Г. Гаррисон, Р. Шекли: Сборник научно–фантастических произведений

Пока Бруксайд записывал все это в блокнот, Модсли продолжал ворчать, расхаживая взад и вперед:

— А кто расставил там этих коров?

— Я, сэр, — признался Бруксайд. — Я думал, что местность… с ними, ну, как бы уютнее.

— Болван! — рявкнул Модсли. — Местность должна выглядеть уютной до продажи, а не после. Эта планета продана немебелированной. Отправьте коров в чан с протоплазмой… А это что? — он указал на Кармоди. — Статуя или еще что–нибудь? Должна песни петь или стихи читать, когда появятся жители?

Кармоди сказал:

— Сэр, я не часть обстановки. Меня прислал ваш друг… э–э… Мелихрон. Я ищу дорогу домой…

Но Модсли уже распорядился:

— Что бы ни было, безразлично! В контракте это не оговорено. Туда же, в протоплазму, вместе с коровами!

— Эй! — завопил Кармоди, когда его поволокли рабочие. — Эй, подождите минутку! Я не часть этой планеты! Мелихрон прислал меня! Подождите! Постойте! Послушайте!

— Вам бы надо со стыда сгореть! — кричал на помощников Модсли, не внимая его воплям. — Что это? Кто додумался! Еще одна из ваших декоративных штучек, Орин? Да?

— Да нет! — крикнул Орин. — Я его сюда не ставил.

— Значит, это ваша работа, Бруксайд?

— Впервые в жизни его вижу, шеф.

— Н–да, — задумался Модсли. — Вы оба дураки, но врунами еще не были. Эй, — крикнул он рабочему, — неси назад!

— Ну, все в порядке, сэр. Возьмите себя в руки, — сказал он дрожащему Кармоди. — Терпеть не могу истерик. Вам лучше? Ну вот и отлично. Так как же вы попали в мои владения и почему я не должен превращать вас в протоплазму?

***

— Ясно, — сказал Модсли, когда Кармоди закончил свой рассказ. — Поистине занятная история, хотя вы и излишне все драматизируете. Значит, вы ищете планету по имени Земля.

— Правильно, сэр.

— Земля? — Модсли почесал лоб. — Ну, кажется, вам повезло. Припоминаю такое место. Маленькая зеленая планета, и на ней кормится раса гуманоидов, похожих на вас. Правильно?

— Совершенно верно.

— У меня память на такие вещи, — продолжал Модсли. — А в данном случае причина особая. Дело в том, что это я построил Землю.

— В самом деле, сэр?

— Да, и отлично это помню, потому что пока ее строил, то попутно я еще изобрел науку. Может, эта история покажется вам любопытной… А вы, — Модсли обернулся к помощникам, — надеюсь, сделаете из нее для себя полезные выводы.

ИСТОРИЯ СОТВОРЕНИЯ ЗЕМЛИ

— Я был тогда совсем скромным подрядчиком, — начал Модсли. — Ставил то тут, то там планетку–другую, в лучшем случае карликовую звезду. С заказами было туго, клиенты попадались капризные, спорили из–за каждой мелочи: «переделай тут, переделай там, и почему это вода течет вниз, и тяготение велико, и горячий воздух поднимается, а лучше бы ему опускаться!». И тому подобное. А я принимался им все объяснять — с эстетической точки зрения, с практической точки зрения. Вскоре на вопросы и ответы у меня стало уходить больше времени, чем на работу. Сплошные тары–бары.

И вот как раз перед этим проектом «Земля» мне пришли в голову кой–какие мысли насчет объяснений с клиентами. Помню, я как–то себе сказал: «Форма вытекает из назначения». И мне понравилось, как это звучит. «Почему форма должна вытекать из назначения?» — спросил я тогда и сам себе ответил: «Потому что это — непреложный закон природы и основа науки». Особого смысла тут не было. Но суть не в смысле. Суть в том, что я открыл хитрый фокус по имени «доктрина научной необходимости».

Земля была пробным камнем, потому я ее и запомнил.

Пришел ко мне заказывать планету высокий бородатый старик с пронзительным взглядом. (Вот так и началась ваша Земля, Кармоди.) Ну–с, с работенкой я справился быстро — что–то дней за шесть — и думал, что делу конец. Это было такое же сметное строительство, как здесь, и я кое–что кое–где урезал. Но вы бы послушали заказчика — можно было подумать, что я обобрал его до нитки.

— Зачем столько ураганов? — приставал он. Я сказал: «Это часть вентиляционной системы». (Честно говоря, я попросту забыл поставить в атмосфере предохранительный клапан.)

— Три четверти площади залито водой! — брюзжал он. — Я ясно проставил в условиях, что отношение суши к воде — четыре к одному.

— Но мы не можем себе этого позволить, — объяснял я. (А я давно куда–то засунул эти дурацкие условия!)

— И такую крошечную сушу вы заполнили пустынями, болотами, джунглями и горами!..

— На то есть причина, — сказал я. (На самом деле нельзя было уложиться в смету, не подсунув среди прочего подержанные горы, океан и парочку пустынь, которые я купил по дешевке у Урии — межпланетного старьевщика. Но не рассказывать же ему об этом.)

— Причина! — застонал он. — А что я скажу моему народу? Это будут люди, созданные по моему образу и подобию, такие же въедливые, как и я. Что мне им сказать?

Я–то знал, что им сказать и куда их послать. Но я не хотел быть невежливым.

— Вы честно скажите им научную истину, — заявил я. — Скажите, что по науке так оно и должно быть.

— Как?

— Это детерминизм, — сказал я: название пришло экспромтом. — Совсем просто, хоть и для избранных. Прежде всего: форма вытекает из назначения. Поэтому ваша планета именно такова, какой должна быть по самой своей сути. Далее: наука неизменна, стало быть, все изменяемое — не наука. И наконец, все вытекает из определенных законов. Вы не можете высчитать заранее, каковы эти законы, но будьте уверены, что они есть. Так что никто не должен спрашивать: «почему так, а не иначе?» Вместо этого каждый обязан вопрошать: «как это действует?»

Ну, он задал мне еще несколько каверзных вопросиков. Старик оказался довольно сообразительным, но зато ни бельмеса не смыслил в технике. Его сферой была этика, мораль, религия и всякие такие призрачные материи. Он был из тех типов, что обожают абстракции, вот и бубнил:

— «Все действительное — разумно» — это весьма заманчивая формула и не без налета стоицизма, надо будет использовать это в поучениях для моего народа. Но скажите на милость, как я могу сочетать фатализм науки с принципом свободной воли, который я намерен подарить моему народу? Они же противоположны!

Да, тут старикашка почти прижал меня к стене. Но я улыбнулся, откашлялся, чтобы дать себе время подумать, и сказал: «Ответ очевиден» — это всегда лучший ответ.

— Вполне возможно, — сказал он. — Но я его не постигаю.

— Это от того, что вы не понимаете науки, — сказал я. — Противоположность — еще один фундаментальный закон науки. Противоположность рождает борьбу, без которой все приходит к энтропии. Так что не может быть ни планеты, ни вселенной, если там случайно нет противоположностей.