«Футляр времени», или Хроники одной хрени

Дискотека 70-ых манит своими ритмами на танцпол.

Троица то и дело выбегает на школьный двор, где предусмотрительно припрятаны пять-шесть бутылок «роскошного» «Кюрдамира». У Женьки отчаянное настроение и он стремительно пьянеет, его собутыльники поведенчески не отстают. Такие же лихие стайки ребят и девчонок время от времени рассредоточиваются за забором родной школы.

Теплая и душная июньская ночь не особо скрывает за деревьями и кустами белых рубашек, девичьих нарядов и огоньки сигарет. Выпускникам кажется, такие партизанские «кружилки» вдали от глаз взрослых, делают мальчишек, по-настоящему, солидными, а девчонок – неотразимыми.

Как много хорошего еще впереди.

Где-то здесь целуется его первая любовь и женщина. Зовут ее Ира. Всем своим видом Евгений показывает – у него все отлично и замечательно, поэтому нарочито громко, к месту и не к месту смеется. А на душе черно, и жалость к себе сухим покашливанием подкатывает к горлу.

Четвертая бутылка – «граната» идет по кругу. Мир начинает становиться весьма расплывчатым, а голоса – удаляющимися.

Конечно, и Боб, и Мастер в курсе и понимают друга:

– Жень, да наплюй ты. Дура она набитая. Тебе ли в лесу леса не найти (это Мастер)? Давай еще пару глотков (Боб).

Хорошие они пацаны,– подумалось. Жеку покачивает серьезно, почти штормит.

Пошел мелкий дождь, и все кинулись вовнутрь здания. Пустая бутылка снарядом забрасывается Бобом. Кто-то рядом неумело матернулся. Неформальная часть закончена.

По лестнице, ведущей к столам, шли красивые Ирины ноги, чуть прикрытые до колен чем-то шикарным розовым, в фирменных босоножках. Держа под локоть, ее несколько неуверенную походку сопровождал широкоплечий одноклассник Гоша.

Борисов опускает глаза и сжимает кулаки, его тошнит.

От главного героя:

«Ожидание счастья – самое, что ни на есть оное».

Если Земля, все же, падает на Небо.

Лето, без времени осени, станет зимой,

И всадник с коня никогда не спешится,

А жаркий огонь вдруг станет водой.

Тогда время уже «раком» упрямится,

И никак не спешит за тобой,

Наше прошлое пред глазами кривляется,

Не в радостном марше идя по косой.

Да, на верстах судьбы не чеканится шаг,

Хоть я многих успел рассмотреть, а кого-то совсем не узнать,

Мне пришлось позабыть, где привиделся враг,

И себе не однажды солгать…

Пришла она к ним в седьмом классе. Тонкая девочка с глазами цвета крыжовника. Как-то все обратили на нее внимание. Учителя на недетское внешнее, прямо таки, нордическое спокойствие, когда случалось, правда редко, получать плохую оценку. Одноклассницы – на отсутствие интереса к их подростковым пересудам и сплетням. Близких же подруг не было. Мальчишки, даже старшеклассники – на ее, какое-то независимое, дружелюбие, притом, без малейшей тени кокетства. Для этой пятнадцатилетней девчонки индивидуальность, которая никак не выпячена, органична.

Высокий, статный мальчик Борисов, признанный заводила, так весь и напрягся, а через месяц понял – влюбился.

Когда их взгляды, нечаянно, пересекались, Женька быстро отводил глаза, ладони потели, и пересыхало во рту. Первым боялся с ней заговорить и ненавидел себя за это.

Зелень зрачков, рыжая челка, ее улыбка–вопрос – сводят парня с ума. Интеллигентный, пользующийся вниманием у сверстниц, стал грубым и несдержанным с окружающими. Гормоны играли безудержно.

Целых два года прожиты в состоянии влюбленной робости и кретинизма.

И вот между ними происходит объяснение – с Иркиными пунцовыми щеками и холодным потом на Женькином лбу. Случилось это в слякотную новогоднюю ночь, которую отмечали в Андрюхиной большой профессорской квартире.

Тихий в проявлении своих чувств стратег просит Мастера решить тактическую задачу – создать условия некой интимной кулуарности для пылких признаний.

Друг не подвел. Итогом его дипломатических ухищрений стало: свободная от родителей «хата» плюс камерная компания из двух, незнакомых Жеке, девиц, конечно Боба, теоретически обсватаной пары и самого Андрюши.

И оказалось все просто. Сразу, после речи Брежнева и боя курантов, Ириска, так он ее, иногда, называл про себя, прильнула горячими губами к его уху:

– Какой же ты все-таки дурак! – а таковым Жека готов быть всю жизнь – лишь бы с ней рядом.

И, как ему до этого казалось, безответные страдания вмиг превратились во всепоглощающую чувственную взаимность двух юных.

А «это» случилось почти сразу – в те зимние каникулы. Бабушка уехала в гости к подруге. Путаясь в одеждах они упали на предательски скрипучий диван.

Были целомудренно неумелы и стеснительны.

У Иры закрыты глаза, только длинные ресницы дрожат. Кажется, они вот-вот порхнут бабочкой.

Потом она тихо плакала, положив свою гриву волос на его еще безрастительную грудь.

Смотрел на ее чуть вздрагивающее худенькое плечо и одновременно испытывал непонятную щемящую грусть, мужскую гордость, что он – первый, и уверенность – уж точно будет единственным.

В тишине комнаты звонко тикал старый будильник – начал отсчитывать их время быть вместе.

И побежали дни, как тогда казалось, взрослой жизни. Борисов помнит – радость тугим узлом стояла в горле, аж трудно дышать. А еще вяло старались скрыть то, что смотря на их лица, вряд ли можно спрятать – выражения счастья, будто стеснялись его немного.

Все вокруг улыбалось им: студеное солнце, весенняя промозглость, лужи на выщербленном асфальте. Много позже пришло осознание – по яркости впечатлений и эмоций всполох юношеской, по-настоящему, любви сопоставим, разве что, с рождением собственного первенца.

В тот период он как бы «заточен» на прекрасность своего будущего.

________________________//______________________________

Бомж Евгений сидит на деревянном ящике, низко опустив голову, локти уперты в колени – на стене подвала его тень, контуром напоминающая падшего ангела со сложенными крыльями.

________________________//______________________________

А летом произошло то, что по стойкому разумению Женьки просто не могло случиться.

Июль выдался нетеплым, с частыми дождями. Девятые и десятые классы по традиции были направлены на прополку картошки и других овощей в подшефный колхоз. Это называлось – на пару недель съездить в трудовой лагерь. Обязательный характер такого десантирования, в 50-ти километрах от города, не всем школьникам прибавлял настроения – любая подневольность способствует разрушению энтузиазма и инициативы, особенно в юношестве.