Фрунзе. Том 2. Великий перелом
Шрифт:
– Слушаюсь.
Секретарь повесил трубку.
Дзержинский тоже.
И еще отхлебнул чаю.
Потер лицо. И… за дверью послышалась возня.
Бах!
Прозвучал явно пистолетный выстрел. Судя по звуку – чего-то вроде 6,5-мм пистолета.
Бах! Бах!
И тишина.
Секунд через пятнадцать дверь в кабинет Дзержинского открылась и вошел секретарь, предварительно крикнув:
– Свои!
Феликс успел за это время взять пистолет, лежавший под рукой в тумбочке, и изготовился к стрельбе. Он не доверял на слово. Так что секретарь входил медленно и плавно.
– Что там?
– Попытался оказать сопротивление.
– Раненые?
–
Будь прострел правой или левой – рабочей, Феликс бы его отстранил. Ну как он будет писать и фиксировать? А так, если кости не разбило и хорошо перевязали, то можно.
– А этот? Жив?
– Да куда он денется?
– Заводите. А сам попроси ребят тебя перевязать. Никуда пока не ходи. После перевязки сядешь на место и будешь фиксировать всех, кто сунет нос. Хотя нет. Сначала позвони на проходную и прикажи никого не выпускать. Вообще никого. Понял?
– Слушаюсь.
Ввели.
Точнее внесли, так как его умудрились нокаутировать.
Допрос был быстрым, простым и жестким.
Сомнений у Дзержинского не имелось – он явно пришел по его душу. А значит, кто? Правильно – контра. Жалости он не испытывал никакой.
Пяти минут хватило на то, чтобы получить сведения.
Феликс поднял трубку телефона.
– Михаил Васильевич?
– Да, – ответил нарком по военным и морским делам, который к тому времени уже успел вернуться со стрелкового полигона.
– Извини, что беспокою в выходной. Тут такое дело… Ребята твои нужны.
– Конечно. Сколько? Куда? Зачем?
И завертелось.
Солнце клонилось к закату. А сотрудники центрального аппарата ОГПУ, подкрепленные бойцам СОН, выступали на «тропу войны». Действуя быстро, жестко и не уведомляя никого из Политбюро. В том числе и для того, чтобы не спугнуть добычу.
Это позволило в самые сжатые сроки пройти по всей цепочке до заказчика. Ее просто не сумели нормально подчистить. Ведь такой реакции от Феликса никто не ожидал. Он так раньше не делал. И уж тем более не решался арестовывать высокопоставленных членов партии. Так что Литвинов, как глава Коминтерна, очень удивился, когда в его спальню ворвались хорошо вооруженные бойцы и «сломали ему лицо» при попытке возмущаться.
Строго говоря, к утру весь центральный аппарат Коминтерна был арестован. А их сейфы да несгораемые шкафы опечатаны и вывезены в ОГПУ. Политбюро же обо всем этом узнало только с рассветом. От самого Феликса. И уже, по сути, сделать ничего не могло. Ибо кое-кто из задержанных успел дать признательные показания. Да и документы, найденные в сейфе Литвинова, свидетельствовали против него лучше всякого чистосердечного признания…
– … – грязно выругался Сталин, когда положил трубку.
Еще один важный ему игрок не выдержал и сорвался. А ведь он его предупреждал. Но нет, обгадился. Видимо, давление его зарубежных друзей оказалось слишком существенным. Да и ленинградская парторганизация нервничала, через которую проходило довольно много «левых» денег. В том числе и Коминтерна…
Глава 6
1927 год, апрель, 1. Москва
– Свет! – раздался громкий выкрик.
И в какие-то двадцать секунд в павильоне сначала погас свет, а потом вспыхнуло насколько ламп, осветив декорации.
– Тишина! – крикнул тот же голос.
Но
никто и так не болтал.Шли съемки первого в Союзе звукового фильма по лицензированной у кинокомпании «XX век Фокс» технологии «Мувитон». Это когда на пленку фиксируется не только изображение, но и фонограмма звука. Передовая тема! Прямо с самого острия кинематографического прогресса!
Вот режиссер дал отмашку.
И кинокамера, укрепленная на специальной платформе, плавно заскользила по рельсам, проложенным вдоль макета на основе папье-маше. Имитация огромного ущелья выхватывалась из сплошной окружающей темноты мягким светом. А по нему летел космический истребитель, ловко огибая выступы.
Белый. Красивый. Сочный.
Само собой, он не летел, а двигался, удерживаясь на крашеной проволочке. И перемещался он простой тягой по извилистым направляющим, к которым держатель той проволочки прижимала пружина. Однако эффект в этой полутьме был прекрасный.
Космический истребитель футуристической формы двигался с некоторым ускорением, поэтому, появившись маленькой белой точкой вдали, он приблизился достаточно, чтобы за остеклением проступила человеческая фигура. И «пролетел», проскочив под движущейся по рельсам камерой.
Михаил Васильевич наблюдал за всем этим делом молча. Он даже вошел, стараясь не привлекать внимание. Эйзенштейн, увлеченный новой идеей, отложил свое желание снимать грандиозные полотна о великих битвах. И занялся созданием передовой киноленты о далеком будущем и космосе: «Звездные войны».
Общего сюжета этой киносаги Фрунзе, разумеется, не помнил. Как и большинство «мимокрокодилов», он запомнил там только «маленького зеленого чебурашку», «мужиков с люминесцентными лампами», грозного Императора с крашеным ведром на голове и так далее.
Задумываться над происходящим на экране он изредка пытался, но очень быстро забивал. Слишком много там было чуждой ему мутоты под соусом чего-то значимого. Так что в его голове отложилась только картинка.
Что-то значимое он помнил только из франшизы Warhammer 40000. Почему? Так сын племянника увлекался. И это юное создание время от времени в последние годы прошлой жизни оставляли у двоюродного деда, не имевшего своих детей. Вот он ему все уши и прожужжал. Так что Михаил Васильевич прекрасно знал, и кто такой комиссар Каин, и кто такой Хорус, и так далее.
И породил весьма специфический микс этих двух миров. С одной стороны, была цивилизация землян во главе с великим вождем, которая вела войну на выживание с разного рода инопланетянами. За планеты, пригодные для жизни. За ресурсы. И так далее. Имперские штурмовики превратились в земную гвардию. Джедаи – в комиссаров, наделенных особыми паранормальными способностями. И так далее. Причем не все инопланетяне – ксеносы – воевали с человечеством. Часть вполне себе сотрудничала. Но тут опять его подвела память. И в голове все перемешалось. И если твилеков и волосатый народ йети он вспомнил, то остальных инопланетян пришлось выдумывать, вспоминая всякое из того, что болтал внучатый племянник. Из самых разных фантастических игр и фильмов.
Все вместе это уложилось в единую и вполне связную синкретическую концепцию. С набросками обликов, которые Фрунзе и подсунул Эйзенштейну вместе с описанием технологии съемок. Ну и набросками сюжета первого эпизода.
Потом переговорил.
Они поэкспериментировали, сняв минутный ролик.
И… понеслось!
Эйзенштейн словно удила закусил, ухватившись за концептуальную новизну. Ведь она позволяла разом вывести его на новый уровень. Мировой уровень! А тщеславия ему было не занимать…