Fugit irreparabile tempus

Некоторые из его одноклассников рассказывали, что Владимир после выздоровления изменился очень сильно, стал замкнутым, нелюдимым. Это вполне объяснимо, но вот то, что он с отличием закончил вычислительный факультет Автодорожного и сам — по собственному желанию! — «закрылся» в гарантийной мастерской, вот это настораживает.

Кроме того, мы поговорили с несколькими женщинами, его интимными подругами, ведь художница Ярцева отнюдь не единственная, с кем имел дело Антонов. Так вот, женщины в один голос уверяют, что подобных мужчин не встречали в своей жизни: выносливый, нежный и грубый в меру, понимающий и — абсолютно равнодушный. Одна даже сказала, что у нее создалось впечатление, что она любится с механизмом, роботом каким-то, настолько у него всё… как положено.

И последнее, наверное. Никаких особых литературных дарований у Антонова не было ни в школе, ни в институте. Конечно, бывало, что писал заметки в стенгазету, но — формальные, как это обычно пишут, что бы просто выполнить долг, поставить галочку…»

— Подкидыш? — внешне равнодушно, спокойно рассматривая свои ногти, поинтересовался подполковник. — Что вы на это скажете? Думали такую версию?

— Думали, а то как же? — отреагировал майор Семенов. — Жаль, в те времена еще не было всеобщей обязательной дактилоскопии, отпечатки пальцев у Антонова брали уже в больнице, причем почему-то — в московской, но даже если и подкидыш, то какой смысл подростка покидывать? На консервацию с неопределенной перспективой? И зачем же он вот так рискнул засветиться через двенадцать лет?

— А это — смотря кто и зачем нам его подкинул, — многозначительно сказал Дудинцев. — Да и кто вам сказал, что публикация романа — это не способ связи или не поиск своих?

— Ну, а кто же на такую головоломную операцию мог решиться… — начал было отвечать Алексей Петрович и неожиданно осекся. — Вы думаете, что это не люди?..

— Ты сказал, — цитируя Святое Писание, ответил подполковник. — Но — какой-то слишком уж однозначный вывод получается, правда?

— А может быть, это люди, но не наши? — смущенный собственной дерзостью высказался Сева.

— А чьи же? — повернулся к нему Семенов.

— Ну, из прошлого, будущего, параллельного… — смутился еще больше и замялся с ответом старший лейтенант.

— Стоп фантазия! Общее представление о деле вы получили, версий рождается миллион прямо здесь, за столом, поэтому самое лучшее будет, если начнем с плана мероприятий, — по-хозяйски потер руки подполковник Свиридов. — У кого какие будут предложения? Только конкретику, пожалуйста, без всякой размазни-лирики, типа «изучить», «рассмотреть», «подумать»… И все-таки, при всей нашей уверенность, учтите, что и Антонов этот мог быть просто промежуточным звеном в передаче рукописи…

9

В этот день всё было, как всегда: и трое клиентов с заедавшими валами ЦПУ, и пяток, пришедший за уже исправленными вычислителями, и несколько приезжих, заглянувших в мастерскую, что бы узнать, как добраться до ближайшей станции метро. Видимо, осенняя погодка распугала редких прохожих на пустынных в рабочее время московских улицах.

Володя механически, бездумно разбирал корпус очередного, подлежащего ремонту вычислителя, когда заскочил в комнату ремонтников приемщик Славка, малый веселый и разбитной, шустрый и любвеобильный, благодаря которому они частенько отбивались от особо въедливых и докучных клиентов.

— Мужики, кто подменит до конца дня? — весело спросил Славка ремонтников, поигрывая в пальцах электронной печаткой. — У меня женщина — на мильон!!! А вам всего-то пару часов постоять…

Несмотря на стремительно уходящие в прошлое дензнаки, стоимостная оценка долго еще будет присутствовать в людской речи, что тут поделаешь, привычка тысячелетий. Вот, казалось бы, который уже десяток лет все люди в стране в основном атеистического воспитания с детства, церквей по пальцам посчитать, да и те больше, чем наполовину, музеями стали, а все народ божится, клянется и поминает всуе имя Христово, так ведь Христос-то помоложе денег будет.

Славка, в ожидании подмены, умильно посмотрел на Володю. Еще бы, их все-таки связывают совместные амурные похождения. С той же Иркой Ярцевой… когда она вдруг затребовала у Володи парочку друзей мужского пола «для компании», да и вообще — «сейчас так модно на Западе, а мне хочется попробовать», Антонов долго не думал и пригласил Славика. Тот компании не испортил, а если трепался потом об этом приключении, то исключительно тактично, не называя конкретных имен и адресов, за это теперь всегда был желанным гостем в маленькой двухкомнатной квартирке наладчика аппаратуры второго класса, как значился в рабочей ведомости Володя. Впрочем, еженедельного безобразия с участием уже привычной художницы и её подруг Славику не хватало, и вот сегодня он, видимо, собрался покорять очередную «вершину». Все бы ничего, дело-то холостое и молодое, но вот подменять его придется скорее всего Володе. А подменять — это не только общаться с клиентами, выдавать-принимать технику, но и последним уходить из мастерской, закрывая её электронным ключом, а завтра, с утра, быть тут первым. Но — на что только не пойдешь ради хороших отношений с приятным человеком?

Володя протянул руку, подставляя ладонь «ковшиком» под печатку:

— Давай, постою за тебя до вечера, но что бы с утра сам открывал, ладно?

— Тогда я к тебе заскочу часиков в десять? — уточнил Славка, отнюдь не возражая против такого условия, но, на всякий случай, предупредил: — Если не смогу, то звякну…

— Ты даже не думай звякать, — сурово предупредил Володя. — В десять у меня, как штык!

Славик, уже выскакивая из помещения, сделал неопределенный жест, полный то ли согласия, то ли, наоборот, не согласия со словами Антонова. Володя вздохнул ему вслед, и принялся прибираться на рабочем столе. Сегодня уже не придется разбирать корпуса, тестировать внутренности вычислителей.

… Похоже, этот старичок был последним на сегодня посетителем мастерской. Он вкатил стоящий на сумке-тележке габаритный, квадратный ящик в комнату-приемную, где за высоким, длинным прилавком скучал последние минут сорок Володя, одновременно с телефонным звонком. Антонов кивнул на приветствие старичка и жестом попросил того подождать пару минут, шагнув с переносной трубкой казенного телефона в дверной проем, ведущий в рабочие помещения. Не то, что бы Володя чего-то или кого-то стеснялся, но сейчас — он это точно знал! — должна была позвонить Ярцева и назначить очередную встречу. При этом разговаривать Ирина предпочитала откровенно до невозможности и таких же ответов требовала от собеседника, так зачем же шокировать почтенного пожилого человека интимными подробностями предстоящей встречи с развратной художницей?

«Милый, ты сегодня в боевом настроении?» — проворковала томным голоском Ирина, узнав в трубке привычное «слушаю вас» от Володи.

— Я всегда в боевом, — ответил Антонов, слегка прикрывая ладонью трубку.

— Я знаю-знаю!!! — с придыханием заверила Ирина. — Потому и жду с нетерпением встречи… как ты мне засадишь по самую матку…

— Обязательно, — постарался вывернуться нейтральными словами Володя. — Как только встретимся, сделаю… и даже больше, чем ты сказала…

— Больше — это куда, милый? — уточнила неугомонная художница. — Ротик и попку ты уже проверял, они у меня глубокие и узкие, как ты любишь. Особенно там узко, если вас двое…

— Всегда и везде, — невпопад ответил Антонов, скосив глаза на громко отдувающегося астматическими хрипами старичка.

Тот только-только распаковал и взгромоздил на прилавок нечто старинное, раритетное, напоминающее размерами экрана первые телевизоры из Политехнического Музея, и теперь отдыхал, натружено пыхтя и охая. Решив, что еще какое-то время посетитель будет не способен обращать внимание на разговор приемщика по телефону, Володя спросил:

— Ты сегодня одна?

— А тебе разве мало меня? — притворно удивилась Ирина. — Или твоим друзьям уже не нравится делать это вместе с тобой? Один — в ротик, другой — в письку, а тебе — любимое местечко, моя попка… разве так уже плохо?