Галактический враг
Шрифт:
Их беседу нарушили официанты, принесшие ланч: огромное деревянное блюдо с мясом и хлебом для Олефского, блюдо с фруктами и рисом для Ди-Луны и пластиковый конверт с замороженной красной жидкостью для Рикилта.
– Великодушная Богиня-Мать, прими наши благодарения за щедроты твои, – помолилась Ди-Луна.
Рикилт вытащил из конверта тюбик, пристроил его к клапану в своем шлеме и откачал питание. Мало-помалу цвет охры побледнел. Медведь Олефский засунул мясо себе в пасть, вытерев кровь на подбородке куском хлеба.
Баронессе официант налил вино, Олефскому поставил какую-то жидкость, напоминавшую пиво, спросил, нет ли у гостей
– Скажите все-таки правду о бомбе.
– Правда заключается в том, что она принадлежит Дайену Старфайеру. Он запер ее на ключ. С ее помощью он может уничтожить нас, Сагана, галактику, по всей вероятности, даже всю Вселенную, если захочет. – Олефский выкатил глаза, засунул кусок хлеба в рот, запил его пивом.
– У сосунка молоко еще на губах не обсохло. Почему бы Командующему не забрать ее у него? – Ди-Луна пренебрежительно махнула рукой.
– Саган может завладеть бомбой, когда ему заблагорассудится, – пророкотал Рикилт. Красная жидкость из его тюбика почти кончилась, ее действие начало сказываться на пародышащем, он захмелел, расслабился, а вокруг него заклубил пар чисто-белого цвета. Туман почти рассеялся, и теперь оба глаза были видны собеседникам. – Разве что-нибудь и когда-нибудь было недоступно Сагану?
– Одна вещь, – с неожиданной мрачностью произнес Медведь. – Одна вещь, которой ему больше всего хочется завладеть, это – корона. Но он принес присягу на верность Дайену. Перед Господом Богом.
– Да, тогда все ясно, – сказал Ди-Луна, кивая в знак согласия. Она-то поклонялась другому божеству, или же, скажем, так: другому аспекту того же божества – воинственная женщина была предана и исполнена благоговения перед Богиней-Матерью. Она понимала Сагана.
Рикилт, не веривший ни в Бога, ни в черта, а только в воздушные пары, которыми он дышал, издал булькающий звук: это была усмешка во время паузы между его выдохами. Туман сгустился, вверх поднялось светло-коричневое облако:
– Саган себе на уме.
На лбу Ди-Луны проступила морщина. Она бросила быстрый злой взгляд на своих собеседников.
– Когда-то все мы были врагами Сагана. А что мы знаем на самом деле об этом Старфайере?
Туман вокруг Рикилта приобрел грязновато-желтый оттенок. Медведь Олефский поставил на место кружку с пивом и поморщился, как будто оно было горьким и невкусным.
Ди-Луна поднялась. Ей было шестьдесят лет – согласно летосчислению на ее планете, – она была высокой и широкоплечей.
– Я собираюсь выйти на связь со своим кораблем и сегодня же улечу. Если до конца дня не будет принято никакого решения, я все возьму в свои руки. – Она повернулась, посмотрела прямо в скрытую камеру, тряхнула своими длинными цвета стали волосами. Звякнули металлические серьги. – Я не собираюсь возвращаться к Питеру Роубсу.
– Мне пора менять мои батареи с питанием, – сообщил Рикилт. – Пожалуй, я тоже завтра улечу. Я могу дышать только кислородом. А вы, Олефский, что намерены делать?
Медведь продолжал смотреть на свою кружку, потом поднял взгляд, глаза его сверкали.
– Черт бы вас побрал, сдается мне, что вы оба совершаете глупость. Но не забудьте, до того как вы улетите, вы вернете мне свой должок.
– Вот вам и наши верные союзники, – сухо произнес Командующий. Он кивнул в сторону экрана. – И тем не менее я не могу их обвинять. Все это, Ваше величество, результат
вашей нерешительности.Дайен смотрел на экран, нахмурясь и с обидой поджав свои пухлые губы.
– Вы сердитесь на них?
– Сержусь? За что?
– За их неверность.
– Верность! – Саган фыркнул. – Аппаратик, служащий Рикилту переводчиком, не смог бы растолковать это слово. Ваша Королевская кровь для него не больше чем водица. Заведите вы с ним разговор о вашем божественном праве на власть, и он завалится спать на таком плотном облаке из паров, выпущенных им, что вы его и не отыщите. А заговорите с ним о деньгах, пар в ту же секунду улетучится. Его звездные миры прозябают в нищете, у него лишь одно богатство – люди. Вернее, мешанина из человеческих существ и инопланетян, в ком жизнь обрела самые разнообразные формы, их объединяет одно – жажда получить то, что есть у других, а у них нет, они готовы умереть, лишь бы получить это. И они поддержат вас, потому что выбирают того, у кого есть шансы на успех.
Дайен включил другой экран, увидел свое изображение. И ужаснулся: бледный, пурпурные тени на веках. Он не мог вспомнить, когда ему последний раз удалось поспать нормально.
– Вы хотите сказать, – холодно произнес он, – что они точно так же станут поддерживать другого, если у того будут лучшие шансы?
– Лучшие… или наметится тенденция к улучшению.
Дайен услышал скрытую угрозу в голосе собеседника, но решил не обращать на это внимания.
– Что касается Ди-Луны, – продолжал Саган, – она хранит верность только Богине-Матери. Она всегда презирала особ Королевской крови, поскольку мы преклонялись перед Создателем, к тому же она завидовала могуществу Ордена Адаманта. А теперь, когда Королевская кровь иссякает, а Орден прекратил свое существование, Ди-Луна хочет воспользоваться этим и обратить галактику в свою веру, чтобы отныне все поклонялись Богине-Матери и ей самой. Вот вам и повод для священной войны.
– Но с чего она взяла, что я стану помогать ей в этом?
– У Ди-Луны есть дочь, кажется, ваша ровесница, поклоняющаяся Богине-Матери. Будьте уверены, юноша, если вам удастся сбросить Роубса и сесть на трон, Ди-Луна все сделает для того, чтобы ее дочь стала королевой. Не так уж это и плохо, между прочим. У ее дочек репутация таких же лихих жриц любви, как и у их мамаши.
На щеках Дайена вспыхнул румянец. Он отвернулся от Командующего, но успел заметить его издевательскую усмешку. Щеки Дайена пылали, как у школьника, которого застукали за порнофильмом.
«Каким образом Саган догадался? – подумал Дайен. – Может быть, бросилась в глаза робость в присутствии баронессы?»
Нельзя сказать, что Дайен был совсем неискушен в любви, кое-какой опыт у него уже имелся. Короли испокон века были влюбчивы, и миловидный, трепетный, действующий на фантазию женщин Старфайер не был исключением. Но этот опыт был весьма убогим.
Женщин, к которым он проявлял интерес, тут же обыскивали, допрашивали, снимали на пленку. Вечер с женщиной был расписан по минутам, «отрежиссирован». Центурионы неотлучно стояли по другую сторону дверей во время его свиданий. И хотя наутро его уверяли, что он был восхитителен, как ангел, сам-то он понимал, что был неуклюжим и закомплексованным. Весьма трудно наслаждаться шелковыми простынями, когда тебя окружает стальное кольцо. Но он всегда считал, что ему удается прятать от посторонних глаз свои чувства, зализывать в темноте свои раны.