Галактика в огне

Эйдолон кивком поблагодарил примарха.

– Воитель снова попросил наш Легион оказать ему помощь в бою. Он ценит наши достоинства, и мы в очередной раз имеем возможность продемонстрировать свое превосходное умение сражаться. Нам предстоит подавить мятеж в системе Истваан, но нам не придется сражаться в одиночестве. Кроме сил нашего Легиона, Воитель счел необходимым призвать Гвардию Смерти и Пожирателей Миров.

При упоминании Легионов, прославившихся своей жестокостью, в рядах Астартес поднялся негромкий ропот.

Эйдолон усмехнулся:

– Я вижу, что многие из вас еще не забыли, что значит сражаться рядом со своими братьями Астартес. Мы знаем, какой грубой и безыскусной становится война, если ее ведут подобные воины, так что я лишь повторю, что это превосходный шанс показать Воителю, как действуют избранные воины Императора.

Собрание снова оживилось. Тарвиц прекрасно понимал, что Дети Императора не упустят возможности показать другим Астартес свое боевое искусство. Фулгрим возвел гордость в ранг добродетели, и это заставляло каждого воина Легиона стремиться к недосягаемым для других вершинам превосходства.

Тарик Торгаддон при встрече на поверхности Убийцы назвал это чувство высокомерием, и тогда Тарвиц пытался разубедить своего друга, но теперь, слыша вокруг хвастливые выкрики Детей Императора, он уже не чувствовал уверенности в своей правоте.

– Воитель приказал нам прибыть к месту встречи немедленно! – возвысил голос Эйдолон, чтобы перекрыть оживленные восклицания. – Система Истваан расположена не слишком далеко, но условия путешествия в варпе усложнились, так что мы должны торопиться. Ударный крейсер «Андрониус» должен отправиться к Истваану уже через четыре часа. По прибытии мы будем представлять свой Легион, а по окончании кампании Воитель не сможет не признать, что был свидетелем великолепной войны.

Эйдолон отсалютовал Фулгриму, и примарх покинул грузовой отсек под оглушительные аплодисменты.

Услышанные известия ошеломили Тарвица. Столь значительные силы Астартес редко собирались вместе, и ему стало понятно, что враг, поджидавший в системе Истваан, был очень могущественным. Даже радостное предвкушение возможности продемонстрировать свои способности самому Воителю разбилось о внезапно возникшую тревогу.

– Четыре Легиона? – воскликнул Люций, словно прочитав мысли Тарвица. – Для одной системы? Это абсурд!

Астартес уже начали готовиться к переходу через варп к месту дислокации Шестьдесят третьей.

– Осторожней, Люций, от твоих слов веет высокомерием, – предостерег его Тарвиц. – Неужели ты ставишь под сомнение решения Воителя?

– Нет, я в них не сомневаюсь, – упрямо заявил Люций. – Но ты-то сам разве будешь отрицать, что это все равно что колоть орехи кувалдой?

– Возможно, – признался Тарвиц. – Однако если система Истваан восстала, значит, когда-то она была приведена к Согласию.

– К чему это ты?

– К тому, Люций, что Великий Крестовый Поход должен был постоянно продвигаться вперед и покорять Галактику во имя Императора. А вместо этого приходится возвращаться и латать прорехи. Я могу только предполагать, что Воитель решил устроить грандиозное сражение с целью показать врагам, к чему приводит мятеж.

– Неблагодарные ублюдки, – бросил Люций. – Когда мы покончим с Иствааном, им останется только умолять, чтобы мы приняли их обратно!

– После того, как там поработают четыре Легиона, – ответил Тарвиц, – не думаю, что в системе Истваан останется много обитателей, которых можно будет принять обратно.

– Что с тобой, Саул? – спросил Люций, обгоняя своего товарища. – Неужели ты утратил вкус к битве?

Вкус к битве? Тарвиц никогда не задумывался над этим понятием. Он привык сражаться, доказывая, что он способен на большее, стараясь достичь совершенства в воинском искусстве. Сколько он себя помнил, ему всегда приходилось соперничать с более одаренными и более способными воинами. Он сознавал свое положение в Легионе, но осознание своих возможностей – это первый шаг к тому, чтобы их превзойти.

Наблюдая за уверенной походкой Люция, Тарвиц вспомнил, насколько его приятель-капитан обожает драться. Люций любил войну, не испытывая ни сожалений, ни угрызений совести. Он видел в бою наилучшую возможность самовыражения и бросался в бой, прокладывая кровавый путь в рядах противника своим сверкающим мечом.

– И все же это беспокоит меня, – пробормотал Тарвиц.

– Что именно? – обернувшись и глядя ему в глаза, спросил Люций.

На лице мастера меча Тарвиц заметил поспешно замаскированное выражение недовольства. В последнее время он, к своему огорчению, все чаще и чаще замечал это выражение на украшенном шрамами лице приятеля. Тарвиц понимал, что самолюбие Люция и его страстное желание подняться на следующую ступень в Легионе Детей Императора вскоре положат конец их дружбе.

– То, что экспедициям Великого Крестового Похода приходится время от времени возвращаться и восстанавливать порядок. Приведение к Согласию должно быть окончательным и бесповоротным.

– Не беспокойся, – усмехнулся Люций. – Как только некоторые из мятежных миров получат хорошую взбучку, с восстаниями будет покончено и Великий Поход продолжится.

Мятежные миры… Кто бы мог подумать, что придется услышать эти слова?

Тарвиц ничего не сказал, пытаясь представить огромное количество воинов Астартес, которые были мобилизованы для участия в операции в системе Истваан. На орбитальной станции ДС191 сражались несколько сотен, но в Легионе их было более десяти тысяч, и большая часть воинов отправится на Истваан III. Только этого отряда хватило бы на несколько военных зон. При мысли о битве, в которой будут участвовать четыре Легиона, у Тарвица по спине пробежал холодок.

Что останется от системы, по которой пройдут четыре Легиона Астартес? Каким должно быть восстание, чтобы оправдать применение столь грандиозных сил?

– Я просто хочу победить, – произнес Тарвиц, сознавая, что его слова звучат неискренне даже для него самого.

Люций рассмеялся, но Тарвиц так и не понял, было ли это согласием или насмешкой.

Заключение в собственной комнате оказалось для Зиндерманна самой мучительной пыткой. Без множества книг, к которым он привык обращаться в третьем зале Архива, итератор чувствовал себя в полнейшей растерянности. Его собственная библиотека, весьма обширная по обычным меркам, не могла выдержать никакого сравнения с несметными сокровищами, уничтоженными пожаром.

Сколько же бесценных и незаменимых фолиантов было уничтожено порождением варпа, которое они с Эуфратией вызвали со страниц «Книги Лоргара»?

Потери не поддавались исчислению, и Кирилл Зиндерманн с тоской представлял, какими эпитетами наградят его люди будущего. Он уже исписал тысячи страниц отрывками прочитанных текстов, которые только смог вспомнить. Но записи получались слишком разрозненными и неполными. Он понимал, что попытка восстановить все, что было им прочитано, обречена на провал, но не мог отказаться от усилий, как не мог остановить свое сердце.