Гадюки в сиропе или Научи меня любить
Шрифт:
– Скорее, дура, – заметила Дарк. – До святой мне далеко. А теперь, когда мы разобрались в моей мотивации, может, расскажешь, почему не можешь предложить Ханне, если не руку и сердце, то хотя бы просто руку?
– Потому что она мне не нравится.
– А кто нравится?
Керри почему
то казалось, что сейчас произойдет событие века и Курт, наконец, признается в своей симпатии к Гретхен, но он несколько секунд молчал, потом выдал решительно:
– Если честно, никто.
– Правда?
– Да.
– Я всегда была уверена, что тебе по душе бывшая
– Гретхен?
– Ты знаешь кого
то ещё?
– На всякий случай уточнил. А так, разумеется, за личной жизнью Дитриха не слежу. Потому и не знаю, сколько девушек у него было и сколько есть.
– Тебя это и не касается.
– Раньше мне было интересно.
– Неужели?
– Он кажется слишком правильным. Если он встречается с кем
то, то ни на кого больше не взглянет. И это довольно странно.
– Это нормально, – ответила Керри, вскидывая глаза на своего собеседника. – Во всяком случае, все девушки мечтают о том, что для своего молодого человека станут единственными, и именно их будут считать самыми красивыми и желанными. Рядом с людьми, подобными тебе, хорошо получается рушить свою самооценку, а вот поднять её, увы, при всем желании не получится.
– Тебя это тоже цепляло?
– Я похожа на мазохистку?
– Нет.
– Тогда какие вопросы?
– Никаких.
– Хочешь чего
нибудь? – вспомнила о правилах гостеприимства девушка.
Разговор их начинал Керри утомлять. Она никак не могла понять, почему Курт выбрал её в качестве штатного психолога, и теперь именно ей приходится слушать его откровения.
Услышав его признание, Дарк совсем не удивилась. Она уже давно поняла, что Курт если и влюбляется, то очень и очень поверхностно. Ему просто нравится очаровывать доверчивых девушек, падких на его довольно «сладкую» красоту. Он старательно поддерживает тот образ, что привлекает внимание, а на деле, плевать он хотел на всех, кто к нему идет с признанием. Ему нравится популярность, но о тех, кто ему популярность создает, он не самого высокого мнения.
По сути, любовь фанатская – есть самое большое зло из всех возможных видов любви.
– Нет, – отрицательно покачал головой Курт. – Ничего не нужно. Спасибо. Знаешь, я ещё кое
что хочу спросить у тебя.
– Да? Давай, говори.
– Это вновь касается нашей с Ханной ситуации.
– Я внимательно тебя слушаю.
– Вы же теперь общаетесь… Скажи, она часто говорит обо мне?
– Тебе интересно именно это? Или больше волнует, что именно она говорит?
– Да, – согласно кивнул парень. – На самом деле, мне интересно узнать именно об этом. Она говорит обо мне что
то плохое?
– Даже, если бы это было так, я не стала бы открывать тебе правду, – лучезарно улыбнулась Керри. – Женская солидарность, ты же понимаешь. Рано или поздно все женщины начинают обсуждать своих мужчин. Своего рода традиция, ничего не попишешь. Но в этот раз могу тебя успокоить, Ханна ничего плохого о тебе не говорит. До сих пор пытается тебя оправдать, что довольно странно. Но, как говорится, любовь слепа.
– Пытается меня оправдать? –
недоверчиво переспросил Курт.Это заявление казалось невероятным. Он был готов услышать много
много грязи, вылитой на него, но Керри шокировала его своим заявлением.
По всему выходило, что он несправедлив к Ханне. Кляйн ничего плохого не делает, в школе уже давно к нему не подходит, даже глаза при встрече опускает. Припомнив последние несколько стычек, Курт с удивлением резюмировал, что это он зачастую становится инициатором перепалок, а затем обвиняет во всем Ханну. А она, что странно, не отрицает своей вины, снова прикусывает язык и молчит.
Однажды ему довелось увидеть её в слезах. Нет, чуда не произошло. Сердце в груди не защемило, нежность к девушке не появилась. Просто отчего
то появился неприятный осадок. Откуда он взялся, Курт тогда так и не понял. Теперь пришел к выводу, что это, скорее всего, был голос не окончательно атрофировавшейся совести.
Обижая Керри, он ничего подобного не испытывал, а вот Ханна почему
то смогла заставить его посмотреть на ситуацию с другой стороны, увидеть некую долю своей вины. Правда, вспышка совести оказалась кратковременной. Вспыхнула и погасла.
– Точно, – подтвердила Дарк. – Её родители отчего
то вбили себе в голову мысли о необходимости выдать дочь замуж за тебя. Теперь стараются осуществить задуманное. Поскольку кольца у тебя на пальце я не вижу, делаю вывод: миссия их оказалась провальной.
– Они пока не оставили своих попыток.
– Все еще преследуют?
– Звонят. Иногда встречаемся на нейтральных территориях.
– А что твои родители говорят?
– Они еще не знают, какое счастье им привалило.
– Да уж. Стать бабушкой и дедушкой в столь раннем возрасте – это своеобразное счастье. А, в принципе, это довольно странно. Родители Ханны пытаются договориться с тобой, но не делают попыток надавить на тебя через твоих родителей. Может, надеются на твое благоразумие?
– Благоразумие в твоем понимании – побег в магазин за обручальным кольцом, а потом предложение выйти за меня замуж?
– Не в моем. В понимании родителей Ханны. Мне, признаться, все равно.
– И ты считаешь, что иного выхода нет?
– Выход есть всегда. Ты можешь повести себя благородно и все же жениться на девушке, а можешь вновь подтвердить репутацию подонка, и оставить Ханну в одиночестве.
– Не думаю, что первый вариант нам обоим понравится сильнее второго.
– Уже заранее настраиваешь себя на провал?
– Просто я знаю себя.
– Так работай над собой.
– Проблема в том, что меняться я не хочу. И Ханна совсем не тот человек, ради которого я способен порвать со своими привычками. Да, она – неплохая девушка и внешне приятная, милая… Даже симпатичная, но этого мало. Я не могу сказать, что она мне отвратительна, но и рядом с ней я быть не хочу. Представь, что тебе всю жизнь придется прожить рядом с человеком, который тебе не особо нравится? Что ты будешь чувствовать, произнося клятву верности? Зная, что обязательно её нарушишь?