Футбол – только ли игра?

На левом фланге у нас играл Анатолий Ильин. Долгие годы выступал и центральным нападающим, и левым крайним. Уже в восемнадцать лет был включен в сборную команду страны. Быстрый, с хорошо поставленным ударом, смело шел на обострение ситуаций, чтобы прорваться сквозь линию обороны. В нем жило так хорошо знакомое мне чувство – забить, во что бы то ни стало забить! И многие его голы в самых ответственных матчах оказывались решающими, приводили команду к победе. На Олимпиаде 1956 года в Мельбурне, в финальном матче с югославами, он забил тот самый единственный гол, принесший советской сборной золотые медали. В том матче участвовали спартаковцы Огоньков, Масленкин, Нетто плюс вся наша пятерка нападения – Татушин, Исаев, Ильин, Сальников и я – в центре. Тренеры сборной старались нас не разбивать.

В начале пятидесятых годов, после расформирования команды ВВС, к нам пришло несколько игроков, которые оставили заметный след в истории «Спартака». Среди них был Михаил Пираев, вратарь. Худой, тоненький, как тростинка, мощи – кожа да кости. Ему довольно сложно было играть на выходах, но зато в воротах мгновенно взлетал за мячом в верхний угол, мгновенно доставал его в нижнем.

Помню, приехали мы в Польшу и в одной из газет увидели дружеские шаржи на себя. Миша был изображен черной птицей, нависшей над воротами, не то вороном, не то коршуном, готовым броситься на каждого и растерзать – горящие огромные глаза, лохматые брови. Он долго задумчиво рассматривал свой портрет: «Слушай, если я так похож на крокодила, может, мне пойти работать в зоопарк?»

В команде Мишу любили. И за чувство юмора, никогда ему не изменявшее, и за кристальную честность, порядочность.

Изобразив его птицей, готовой стремглав взлететь и камнем броситься на землю, польский художник явно не знал, что наш Пираев и птиц «переигрывает». В Тарасовке прямо за стадионом начиналась сосновая роща. Иногда мы делали в ней зарядку под аккомпанемент крикливых галок. Однажды, едва несколько галок слетело на землю, Миша совершил молниеносный бросок и выпрямился с птицей в руках. Повертел ее, показал нам и выпустил. А однажды, к нашему изумлению, схватил сразу двух петухов – такая поразительная реакция.

После 1954 года его пригласили в Тбилиси. Он принял приглашение, поскольку был родом из этого города, и не один сезон потом надежно защищал ворота «Динамо».

У нас появились новые вратари – Владислав Тучкус и Валентин Ивакин. У Тучкуса были замечательные данные, он мог бы стать выдающимся вратарем, но красивому парню кружили голову поклонницы. Владислав нередко нарушал режим. Ивакин же, напротив, не столь, может быть, одарен природой, но требователен к себе. И в том, что «Спартак» в 1958 году выиграл дубль, его немалая заслуга.

В команде в это время было немало игроков, которым перевалило за тридцать. Вроде бы возраст заката, и тем не менее мы стали чемпионами и завоевали Кубок.

В финале Кубка все складывалось крайне драматично. Торпедовцы обрушили на нас шквал атак. У ворот возникает один голевой момент за другим. Выскочил Фалин к воротам. Ивакин спас команду от гола. За Фалиным Арбутов – и снова Ивакин выручил. Наконец Валентин Иванов, выйдя один на один, уже обводил Ивакина, и только в последний миг наш вратарь сумел обхватить мяч ногами.

Во второй половине игра несколько выровнялась. В конце основного времени мы с Ильиным вышли вдвоем на ворота «Торпедо». Ильин вытянул на себя вратаря и отдал мне пас, передо мной были пустые ворота. Ну, казалось бы, направь мяч сразу… Но хотелось выжать из момента все, хотелось пробить наверняка. Несколько промедлил, подскочивший защитник успел чуть-чуть задеть мою бьющую ногу, и я потерял мяч. Игра закончилась вничью – 0:0.

Наверное, не надо слов, чтобы представить себе мое состояние и состояние команды. Все были подавлены. Молчали. Сорвался Игорь Нетто: «Нет, это невозможно, это невозможно!.. Да за такое знаешь, что полагается?..» Я тоже вскипел: «Что шумишь? Нарочно, что ли?» – «Еще не хватало, чтобы нарочно!..» В дополнительное время я получил передачу от Исаева, переиграл вратаря и отправил мяч в сетку. Со счетом 1:0 мы матч выиграли. Естественно, я сказал Нетто: «Ну, вот видишь, выиграли, а ты кипятился». – «Выиграли, но тридцать лишних минут мучились».

Кубок был наш. Предстоял, еще матч на первенство страны, вернее переигровка с киевским «Динамо» – редчайший случай в футбольной практике. До этого мы обыграли киевлян со счетом 3:2. Третий решающий гол я забил за тридцать секунд до конца матча, но судья Петр Гаврилиади допустил ошибку. Когда игра закончилась, он должен был тотчас остановить секундомер. А Гаврилиади подождал, пока мяч из ворот доставят к центру – хотел показать зрителям, что гол засчитан – и только после этого нажал на кнопку секундомера. Получилось, что матч на 9 секунд длился дольше положенного. С таким показателем на секундомере он пришел в судейскую. Увидев это, представители «Динамо» подали протест.

Председатель Федерации футбола страны Валентин Александрович Гранаткин категорически возражал против переигровки. Но надавили сверху – и такое, к сожалению, случалось в футболе, – подключились могущественные руководители московского «Динамо», нашего главного соперника в борьбе за чемпионский титул: мы оказались на очко впереди, при проигрыше были бы на очко сзади, при ничейном результате у динамовцев оставался шанс выйти на первое место, победив в переигровке с нами.

Словом, справедливость за кромкой футбольного поля не восторжествовала. Было принято решение переиграть матч по окончании сезона, то есть после финального матча на Кубок. И вот, проведя 2 ноября поединок с «Торпедо», тяжелейший, на раскисшем поле, мы должны были через пять дней встретиться в Лужниках с киевским «Динамо».

Несмотря на холод, стадион был заполнен до отказа. Мы знали, что в Киев ездил Михаил Иосифович Якушин, в ту пору тренер московского «Динамо», готовить киевлян к переигровке. Это тоже, скажем так, выглядело не очень красиво.

К тому же если в день финала Кубка земля была еще землей, то 8 ноября, схваченная морозом, она обрела крепость асфальта. Настроения это, понятно, тоже не прибавляло. Игра складывалась неблагоприятно для нас. Второй тайм, а счет 1:2. До конца матча остается немногим более двадцати минут, когда Анатолий Ильин забивает неотразимый гол, в самый угол ворот. Все идет к ничьей. Стало быть, предстоит еще одна переигровка – с московскими динамовцами. На трибуне, рассказывал потом Николай Петрович Старостин, уже начался разговор о дне предстоящего матча. Гранаткин сказал: «Будете играть двенадцатого». Старостин возражал: команда не успеет отдохнуть после двух таких тяжелейших игр. Но председатель федерации был непреклонен.

А время бежит. В нашем распоряжении всего шесть минут. Мяч уходит за лицевую линию киевского «Динамо». Я подаю угловой, довольно удачно закручиваю мяч, на него выскакивает Сергей Сальников и забивает третий гол. Николай Петрович, не сдержав торжества, повернулся к Гранаткину: «Ну, что ж, можете назначать на двенадцатое!»

Так мы стали чемпионами.

Не случайно, наверное, в памяти мельчайшие подробности этих двух игр: острый драматизм, напряжение как бы открывают дополнительные каналы зрения и слуха, «запись» идет точнейшая. В этих играх со всей яркостью проявились дух и стиль нашей команды, особенно дух. Надо сказать, что он и по сей день жив в «Спартаке», передается из поколения в поколение.

Вполне возможно, что спад, который наблюдался в следующем году, объяснялся отнюдь не солидным для футбола возрастом многих игроков, а невероятным напряжением предыдущего сезона. Но… В такие тонкости спортивные руководители зачастую не вникают. Команда стара, надо обновлять! Расстаться с игроками легче легкого, но прежде неплохо было бы все семь раз отмерить.

К этим мыслям я не раз потом возвращался, наблюдая, как Валерий Лобановский дорожил Олегом Блохиным, хотя тому было давно за тридцать. Тренер осознавал: это – личность!