Фрося. Часть 2
Шрифт:
Да, кстати, ты поговорила с раввином Пинхасом, что он тебе сказал?
Фрося чмокнула дочь в щёку и отстранилась:
— Ну-ну, давай быстренько переодевайся и на кухню, совсем заморили голодом Басю с Сёмкой, хотя они похоже телевизором сыты.
Пока меня не будет, ты всё же постарайся мальчишку куда-нибудь выводить, а то он с утра до вечера будет сидеть у телевизора и слепить глаза…
Аня от души рассмеялась:
— Ну, мамочка, я с этим хорошо знакома, я просыпаюсь под телевизор и под его гудение и засыпаю.
Конечно, когда у меня будет свободное время, буду его вытаскивать
Мама, я уже написала письмо Риве, между парами был перерыв, я отсела от всех и настрочила, может маловато, но пока не знаю, о чём особо писать.
— Анютка, Риве пока будет приятен сам факт письма от тебя, а со временем найдутся у вас общие темы, я в этом абсолютно не сомневаюсь…
После ужина Аня засела за учебники, а Фрося уединилась на кухне и написала ответное письмо Риве:
«Здравствуй, дорогая сестричка!
Мне тоже кажется, что наше такое обращение друг к другу наиболее уместное.
После нашей с тобой памятной и скоротечной встречи, когда ты передала в мои руки свою кровинушку, прошло столько лет и столько событий произошло в твоей и моей жизни, что никакого письма не хватит это описать.
Ривочка, твоё письмо меня очень взволновало, я глупая, вначале даже чего-то испугалась.
Я не знаю, кто из нас больше слёз пролил, ты, когда писала или я, когда читала, как только чернила выдержали, ведь это письмо предстояло ещё и нашей доченьке прочитать…
Нет, я не хотела расстаться с Анюткой, но я тебя с Меиром, ей богу искала, даже в органы обращалась…
О том, что ты осталась жива, я узнала только почти через четыре года после окончания войны.
Об этом мне сообщили здесь в Вильнюсской синагоге, а чуть позже поведала соседка, что ты спрашивала у неё обо мне, но я тогда находилась в деревне и про это никто не знал.
Ривочка, в ту же ночь, после того, как приняла из твоих рук Анечку, я уехала в деревню и затаилась.
Даже в моей глухой деревне внешность Анютки вызывала вопросы и недоумение, но мне удавалось отшутиться.
Там мы отсиделись до конца сорок пятого.
Во время войны я родила ещё одного мальчика, но не от Степана, а от другого человека, если ты помнишь, в Поставах был старый ксёндз Вальдемар, а у него был племянник Алесь?
Так, вот, он меня любил ещё до моего замужества, а потом уехал в Польшу, а тут вскоре наши места вошли в состав Советского Союза.
С приходом немцев, Алесь вернулся из Польши в наш город.
Степан в начале войны ушёл на фронт, перед тем, как мы расстались, я его предупредила, что с ним не останусь в любом случае.
Ты же должна помнить, как он относился ко мне во время родов и после…
Алесь помог нам с детьми перебраться в деревню.
Он работал у немцев переводчиком в комендатуре и был в местном подполье.
Я не буду тебе описывать подробно все события, но после войны его арестовали и отправили в Сибирь. Я до пятьдесят шестого года и не знала, жив он или нет.
Затем поехала к нему в те далёкие края, там мы разочаровались в друг друге и расстались.
Там же я встретила самую большую любовь в своей жизни, но она оказалась очень короткой, мой любимый человек умер,
но я в тот момент была уже беременной и оставила от него ребёнка. У меня сейчас три мальчика и наша с тобой девочка.Перед тем, когда ей исполнилось двенадцать лет я рассказала нашей девочке обо всём, кто её настоящие родители и как она попала ко мне.
Конечно, для Анютки это был шок, но она очень достойно из него вышла и не отреклась от меня и своих корней.
На её бат-мицву мы поехали в Вильнюс, к тому времени у меня со здешним раввином Рувеном сложились очень хорошие отношения и он устроил нашей девочке праздник по всем правилам, я зажигала двенадцать свечей, как сказал раввин, за каждый подаренный мной нашей доченьке годик…
Фрося тяжело вздохнула, каково будет это читать Риве?!
…Наша Анечка живёт в Вильнюсе у очень хорошей женщины, ни в чём не нуждается, заканчивает четвёртый курс университета, учится на врача, она захотела получить эту профессию, ведь я ей рассказывала, что вы с Меиром были врачи, и что твой муж спас нам со Стасиком жизнь.
Я ей рассказала, как ты, будучи беременной ею на восьмом месяце самоотверженно ухаживала за мной, когда я после родов находилась неделю без сознания.
Что именно твои руки приняли моего первенца и две недели ухаживали за ним, пока я чуть окрепла.
Ривочка, ты можешь гордиться нашей дочерью, она умненькая, скромная, внешне лицом и фигурой очень похожа на тебя, я ей скажу и она в следующем письме вышлет тебе фотографии.
Думаю, что для первого письма я тебе написала достаточно много.
Милая сестричка, можешь не волноваться, мои дети ни в чём не нуждаются, у меня большое хозяйство, я торгую на базаре, да, и что мне надо самой, а детям хватает, тем более Стасик уже работает и себя полностью обеспечивает.
Ривочка, конечно же, я к тебе питаю сестринские чувства, да, нет, гораздо большие, ведь мы две матери одной дочери.
Это наши первые друг другу письма и трудно сразу так окунуться в душу, но ты написала очень сердечное письмо и я попыталась ответить тебе тем же, но я же малограмотная, Алесь в Сибири даже меня стеснялся.
Пиши, задавай вопросы и мне тогда будет легче писать, отвечая на них.
Крепко тебя обнимаю и целую, привет мужу и сынишке.»
Фрося взглянула на часы, уже было за полночь.
Глава 15
На столе перед Фросей лежал сложенный вдвое листок — письмо Ани к Риве, которое она попросила прочитать перед тем, как вложит в конверт.
Фрося развернула лист:
«Здравствуйте!
Признаюсь, мне было очень тяжело взяться за написание этого письма, ведь я знаю про вас только по рассказам мамы.
Мне мама в своё время сообщила, что вы, слава богу, остались живы после ужасной войны и всего того, что вам пришлось пережить в гетто.
Вы, сильная женщина, нашли в себе душевные силы, после стольких тяжёлых потерь не пасть окончательно духом, а вновь сумели обрести своё место под солнцем.
Я ни в коем случае вас не осуждаю, за то, что вы вручили мою судьбу в руки мамы, а более того, благодаря вашему поступку скорей всего уцелела, не попав в адские условия гетто.