Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса

– Ни души.

– Так ты что же – совсем один?!

– У меня в Садовом Поясе живет мама. Я, собственно, у нее остановился.

– Блеск! – обрадовался Астахов. – Как тебя… Кратов! Мы этой ночью решили учинить налет на озера, отпраздновать мой гиперфактор. Мы бы и днем туда улетели, но пятеро ребят тоже надеются успеть до вечера расколоть свои орешки. Не пойму только, зачем только они спешат: удовольствие надо тянуть до последнего. Ну, естественно, нынче нам не спать… Давай с нами, а? Будут, между прочим, не одни медики и не исключительно мужчины, это я обещаю. Итак, я тебя жду в транспарке на нижнем ярусе в одиннадцать вечера!

– Ничего не получится, – вздохнул Кратов. – Дела.

– Какие могут быть дела у ксенолога на Земле?! Ну, как пожелаешь. Я тебя все-таки почему-то жду. Мало ли что, вдруг ты к вечеру все дела переделаешь. Или ты тоже намерен растянуть удовольствие? – Астахов перегнулся через стол к самому уху Кратова и зашептал: – К той девушке можешь не подходить. С ней все в порядке. Ее друг сегодня сдает выпускной экзамен – сейчас же в лицеях пора экзаменов. А она трясется. Ничего, такие переживания полезны.

– Откуда ты знаешь?

– Я все знаю, – Астахов подмигнул. – Я медик. А лишь потом клоун.

Он подхватил выросшее до размеров арбуза голубое яйцо и пошел прочь умелой чарли-чаплинской походкой. Петушок недовольно заквохтал, ссыпался со стола и засеменил следом.

Кратов с сожалением покосился на грустную девушку. Помочь ей он и в самом деле ничем не мог. Да и наивно было с его стороны полагать, будто у такой славной девушки не окажется друга, ее ровесника, с которым у нее общие интересы, общие воспоминания, может быть – общее детство. Для звездохода это, конечно, не повод к отступлению, но означенное «общее» запросто перетянет на любых весах те личные достоинства, которые мог бы предложить ей он, звездный скиталец сорока с лишним лет и безо всякого опыта земной жизни. Хотя опыт все же был, но очень давний и потому малопригодный в данной ситуации.

Рассиживаться в кафе более не имело смысла. Джулеп был давно допит, пирожное растаяло. Кратов ушел бродить по бесконечным кольцевым улицам города, которого не было здесь, когда он улетал к звездам.

Он не заметил, как добрался до самого края жилого яруса. Далеко внизу слаженно колыхались на ветру плотные кроны Садового Пояса, а где-то возле самой линии горизонта бликовали на солнце зеркала озер. Кратов облокотился на парапет и попытался разглядеть среди зелени крышу своего дома. Бесполезно. Он не чинил эту крышу целую вечность и уже забыл, как она выглядела в ту пору.

О человеке, что ушел однаждыИз Есину и скрылся среди гор,Ступив в глубокий снег, —Об этом человекеНе слышно ничего с тех давних пор… [3]

«Это про меня, – подумал он. – Это я ушел, а сейчас вернулся. И некому меня расспросить о том, где я был и что видел. Потому что не осталось никого в этих местах, кому я был бы интересен. Только мама. Но и она ни о чем не расспрашивает».

Домой Кратов вернулся затемно. Шел пешком, старательно обходя молодые, до колен, деревца и все время теряя в сумерках змеящуюся тропинку. За его спиной полыхал тысячами огней, нависая над Садовым Поясом огромной елочной игрушкой, Оронго – город, воспринявший от прежнего крохотного поселка лишь имя и ничего больше. Он жил собственной жизнью, бурной и не совсем понятной, но ни единого звука не долетало вниз, даже разноцветье огней почти не проникало под зеленый полог. Садовый Пояс тихонько дремал у подножия города, как лохматый добродушный пес, уткнувшийся носом в ботинки хозяина. Только изредка где-то над головой возникал слабый посвист проносящихся в ночном небе гравитров, и тогда на миг предупредительно смолкал слаженный хор цикад.

3

Мибу Тадаминэ (860–920?). Пер. с японского А. Глускиной.

На веранде замаячил слабый колеблющийся клубочек света.

– Костик, это ты? – спросила Ольга Олеговна, приподнимая повыше ладонь, откуда истекало это странное свечение.

– Я, мама. – Кратов осторожно взял ее за тонкое, хрупкое запястье. – Что это? Никогда такого не видел.

– Светляк. Его зовут Люцифер. Он живет здесь в саду, а по ночам приходит ко мне в гости. Ему нравится у меня на руках.

– Какой огромный…

– Он тебя немного боится. Видишь, свет чуточку голубоватый? Когда он успокоится, то засияет зеленым.

Ольга Олеговна бесшумно, как тень, опустилась в плетеное кресло. Легким, молодым движением откинула волну темно-русых волос, скользнувшую на лицо. Кратов осторожно сел напротив. Кресло под ним жалко заскрипело.

– Ты просто великан, – сказала Ольга Олеговна. – А моя мебель не рассчитана на великанов.

– В мой прошлый приезд тут была, кажется, дубовая скамья.

– Да, она больше подходила для богатырских застолий. Но мои богатыри гостят очень редко. А чужие не бывают вовсе. Я же выгляжу рядом с ней просто нелепо… К следующему твоему набегу я подготовлюсь специально и придумаю, где тебя усадить.

«Она не меняется, – подумал Кратов. – Меняюсь только я, а она все та же. Когда-нибудь я наберусь отваги и спрошу, в чем секрет».

– Как тебе понравился город? – Ольга Олеговна небрежно обрисовала в воздухе контуры чего-то разлапистого.

– Я… еще не решил.

– И я тоже. Хотя он вырос у меня на глазах. Прямо из ничего, из песка. Наверное, мы так и остались в душе пустынниками. Не то от слова «пустыня», не то от слова «пустынь».

– А в чем разница?

– Пустынь – это монашеская обитель.

– Понятно, – хмыкнул Кратов. – Недавно один человек уже назвал меня аскетом. Правда, это было на Сфазисе…

– Я постелила тебе в вашей с Игорем старой комнате. Жаль, что ты ненадолго. В общем-то, у них с этим городом вышло неплохо.

– Я пробуду здесь очень долго, мама. Целый месяц, а то и два. Я тебе еще надоем!

– Месяц… – Ольга Олеговна качнула головой. – Без малого вечность. Ты никогда не задерживался дома дольше чем на неделю. И мне кажется, что ты и на этот раз не усидишь. Вы оба пустынники. Кочевники, туареги… Вы видитесь с Игорем?

– И часто. По каналам ЭМ-связи.

– Если бы хоть однажды вы встретились дома!

– Да мы же все здесь развалим!

…Игорь, старший брат, раддер-командор Южного отряда страйдеров, полгода назад ушел в очередной сверхдальний поиск, в галактику 6822 Стрельца, и с тех пор никто ничего не знал о нем и его группе. Как и обычно, перед страйдерами стояла единственная задача: обнаружить сформировавшуюся либо близкую к тому пангалактическую культуру, оценить хотя бы в первом приближении ее внешние проявления. Будь то широкомасштабная астроинженерия, как в Двойной галактике Гидры, или управляемая ассимиляция культур, как здесь, в Галактическом Братстве Млечного Пути, или еще какие-нибудь неизвестные доныне процессы. И немедленно вернуться. Столь длительное отсутствие страйдеров означало, что они достигли цели своего рейда и набирают информацию либо их уже нет. Экзометральная связь на таких расстояниях не действовала, глохла в межгалактических гравитационных штормах, а разыскивать пропавших страйдеров было бессмысленно. Как можно обнаружить их утлые суденышки, вероятнее всего – разбитые, с угасшими сигнал-пульсаторами, среди мириад звезд чужой галактики?..

– О чем ты думаешь, Костя? – спросила Ольга Олеговна. – У тебя лицо стало… как у сфинкса.

В саду шуршал обязательный ночной дождик. Люцифер умиротворенно мерцал зеленым.

Посреди ночи Кратова разбудили голоса под окном. Кто-то возился в кустах малины. Неизвестный старался производить как можно меньше шума, но по неумению достигал совершенно обратного эффекта.

«Нервничаешь, звездоход, – укорил себя Кратов, с неодобрением прислушиваясь к собственному сердцу. – Весь на взводе, от шорохов просыпаешься. Напрасно… Надо расслабиться, сыграть отбой, угомонить строптивое подсознание, которому взбрело в подкорки, что я попал в чуждую, а потому предположительно агрессивную среду. Эй ты там, серое вещество! Запомни раз и навсегда: я дома. Дома! Я в родной среде, я здесь вырос, черт вас побери совсем!»