Фронт идет через КБ: Жизнь авиационного конструктора, рассказанная его друзьями, коллегами, сотрудниками

Различные авиационные фирмы спешно занялись подготовкой специальных самолетов для выполнения этого приказа.

Поздней осенью начались секретные полеты эскадрильи Ровеля. Первый отряд летал с озер Восточной Пруссии и разведывал район Белоруссии. Это были машины Хейнкель-111 со специальными моторами. Второй отряд вел съемки с базы Инстербург и действовал над Прибалтийскими государствами (вплоть до озера Ильмень). На этом направлении летали самолеты «Дорнье-215» и Б-2. Севернее Черноморского побережья летал третий отряд, базировавшийся в Бухаресте…

Пушки еще не стреляли, но война уже началась…

На советских авиазаводах шла работа, которую иначе как героической просто не назовешь. Невероятными усилиями удалось испытать, отобрать и запустить в серийное производство новые истребители ЛаГГи, МиГи, Яки и пикирующий бомбардировщик Пе-2. Авиационная промышленность работала исключительно напряженно. С марта 1941 года она перешла на суточный график и работала так всю войну. Перед нею была поставлена необычайно высокая контрольная цифра – к июлю 1941 года довести ежедневный выпуск новых боевых самолетов до 50. Это было очень много – 50 самолетов в день, 1500 самолетов в месяц, 18000 самолетов в год, а при нарастающем графике эта цифра должна была становиться все больше и больше.

Ведь всего каких-нибудь семь – девять лет назад наша авиапромышленность только становилась на ноги. В 1930 – 1931 годах мы выпускали ежегодно в среднем 860 самолетов, в 1935 – 1937 – 3578. Теперь задача ставилась более ответственная: выпуск самолетов в СССР должен превысить то, что изготовляли немцы, мобилизовав промышленность оккупированных государств. А у немцев в 1940 году было выпущено 10250, в 1941 – 11 030 военных самолетов.

Накал работы авиационной промышленности велик. В первую половину 1941 года наши заводы выпустили 1946 истребителей новых типов – МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, 458 бомбардировщиков Пе-2, 249 штурмовиков Ил-2. Тем не менее к началу боевых действий новая техника в советских ВВС составляла всего лишь 17 %, а в приграничных районах – 22 %. [99]

Глава четвертая. Генерал Лавочкин

Я не вижу моего врага – немца-конструктора, который сидит над своими чертежами где-то в глубине Германии, в глубоком убежище. Но, не видя его, я воюю с ним… Я знаю, что бы там ни придумал немец, я обязан придумать лучше. Я собираю всю мою волю и фантазию (потому что, конечно, конструктор должен обладать фантазией!), все мои знания и опыт… чтобы в день, когда два новых самолета – наш и вражеский – столкнутся в военном небе, наш оказался победителем.

С. А. Лавочкин

Буря в душе конструктора

Войну ждали, а обрушилась она внезапно. Она застала нашу военную промышленность в процессе широкого освоения новой боевой техники, а Красную Армию – технического перевооружения и реорганизации.

Первые самолеты Лавочкина, еще не успевшие сдать экзамен на эксплуатационную зрелость, вслед за МиГами попали в самую гущу боя. Они совсем еще не отработаны, эти юные ЛаГГи, и было их очень мало, Однако когда машина попадала в руки настоящего аса, она показывала себя с самой лучшей стороны.

Об одном из боев ЛаГГа с несколькими истребителями врага пишет в своих воспоминаниях о Лавочкине М. Л. Галлай. Этот бой провел в феврале 1942 года его друг Алексей Николаевич Гринчик, впоследствии известный летчик-испытатель.

Плотная сетка огненных трасс многократно перечеркнула заснеженные поля, лесные массивы, покрытую [100] льдом Волгу и мутные зимние облака. Понятие о верхе и низе окончательно смешались.

Но Гринчик не только увертывался от вражеского огня. При малейшей возможности он контратаковал. За несколько минут был сбит «мессершмитт», второй поврежден и выведен из боя. Но преимущество врага оставалось большим. Попадания в ЛаГГ следовали одно за другим. Наконец, снаряд разорвался прямо в моторе. Продолжать бой стало невозможно…

Фашистские летчики расстреливали планирующую беззащитную машину, как учебную мишень. С каждой атакой все более и более мертвым становится самолет Гринчика. Крылья и фюзеляж пробиты в нескольких местах… Из перебитых трубопроводов бьют бензин, вода, масло. Фонарь кабины сорван. Вместо приборной доски какая-то каша… А ЛаГГ-3 летит!

Искореженная машина демонстрировала неслыханную живучесть. Обозленные гитлеровские летчики принялись расстреливать ее в упор. Один из них, не рассчитав атаки, на миг оказался впереди ЛаГГа. Довернув едва слушавшийся рулей самолет, Гринчик длинной очередью выпустил весь боекомплект. «Мессершмитт» взорвался и рассыпался на куски.

Гринчик благополучно приземлился.

Живучесть ЛаГГ-3 поражала. Но все же нареканий в ту пору Лавочкин выслушивал неизмеримо больше, чем комплиментов. ЛаГГ-3 попал в руки строевых летчиков, уступавших по опыту и квалификации первоклассным испытателям экспериментальных машин. Естественно, что фронтовые летчики оценили новые самолеты как недостаточно устойчивые, требующие улучшения пилотажных качеств и увеличения обзора.

На фронтовых аэродромах название «ЛаГГ» стали расшифровывать с мрачным юмором: «Лакированный Гарантированный Гроб».

– Летчики весьма неодобрительно высказывались о нашем самолете, – вспоминает заместитель Лавочкина Герой Социалистического Труда С. М. Алексеев. – Тяжело и больно было слушать. Время очень тяжелое. Немец пер, а летчики говорили, что ЛаГГ не может совладать с «мессершмиттом»…

Одна из первых «болезней» ЛаГГа – самопроизвольный переход на большие углы атаки. Самолет вел себя [101] как норовистый конь. Внезапно, вне воли летчика, машина круто увеличивала угол атаки. Подъемная сила крыла тотчас же падала, машина теряла устойчивость, создавалась угроза аварии, а то и катастрофы.

Обратились в «скорую помощь» – Летный исследовательский институт. Там отыскали секрет неприятной загадки и тотчас же выписали простейший рецепт лечения болезни. Небольшого противовеса на одном из рычагов системы управления оказалось вполне достаточно, чтобы избавить летчиков от опасных капризов самолета. Опытный испытатель Виктор Расторгуев проверил ЛаГГ, исправленный по совету ученых. Буквально через считанные дни с конвейера пошел истребитель, освобожденный от серьезного недостатка.

Но тут новый сюрприз: самолеты, стоявшие на фронтовом аэродроме, частенько «подгибали ноги». Приходит утром летчик к машине, а она «на коленях». Тревожные извещения из армейских частей прибывали почти ежедневно…

Состояние Лавочкина отнюдь не праздничное. Скорее, наоборот. Конструктор ощущал свои просчеты особенно остро еще и потому, что второй истребитель «Як», родившийся одновременно с ЛаГГом, выглядел гораздо благополучнее. Правда, у него, как и у ЛаГГ-3, неважно с обзором, заставляла желать лучшего и живучесть, было множество производственных недоделок, но в целом нареканий куда меньше. Недостатки ЛаГГа были не страшнее, но очевиднее. Они сильнее бросались в глаза.

Так где же выход? Мучительно переживая «болезни» ЛаГГа, Лавочкин видел его в одном – в создании новой машины, способной удовлетворить требования фронта. Создание такой машины – не какой-то честолюбивый замысел, не «мечта» конструктора, как это принято иногда думать и писать, а необходимость, жестокая необходимость, огорчительное (да, да, очень огорчительное!) следствие того, что частичными улучшениями и мелкими доделками ЛаГГа больше не обойтись, хотя по тому времени это было бы прекрасно.