Гадюка в сиропе

– Но…

– У нас другой адрес, – втолковывала хозяйка, – Леоновская, девять. Да посмотрите на табличку.

– Незачем мне на нее смотреть, – вскипел Сергей, – я видел уже, когда квартиру осматривал.

– Каким местом смотрел? – поинтересовалась тетка и благодушно предложила: – Пошли вместе!

Они спустились во двор, и у Сережи отвисла челюсть. На углу дома висела табличка: «Леоновская, 9».

– Как же? – забормотал он. – Я сам читал на днях: «Терентьевская, четыре».

Хозяйка квартиры пожала плечами и удалилась, пришлось Волгину искать Терентьевскую. К его ужасу: она оказалась на краю света, в Куракине, а номер четыре принадлежал жуткому двухэтажному бараку без лифта, мусоропровода и горячей воды. Нина просто повесила на нужный дом фальшивую табличку и сняла ее после ухода супруга-лопуха. Стоит ли упоминать, что все суды он проиграл.

– Ну как, история? – поинтересовалась Оля.

– Да уж, – вздохнула я и не стала говорить ей, что вся афера подробнейшим образом описана в «Загоне с гиенами». – А Владимир Кошельков и Степан Разин, кто они?

– Без понятия, – протянула Оля. – Ничего в голову не приходит, а вам очень надо?

– Да, – подтвердила я.

– Тогда сходите к Элеоноре. Вот уж она про всех знает!

– А это кто?

– О, историческая личность, – ухмыльнулась Оля. – Вдова писателя Киселева, дама высшего света, жуткая сплетница.

– Как мне к ней попасть?

Оля взглянула на часы:

– Половина второго, надеюсь, она уже позавтракала. Вот что, подождите.

Журналистка взяла телефон и замурлыкала:

– Норочка? Доброе утро, это Лелечка из «Мира литературы», как здоровье? Как наша Софочка?

Разговор плавно потек вокруг разных тем. Примерно полчаса Оля пела соловьем и, только обговорив все, приступила к моей проблеме.

– Норочка, помогите. У меня есть знакомая, молодая, вашего возраста, развелась с мужем и теперь приходится работать, вот и пристроила ее из жалости в свою редакцию. Но моя протеже человек робкий, в писательском мире личность необстрелянная, ей надо кое-что узнать, а кто, как не вы, поможет? Звать ее Евлампия. Да-да, чудесное имя! Так как, ей можно приехать?

Положив трубку, она велела:

– Пишите адрес. Нора ждет. Имейте в виду, в разговоре с ней следует употреблять фразы: «Нора, вам ведь еще нет и сорока» или «Как завидую таким молодым женщинам, как вы», либо «Деточка, позови маму».

Я рассмеялась:

– Пожалуй, последнее чересчур.

– В самый раз, – отмахнулась Оля. – Кашу маслом не испортишь.

Не знаю, не знаю, если вбухать килограмм «Анкора» в блюдечко гречки, может и стошнить.

– Нора – кладезь информации, – продолжала она, – и, если вы ей понравитесь, расскажет все. А подлизаться к ней можно, лишь без устали нахваливая ее внешность. Только упаси вас бог сказать: «Ах, дорогая, для своего возраста вы великолепно выглядите, больше сорока и не дать». Помните – Норе тридцать пять, а уж сколько по паспорту – это никому не ведомо. Ее муж, талантливый поэт, скончался десять лет тому назад. Так вот году этак в 1980-м он произнес гениальную фразу: «Норочка, детка, перестань бегать в милицию и менять паспорт, а то скоро твой возраст совпадет с партийным стажем». Между прочим, он был недалек от истины. Год рождения в документах Элеонора изменяла с легкостью. Начальник паспортного стола только ухмылялся, получая раритетные по тем временам подарки – виски, американские сигареты и растворимый кофе, а вот партийные бумаги коммунисты стерегли, как Аргусы, и нечего было даже думать о том, чтобы исправить пару цифр в анкете. Наверное, поэтому Нора и вышла из рядов КПСС в числе первых.

– Спасибо, Оленька, вы очень помогли мне, – произнесла я, возясь с сапогами.

– Я помогаю не вам, а Лене, – ответила девушка. – Насколько я поняла, вы ищете убийцу Кондрата. А я должок Елене Михайловне возвращаю.

– Какой? – изумилась я.

– Меня на работу в «Мир литературы» сначала взяли стажером, – пояснила девушка, – с испытательным сроком. А когда он закончился, главный редактор сообщил: «Уговоришь Кондрата Разумова дать нам повесть, чтобы из номера в номер печатать, возьму в штат, а если нет, то и расстанемся друзьями». Представляете?

Кондрат, естественно, послал Олю куда подальше. Но девушка все звонила в надежде на то, что он сменит гнев на милость. Потом, набравшись наглости, заявилась к литератору домой и нарвалась на Лену. То ли от усталости, то ли от обиды начинающая журналистка разревелась и выложила все супруге.

– Езжай домой, – велела та. – Успокойся.

Она покорно вернулась к себе. А наутро Кондрат лично приехал в «Мир литературы» и, сунув Ольге тощую папку, буркнул:

– На, плакса, получи повестушку, да скажи Елене Михайловне спасибо. Терпеть не могу газетных публикаций с продолжением.

– Так что теперь мой черед добрые дела совершать, – закончила Оля. – Ясно?

Конечно, как аукнется, так и откликнется.

ГЛАВА 16

Не успела дверь в квартиру распахнуться, как я, памятуя урок, моментально заявила:

– Здравствуйте, девушка. Я корреспондент «Мира литературы», позовите, пожалуйста, маму.

Сухощавая шатенка лет шестидесяти жеманно хихикнула:

– Нора – это я.

– Не может быть! Ой, простите, – залепетал мой язык. – Я думала, госпоже Киселевой за сорок, а вам и двадцати не дашь!

– Душенька, – запела вдовица, – здесь просто темно, вот сейчас войдем в гостиную, и сразу все станет на место.

Меня втолкнули в огромную комнату, забитую антикварной мебелью красного дерева. Изо всех углов выглядывали этажерочки, накрытые кружевными салфеточками, на стенах висели зеркала в пудовых бронзовых рамах, но было чисто, пахло полиролью и французскими духами.

Усадив гостью на широкий, обитый темно-синим шелком диван, хозяйка пристроилась на огромном елизаветинском стуле и поинтересовалась:

– Ну, о чем поболтаем? Зачем я вам понадобилась?

Следовало признать, что шестидесятилетняя дама выглядела безупречно. Волосы подстрижены на самый модный манер и выкрашены в светло-каштановый цвет, кожа гладкая, только у висков пролегли тоненькие «паучьи лапки», рот пухлый и ярко-красный. Лишь глаза выдают истинные годы, молодой, задорный взгляд не купить ни за какие деньги, да и косметические операции тут не помогут. Интересно, сколько раз Нора обращалась к хирургам? По моей оценке, не меньше трех. Круговая пластика лица, коррекция нижних и верхних век, силиконовая инъекция в губы… Очевидно, еще и бюст подтягивала, грудь под свитерком топорщится, словно у девушки. Правда, фигуру она сохранила сама. Никакая липосакция не поможет, если лопать на ночь шоколадное мороженое и сдобные булки с медом. А тело у Норы было безупречное, изящные ноги, которые она не скрывала, нося более чем короткие юбки, не имели признаков варикоза. Значит, она делала еще и склеропластику, чтобы избавиться от тромбофлебита. Талия тонюсенькая, бедра узкие, руки точеные… Только это была не хрупкая стройность восемнадцатилетней девушки, а сухощавость пожилой дамы.

– Ну, милочка, – заулыбалась Нора, – теперь, конечно, вы видите, что мне тридцать пять!

– Невозможно поверить! – с пафосом воскликнула я, отводя взор от ее глаз, как у состарившейся обезьянки. – Невероятно, тридцать пять! Поделитесь секретом вашей молодости, а то я старше вас всего на три года, а выгляжу драной мочалкой.

– Никакой особой тайны нет, – горделиво ответила кокетка, бросая взгляд в одно из многочисленных зеркал. – Просто следует помнить простое правило – никогда и ни о ком не думать плохо, наполнить сердце любовью к людям, помогать друзьям в беде…

«И раз в год ложиться на операционный стол», – про себя докончила я.

Но Нора, довольная произведенным впечатлением, совершенно не подозревала о ехидных мыслях гостьи.

– Ну, слушаю, дорогуша, помогу, если в силах…

Я принялась озвучивать придуманную по дороге историю. Меня взяли в «Мир литературы» стажером, и я должна доказать, что уверенно ориентируюсь не только в водовороте книжных новинок, но и в среде самих писателей. Главному редактору на стол попала новая рукопись Кондрата Разумова. И вот теперь мое начальство хочет, чтобы я открыла читателям тайну зашифрованных имен. Вот, например, Нинель Молотобойцева…