Шрифт:
– Люцифер, если ты действительно есть..!
– задыхаясь от дыма и огня, выкрикнул Лупцов.
– Есть, есть, что надо, говори, - развязно ответил чернявый.
– Я хочу заключить с тобой договор, - чувствуя, как на голове загораются волосы, проорал Лупцов.
– На любых условиях! Если тебе нужна моя душа, бери её. Я много не попрошу!
– А я много и не дам, - хохотнул чернявый.
– Так чего же ты хочешь, смертный?
– Хочу обратно в тот дом в деревне, где мы с тобой жили... Где я тебя спас, - из последних сил выкрикнул Лупцов.
– Любите вы, люди, напоминать об оказанных услугах.
– Ладно. Будь по-твоему.
– Он лениво махнул рукой, и огонь погас, будто его и не было.
– И это все, что ты хочешь?
– спросил Люцифер.
– Ф-фу, - перевел дух Лупцов, - Нет. Я хочу, чтобы вся эта зараза, окутавшая Землю, исчезла. И эти нелюди тоже.
– А вот этого я не могу, - ответил чернявый.
– Ты?! Не можешь?!
– с идиотским, надрывным смехом спросил Лупцов.
– Да, не могу. Это не моя область. Ты ещё попроси Солнце поближе к Земле подвинуть или на Марс тебя забросить, погулять. Кстати, тело твое останется здесь.
– Как это?
– не понял Лупцов.
– Так. Все, дружок, отныне оно для тебя потеряно навсегда. Его здесь замуруют до самой твоей смерти. Но тебе нечего беспокоиться. Тебя-то я освобожу.
– Не морочь мне голову, Люцифер.., - мотая головой, проговорил Лупцов.
– Я и не морочу. Тебя же не смущает, что после смерти твое созревшее для посадки тело, как зерно, положат в землю. Ну так и пусть оно дозревает здесь.
Лупцов обратил внимание, что монахи с епископом куда-то пропали. Он пошевелил руками и обнаружил, что они свободны. Бесследно исчезли и цепи со столбом, как и хворост, и черное беззвездное небо.
– Да, Люцифер, - неожиданно вспомнил Лупцов.
– Я хочу, чтобы та женщина... ну, которая набивалась ко мне в жены, проснулась. В общем, нашла своего мужа.
– А тебе-то что до нее?
– спросил чернявый.
– Да так, заодно. Тебе же не трудно, - ответил Лупцов.
– Ладно, попробую, - высокомерно пообещал Люцифер и поднялся со стула.
В палате, словно в тюремной камере, над дверью горела засиженная мухами, тусклая лампочка. Чернявый взял со своей тумбочки газету, свернул её трубкой и опустился у кровати на четвереньки.
– Я полез в землянку, буду наблюдать в подзорную трубу за монахами, пояснил он.
– А ты поезжай в магазин, купи патронов. Знаешь, где? Угол Бродвея и проспекта Маркса, фирменный магазин "Патроны". Возьмешь десять пачек 136-го калибра.
Лупцов слушал его с возрастающим ужасом и не мог понять, шутит чернявый или говорит серьезно. Затем тихо, с каким-то злобным присвистом, Лупцов спросил:
– А на чем же я поеду?
Устраиваясь под кроватью, Люцифер кивнул в сторону стула и спокойно ответил:
– Возьми мою машину.
– Ясно, - едва не плача от разочарования и обиды, проговорил Лупцов. Ему вдруг открылся истинный смысл того, что происходит, и он вспомнил всю свою жизнь, которую прожил до катастрофы. Вся она пронеслась в его сознании за какое-то мгновение, и Лупцов одними губами несколько раз повторил: - Я Глупцов. Я Глупцов. Я Глупцов. После этого он тяжело поднялся с постели и, не спуская с чернявого глаз, подошел к двери:
– Куда, идиот?!
– заорал чернявый.
– Ложись, та сторона простреливается.
–
Да, да, - ответил Лупцов и вдруг изо всех сил принялся молотить ногами и руками в дверь.– Откройте!
– кричал он.
– Сейчас же откройте! При этом он смотрел под кровать на Люцифера, а тот скалил гнилые осколки зубов и, прищурив один глаз, рассматривал в подзорную трубу ноги соседа по палате.
Дверь наконец открылась, и Лупцов чуть не вывалился наружу. Его подхватил санитар, впихнул обратно и матернувшись, рявкнул:
– Чего тебе?
– Я не хочу лежать с ним в одной палате. Он сумасшедший, - выпалил Лупцов.
– Ты на себя посмотри, - рассмеялся санитар.
– Ладно, будешь шуметь, получишь сульфы. Очнулся, засранец.
– Дверь захлопнулась, и чернявый, оторвавшись от подзорной трубы, насмешливо спросил:
– Ну, что, дурак, решился?
– На что?
– чувствуя себя совершенно разбитым и опустошенным, проговорил Лупцов.
– Да, собственно, на все, - просто ответил Люцифер.
Лупцов закрыл ладонями лицо, тяжело вздохнул и прошептал:
– Да.
– Хорошо, - сразу оживился Люцифер.
– Патроны по дороге купим.
– Он резво вынырнул из-под кровати и сел на стул.
11
Тяжелое нефритовое небо, темное на востоке и сильно разбеленное на западе, было совершенно пустым и безоблачным. В прозрачном, цвета прудовой воды, воздухе не было видно ни птицы, ни насекомого. Густые заросли плесени давно съели все неровности городского ландшафта, и местность напоминала холмистую степь с сочной луговой растительностью.
Автомобиль Люцифера по самые окна утопал в серебристо-голубом ворсе гигантского, фантастического ковра. Это была фешенебельная машина, с удобными кожанными сиденьями, открытым верхом и сдвоенным крупнокалиберным пулеметом, стволы которого торчали над бампером.
– Иди, садись за руль, - распорядился Люцифер, и Лупцов, не заставляя себя ждать, перепрыгнул через дверцу и упал прямо в объятия мягкого, как подушка, сиденья.
– Ну что, прорвемся?
– весело спросил чернявый, не спеша пробираясь назад к пулемету.
– Не бойся, Люцик, прорвемся, - сжав зубы, ответил Лупцов. Он бросил прощальный взгляд на мрачную железобетонную коробку монастыря и тихо добавил: - Ну, с богом!
Лупцов включил зажигание, завел мотор и, взревев, автомобиль рванулся вперед к заросшим плесенью, железным воротам. Не сбавляя скорости, Лупцов обернулся. На заднем сиденье важно восседал огромный черный дог. Он преданно смотрел хозяину в глаза и на кивок Лупцова ответил громогласным лаем.
– Держись, Люци-ик!
– истошно заорал Лупцов и на большой скорости врезался в ворота. Металлическая громадина плавно, словно в рапиде, перелетела через машину и мягко погрузилась в плесень. Сзади послышались крики, затем автоматная очередь прошила бок автомобиля, но Лупцов резко повернул руль и лихо выскочил на дорогу.
Ехать на такой скорости было невообразимо приятно, ветер со свистом огибал ветровое стекло и завихрялся где-то у затылка водителя. Необыкновенное по остроте ощущение свободы распирало Лупцова изнутри. Одновременно ему хотелось и смеяться и плакать, руки у него тряслись от возбуждения, но какая-то заноза все же сидела в сердце, мешая до конца насладиться полетом.