнь, подъемля щит, борьба Идет: в Валхалле с гребнем золотым петух 115 Поет, петух кроваво-красный на земле И под землей зовет на бой. Дотоль был мир Не только в залах асов, но и на земле; Был мир в груди людей, как и в груди богов Высоких. Ибо все, что здесь бывает, там 120 В размере большем было: жизнь людская — лишь Валхаллы отблеск, и небесный свет в щите, Покрытом рунами, у Саги отражен. Свой Бальдер в каждом сердце есть. Ты помнишь дни, Когда в груди твоей цвел мир и жизнь была 125 Тиха и радостна, как певчей птицы сон, Когда колышет ветр ночной ее постель Из листьев и головки дремлющих цветов? В то время Бальдер жил еще в душе твоей, Ты, образ Валхаллы бродящий, асов сын! 130 Бог для детей не мертв, и возвращает Хель Добычу каждый раз, как человек рожден. Но рядом с Бальдером растет в душе и брат Его слепой и мрачный — Хедер, ибо зло Рождается слепым, как род медвежий; ночь — 135 Его покров, Добро же в свет облечено. Усерден искуситель Локе, руку он Слепого направляет, и летит копье В грудь Бальдера младого, радости богов. Тогда Насилье хищно рвет добычу, Волк 140 Меча голодный рыщет по горам, плывут Драконы дикие среди кровавых волн, А Кротость чистая, как немощная тень, Средь мертвых мертвая — во власти бледной Хель, И Бальдера священный дом испепелен. 145 Так асов жизнь высокая прообраз есть Для низшей жизни человека: обе — лишь Мысль неизменная Альфадера. Все то, Что было и что будет, знает Валы песнь, Песнь колыбельная времен и драпа их. 150 Ее напев звучит в былых делах земли, И собственную сагу слышат люди в ней. «Поймете ль весть мою? » — так Вала говорит. Ты примиренья ищешь? Посмотри в глаза Мне, юноша, и не бледней. По всей земле 155 Проходит примиритель, он зовется — Смерть. Земное время — вечности осадок, жизнь Земная — отпаденье от отца богов, Тот примирится, кто очищен ввысь к нему Вернется. Сами асы пали; Рагнарёк — 160 День искупленья их, кровавый день, среди Равнин стомильных Вигрида: они падут, Но неотмщенными не будут, ибо зло Навеки сгинет, и для высшей жизни вновь Очищенным добро восстанет из огня. 165 Пусть упадет с чела небес венец светил Поблекших, пусть земля потонет среди вод, Она прекрасней возродится и из волн Поднимет радостно цветущую главу; И звезды юные над сотворенной вновь 170 В божественном сияньи тихо поплывут. А на холмах зеленых будет Бальдер сам Людей и асов возрожденных направлять. Скрижали с рунами златые, на заре Времен утраченные, вновь в траве тогда 175 Валхаллы дети примиренные найдут. Так гибель падшего добра есть для него Лишь искус огненный и искупленье, лишь Рожденье к лучшей жизни; в отчий край оно Омытое вернется, как дитя, резвясь. 180 Увы! Прекрасного обитель — за холмом Могильным, в залах Гимле, и нечисто все, И низменно, что здесь, под звездами, живет. Но есть и в жизни примирение свое, Начало слабое великого. Так скальд 185 По арфе пальцами искусными скользит И согласует звуки, пробуя напев, Доколе не ударит мощною рукой По золоту струны — и встанут из могил Дела великие минувших дней, и блеск 190 Валхаллы восхищенных озарит. Земля есть только тень небес, и жизнь земли — Преддверье бальдерова храма в вышине. Для асов проливают кровь, коня ведут В златом седле, с уздой пурпурной в жертву им. 195 То некий знак с глубоким смыслом, ибо кровь — Дня примиренья каждого заря. Но знак Не дело, примиренья он не даст. Твоей Вины не искупить другому. Мертвый — мир На благостной груди Альфадера найдет, 200 Живой — в душе своей. Иная жертва есть, Она милей богам, чем благовонный дым Из чаш на алтаре: пожертвуй местью им И дикой ненавистью сердца своего. Коль меч вражды не можешь укротить, простить 205 Не можешь, юноша, чего ты хочешь здесь, В жилище Бальдера? Зачем воздвиг ты храм? Камнями Бальдера не примиришь: живет Там примиренье лишь, где мир живет. С врагом Своим, с самим собою примирись, тогда 210 И с богом светлокудрым будешь примирен. На Юге славен некий Бальдер, девы сын. Его послал Альфадер руны на щите У норн, неясные досель, истолковать. И мир был кличем боевым его, любовь — 215 Мечом, невинность, словно голубь, шлем его Серебряный венчала. Кротко жил, учил И умер он простив. Средь дальних пальм, в лучах. Его могила, и идет из дола в дол Его ученье, жесткие сердца мягчит, 220 Соединяет руки, поселяет мир. С ним мало я знаком, но смутно все ж его Предчувствовал я в лучшие мои часы. И сердце каждое, как и мое, порой Его предчувствует. И день придет: оно 225 Крылами белыми, как голубь, осенит Весь Север. Но не будет Севера тогда Для нас, и над холмом забытых тихо дуб Зашелестит. О вы, кому дано в те дни Из чаши блещущей пить новый свет, привет! 230 Вы счастливы: все облака рассеет он, Окутавшие солнце жизни. Но и нас Не презирайте: луч божественный его, Не отвращая взор, искали мы! Един Альфадер, вестники бесчисленны его. 235 Ты ненавидишь Беле сыновей. За что? Потомку бонда вольного они сестру Отдать не захотели: Семинга в ней кровь, Прославленного сына Одина; их род Восходит к Валхалле — и тем они горды. 240 Но не заслуга род, а счастье, скажешь ты, Заслугою, о юноша, никто не горд, Но только счастьем; ибо лучшее есть дар Благих богов. И не гордишься ли ты сам Геройством подвигов, могуществом своим? 245 Ты сам ли силу дал себе? Не Тор ли сплел, Как ветви дуба, крепко мышцы рук твоих? Не Тора ль мужество в груди твоей крутой — Ограде из щитов — ликует? Не его ль Сверкает молния в огне твоих очей? 250 Уже у колыбели пели норны песнь Высокую твоей судьбы. Заслуга то Твоя не более, чем конунгов — их род. Не осуждай другого гордости, твоей Да не осудят. Ныне конунг Хельге пал». 255 Прервал тут Фритьоф: «Хельге пал? Когда и где?» «Ты знаешь сам, меж тем, как строил ты, в горах У финнов воевал он. На скале нагой Там древний храм в честь бога Юмалы стоял. Он заперт был и брошен с давних пор. И лишь 260 Чудовищный, старинный бога лик еще Висел, обрушиться готовый, над дверьми. Никто не смел приблизиться: из рода в род Преданье шло в народе: первый, кто дерзнет В святилище вступить, тот Юмалу узрит. 265 То Хельге услыхал, и в ярости слепой Он к богу ненавистному наверх полез Тропами дикими, чтобы низвергнуть храм. Дверь замкнута была, и ключ заржавел в ней. Тогда, схватившись за столбы дверные, он 270 Гнилые косяки потряс: и с треском страшным бог Низринулся с дверей и, падая, убил Валхаллы сына; так он Юмалу узрел. К нам ночью весть о том пришла. Один теперь На троне Беле Хальвдан; руку протяни 275 Ему, богам пожертвуй мщением своим; Сам Бальдер жертвы ждет, я жду, его слуга, Как знак, что не осмеян мирный бог тобой, Коль ты откажешься — напрасно создан храм, Напрасна речь моя». Тогда переступил 280 Порог, обитый медью, Хальвдан; молча он От страшного поодаль с робким взором стал. И Фритьоф щит златой приставил к алтарю, И ненавистника брони он отвязал От стана: безоружным подошел к врагу 285 И молвил: «В этой битве благородней тот, Кто первый руку мира даст». Тогда совлек Стальную рукавицу Хальвдан покраснев, И с давних пор разрозненные руки вновь Сплелись в пожатьи верном, мощном, как скала. 290 Проклятье старец снял тогда с главы того, Кто изгнан был и Волком храма наречен. И тотчас Ингборг в горностаевом плаще, В одежде брачной появилась среди дев, Как на небесном своде месяц среди звезд. 295 Она приникла со слезами на очах Прекрасных к сердцу брата, он же, умилен, Сестру склоняет нежно к Фритьофу на грудь. И руку подала она над алтарем Возлюбленному сердца, другу детских дней.

ЭСАЙАС ТЕГНЕР Письмо о «Фритьофсаге»

В то время, когда я писал «Фритьофсагу», шведские литераторы — для примера довольно назвать одного Леопольда — были уверены, что так называемая готическая поэзия, какой бы талант ни взялся за нее, ошибочна в самом начале своем.

Утверждали, что она основывается на нравах и понятиях столь грубых и на общественном порядке столь несовременном, что с ними невозможно согласовать поэзию настоящего времени. Последнюю считали по справедливости дочерью новейшего просвещения, в которой наш век узнает свои собственные черты, но только украшенными, идеализированными.

И точно, всякая поэзия должна выражать дух своей эпохи и степень ее образованности; однако ж есть общие отношения и страсти человеческие, которые во все времена должны оставаться неизменными и могут быть названы основным капиталом поэзии.

Еще Линг I, хотя не всегда с одинаковым успехом, пользовался северными преданиями, по большей части для драм. Было замечено, что в высоком даровании его лирическое настроение преобладает над драматическим и что он внешнюю природу лучше изображает, нежели внутреннюю со всеми ее оттенками.