Галактический следопыт
Шрифт:
«Я извещу его об этом, — пообещал Хетцель. — Благодарю вас за то, что вы любезно согласились ответить на мои вопросы. Меня приводит в замешательство, однако, еще одно обстоятельство. Насколько я понимаю, явившиеся в зал заседаний гомазы были из клана кайкашей…»
«Кайкашей? Ничего подобного. Это были юбайхи. Кайкаши носят остроконечные шлемы и черные наголенники; кроме того, от них воняет по-другому. Я не разбираюсь в запахах гомазов настолько, чтобы понимать их значение, но кайкаша от юбайха отличу за версту».
«Чего они хотели от триархов?»
«Этот вопрос не входит в мою компетенцию».
«Но вы знаете?»
«Конечно, я знаю. Начальник охраны Трискелиона
«Сэр Эстеван заверил меня в том, что вы не откажетесь отвечать ни на какие вопросы».
«Думаю, что сэр Эстеван слишком уступчив. Нет никаких причин, по которым я должен объяснять все, что мне известно по долгу службы, каждому туристу, ошеломленному новизной впечатлений. Скажу одно: юбайхи считают себя элитой. Они были предводителями всех кланов в Великой войне и до сих пор величают себя „первыми среди равных“. Юбайхи всегда первыми жалуются на любые, самые незначительные и даже воображаемые нарушения прав гомазов».
«На их месте я рассматривал бы деятельность компании „Истагам“ как нечто большее, нежели незначительное нарушение прав, — заметил Хетцель. — В данном случае их претензии вполне обоснованы».
Капитан Боу неподвижно смотрел в пространство: «Этот вопрос не подлежит обсуждению».
«Глупо игнорировать общеизвестные факты», — настаивал Хетцель.
«Не так уж они общеизвестны, — проворчал Боу. — На самом деле все это мелочи».
«Тогда почему бы юбайхи стали жаловаться?»
«Не знаю и не хочу знать! — взревел капитан Боу. — Сегодня у меня больше нет времени на болтовню!»
«Благодарю вас, капитан».
Глава 8
Когда Хетцель вернулся в отель, Гидион Дерби сидел на кочке лиловато-черного мха в углу гостиничного сада, откуда открывался вид на Собачью слободу. Погруженный в невеселые мысли, молодой человек продолжал молчаливо хмуриться и, заметив приближение Хетцеля, ограничился неприязненным взглядом через плечо. «Не слишком располагающий к себе юноша, — подумал Хетцель. — Все же, в его положении некоторая раздражительность простительна. После такого обращения я сам, пожалуй, превратился бы в мизантропа».
Дерби спросил: «Так что же? Вы видели сэра Эстевана?»
«Да. Он не сообщил ничего нового. Я говорил также с капитаном Боу — тот, судя по всему, пребывает в неуверенности. По его словам, правонарушение, в котором вас обвиняют — не более чем мелкое хулиганство. Триархи до сих пор не подписали договор, определяющий их взаимные юридические обязательства. Ни одна из сторон не доверяет другим, и каждая применяет собственные законы в отношении тех, на кого распространяется их юрисдикция. Ойкуменическую службу безопасности выстрелы, поразившие лисса и олефракта, интересуют лишь постольку, поскольку они были сделаны на ойкуменической территории, но не в той мере, в какой они пересекли границы секторов пришельцев. Убийство гомаза до сих пор не считается незаконным актом. Таким образом, даже если стреляли вы, а не кто-нибудь другой, вас можно обвинить только в нарушении спокойствия, которое воспрепятствовало продолжению заседания. В принципе. Практически, сэр Эстеван может выдать вас лиссам или олефрактам. Хотя я почему-то сомневаюсь в том, что он это сделает. Он — непростой, даже загадочный человек. При этом он, по-видимому, в высшей степени уверен в себе».
Дерби выразил свои чувства нечленораздельным рычанием, после чего буркнул: «Они нарочно позволили мне сбежать, потому что боятся применить детектор лжи и не рискуют устроить публичный судебный процесс».
«Я еще ни в чем не уверен, — покачал
головой Хетцель. — Сэр Эстеван подтвердил, что в его резиденции есть длинный коридор, выложенный белой плиткой. Кто-то заснял его, когда он шел по этому коридору, и приспособил голографический фильм так, чтобы вы могли его видеть из камеры… Я забыл его спросить, у кого могла быть возможность снять такой фильм».«А горшок мне на башку опрокинула тоже голография?»
«Это почти наверняка не был сэр Эстеван. По сути дела, я практически уверен в том, что это сделал Казимир Вульдфаш».
Дерби поднялся на ноги и стоял, поглаживая бритый подбородок: «Если меня обвиняют всего лишь в мелком хулиганстве, почему бы не пойти в Трискелион и не заплатить штраф?»
«Все на так просто. В данном случае местную систему правосудия олицетворяет капитан Боу. Он может приговорить вас к тридцати ударам плетью, к восемнадцати годам заключения в Прозрачной тюрьме или к изгнанию на территорию лиссов. Вам лучше оставаться в „Бейранионе“, пока не прибудут юрисконсульт и ойкуменический судебный исполнитель».
«На это уйдет целый месяц — может быть, два месяца».
«Действуйте по своему усмотрению, — сказал Хетцель. — Вы хотите, чтобы я продолжал расследование?»
«Почему нет? Это ничему не помешает».
«Если вы сдадитесь властям, расследование придется прекратить. Я не могу рассчитывать на то, что вы мне заплатите после того, как вас казнят олефракты».
Дерби мрачно хмыкнул.
Хетцель глубоко вздохнул: «Пока что у нас сложилось только поверхностное представление о том, что происходит на самом деле. В данный момент, по меньшей мере, важнейшими выглядят следующие несколько вопросов. Где находится Бангхарт? Где находится Казимир Вульдфаш? Где вас содержали в заключении? Связаны ли ваши злоключения с компанией „Истагам“? И, если связаны, то каким образом?»
«Не спрашивайте меня, — огрызнулся Дерби. — Я — козел отпущения, с меня взятки гладки».
«Пользовался ли Бангхарт каким-нибудь другим именем или ойкуменическим кодом, который позволил бы его проследить?»
«Насколько мне известно, нет».
«Как он выглядит?»
Дерби почесал подбородок: «Он старше меня, коренастый, с грубым, туповатым на первый взгляд лицом, волосы черные. Он не производит особого впечатления, пока не начинает отдавать приказы, глядя на тебя в упор. Внутренне он безразлично холоден. Любит хорошо одеваться — своего рода щеголь, можно сказать. Пару раз он упоминал о каком-то месте, которое называется „Фаллорн“».
«Фаллорн — планета на другом краю Ойкумены. Что-нибудь еще?»
«Бангхарт как-то странно напевает себе под нос. Это трудно выразить словами — он будто вспоминает и пытается изобразить две мелодии одновременно, в контрапункте. Ничего больше не помню».
«Очень хорошо. Вы с ним приземлились на острове в болоте. Какая тогда была погода?»
«Обычная ясная ночь».
«Вы могли видеть звезды?»
«Не очень отчетливо. В здешнем воздухе они расплываются, а полная луна сияла вовсю, вокруг нее никаких звезд вообще не было видно».
«Как высоко луна взошла над горизонтом? Другими словами, каков был угол ее восхождения в апогее, в градусах?»
Дерби раздраженно повел плечами: «Я не заметил. Мне тогда было не до астрономических наблюдений. Дайте подумать. Кажется, луна взошла не больше, чем на сорок пять градусов — то есть в высшей точке была где-то на полпути до зенита. Про солнце лучше меня не спрашивайте, потому что я не смотрел на небо, пока брел по болоту. Кроме того, оно скрывалось за тучами».
«Хорошо, но вы помните, с какой стороны всходило солнце?»