Галерея римских императоров. Принципат

До Рима доходили вести: то и дело в разных уголках огромной империи люди разного звания объявляли себя цезарями, побуждаемые наглядным примером, как легко каждый может этого добиться. Чаще всего такие попытки давили в зародыше, но они яснее ясного давали понять, что ждет империю в ближайшие годы.

Весной 219 года цезарь неспешно отправился в Рим. Дорога вела через Тракию, наддунайские провинции и Альпы. В свою столицу император и верховный жрец Солнца вошел поздним летом, чтобы уже никогда не покидать город.

«БЕЗУМСТВУЮТ БОГИ И ЛЮДИ»

«Древнему миру приходит конец — всё в нем портится, гниет и безумствует». Эти слова из драмы «Иридион» поэта Красинского [39] , действие которой происходит во времена Гелиогабала, более чем правдивы. Суровый приговор эпохе основывался на античных источниках и оценках историков последующих времен. Притворная набожность напоказ, самые дикие эротические оргии, невероятная жестокость и какое-то безумие пополам с шутовством, насквозь пронизывающее все стороны государственной жизни — вот суть дошедших до нас определений времен царствования Гелиогабала. Возможно, кое-что в этом и преувеличено, например, нельзя доверять изложению биографий цезарей в книге «Писатели истории цезарей», о чем я уже неоднократно предупреждал. Но нет оснований сомневаться в том, что Гелиогабал относится к наихудшим, по-настоящему безумным властителям во всей истории Древнего Рима. Не удивляет, что поэт выбрал именно его правление для создания фона в произведении о крахе древнего мира. Правда, если говорить о научно-историческом подходе, до политического краха Древнего Рима было еще далеко. Царствование Гелиогабала приходится точно на половину пятивековой истории империи. Именно в его времена насчитывается два с половиной столетия от момента, когда Август стал государем империи, и суждено было пройти еще столько же времени до того дня, когда последний цезарь Западной империи сойдет с политической сцены. К тому же, если говорить о вопросах религии и культуры, важнейшим переменам, означающим конец Античности, еще только предстояло свершиться. И все же, невзирая на эти оговорки, следует признать, что поэтическое видение конца древнего мира в «Иридионе» основывалось на исторических фактах, а приведенные выше слова поэта как нельзя более точно и ярко выражают самую суть времени Гелиогабала — символа краха и гибели ценностей Античности.

39

Сигизмунд, или Зигмунд Красинский (польск. произношение — Зыгмунт Красиньский) — граф, польский поэт и драматург, причисляется к величайшим польским поэтам эпохи Романтизма наряду с Адамом Мицкевичем и Юлиушем Словацким. Впрочем, в некоторых источниках отмечается, что значение Красинского и его произведений в литературе не столь выражено, как у двух других романтиков. «Иридион» — самое цельное в художественном отношении произведение Красинского — написано под влиянием «Конрада Валленрода» А. Мицкевича.

Что же происходило в самом Риме? Столица уже год ждала нового цезаря, пятнадцатилетний император въехал в Рим летом 219 года. При торжественном въезде главным была колесница с изображением бога, а сам император перед ней вертелся колесом. Для своего божества, черного камня, он повелел немедленно построить два храма. Один возводили на Палатине, рядом с императорским дворцом, второй — в садах на Эсквилинском холме, оба огромные и великолепные. Палатинский храм должен был стать главным центром нового, солярного религиозного культа. Туда перенесли главнейшие ценности Рима, символы его славы и могущества: святой огонь Весты, палладий, маленькую таинственную статуэтку якобы из Трои, щит бога Марса и черный камень богини Кибелы, доставленный в Рим еще в бытность Рима республикой. Каждое утро юный цезарь являлся к алтарям этого холма и приносил на них ежедневные кровавые жертвы своему богу, в основном быков и многих сотен овец, сжигал целые костры из драгоценных благовоний, выливал на алтари лучшее вино. Затем вокруг своего бога он исполнял ритуальный танец в сопровождении девушек из Сирии, потряхивающих бубнами и медными тарелками — кимвалами. При этом восточном обряде обязаны были присутствовать сенаторы и другие высшие лица империи с важнейшими военачальниками, причем их заставляли прислуживать при богослужениях. Они были обряжены в соответствующие одеяния — пурпурные мантии, подвязанные золотыми поясами, с широкими рукавами до полу и в мягкой обуви, как это принято у сирийских жрецов и восточных пророков. Эти солидные и всеми уважаемые люди вынуждены были носить на головах золотые сосуды с внутренностями жертвенных животных и воскурять фимиам перед алтарями. Теперь служить при богослужениях в главном храме бога Солнца стало честью даже для сенаторов, хотя на Востоке обязанности служек в храмах обычно выполняли рабы.

В Риме и раньше чтились религиозные культы и греческие, и восточные, так что римляне привыкли к разным богам и цезарю простили бы его увлечение черным камнем, но отплясывание императора могущественной империи вокруг алтаря в окружении извивающихся девиц не могло не шокировать римлян. Больше же всего вызывало негодование римских граждан стремление нового цезаря сделать свой черный камень главнее Юпитера Капитолийского. А Гелиогабал, судя по всему, именно к этому стремился. Он намеревался утвердить поклонение Солнцу новой и доминирующей религией великой империи, как культ, объединяющий все ее народы и поглотивший все другие существующие в стране культы. В описываемую эпоху уже явственно проявилась тенденция к объединению многочисленных религиозных культов, верований и богов в некую единую высшую веру, — эта традиция, называемая синкретизмом, при других обстоятельствах могла бы представить Гелиогабала как ее основоположника и предвестника. Но для этого нужен был совсем другой человек. Гелиогабал, со своими детскими замыслами и инфантильными поступками, был просто смешон.

Он вообразил себе, что у его бога должна быть жена. Афина, римлянами называемая Минервой, для этого не годилась: высокомерная девственница, к тому же при полном вооружении. Стали думать, и поиски привели к богине, почитаемой в Африке, особенно в Карфагене. По-латыни ее имя звучит как Caelestis,по-гречески — Урания, то есть Небесная. Она таила в себе образ древнейшего семитского божества Танит, или Тенит, то есть Луна, по-гречески Селена. Это была подходящая супруга для Солнца. Статую Урании по приказу цезаря немедленно привезли из Карфагена в Рим и устроили торжественную церемонию бракосочетания. Всем гражданам Римской империи приказано было радоваться и веселиться по этому поводу. Кроме того, цезарь потребовал от своих подданных прислать достойные дары возлюбленной супруге его бога.

И вот теперь каждый год в середине лета по Риму двигалась торжественная процессия из Палатина к храму на Эсквилинском холме. Раз в год бог Солнца покидал свой храм. Камень ехал на позолоченной колеснице, украшенной драгоценными камнями, запряженной в шесть белоснежных коней в позолоченной упряжи. Вожжи привязали к камню, чтобы создать впечатление, будто бог сам управляет лошадьми. Управлял же ими Гелиогабал, держа первую пару под уздцы и обратясь лицом к божеству, не сводил с него глаз. Значит, он шел задом, а чтобы император не упал, дорогу посыпали золотистым песком, по обе ее стороны сплошной стеной стояли солдаты со щитами. Вокруг толпился народ, бросая под копыта коней цветы и венки. Перед священной колесницей везли статуи и изображения всех других богов, несли свадебные дары, символы императорской власти. Строем шли солдаты, особыми группами — сенаторы и эквиты. Когда бог оказался в храме, цезарь поднялся на высокую башню, построенную рядом с храмом, и оттуда бросил в толпу разные подарки, точнее, таблички с символическими изображениями подарков, которые потом можно было получить. Кому повезло, получал золотую и серебряную посуду, дорогие одежды и различных домашних животных, кроме свиней. Гелиогабал брезговал этими животными, их мяса, как и евреи, никогда не ел. Нам известно также, что он велел сделать себе обрезание, добавим, однако, что в те времена этот обычай был принят не только у иудеев, но и у многих других народов на Ближнем Востоке.

Как к иудаизму, так и к христианству цезарь относился благосклонно. По слухам, даже собирался допустить их культы в свой Палатинский храм. В его царствование на христиан не было гонений, это известно доподлинно. Во времена Гелиогабала римским епископом был Каликст, который до посвящения в сан епископа заведовал христианским кладбищем на via Appia.Вот почему эти катакомбы, до сих пор очень популярные среди туристов, носят его имя. Это место захоронения христиан пользовалось особым почетом во все века, поскольку там хоронили римских епископов III века. Там же захоронен и сам Каликст. И все же христианская общественность той поры, хотя ей и не угрожала опасность, переживала большие потрясения, ее раздирали персональные и доктринальные проблемы. Главным противником Каликста был Ипполит, выдающийся теолог, позднее канонизированный. Свои труды Ипполит писал на греческом языке. Создалось мнение, что формально он был вторым епископом Рима, то есть антипапой, первым в истории. Однако полной убежденности в этом нет.

Как уже говорилось, религиозные убеждения и причуды Гелиогабала особого вреда государству не приносили и особой опасности не представляли, скорее были инфантильными и самодурными реформами свихнувшегося подростка, допущенного до неограниченной власти. Хуже обстояло дело с расточительством, которым они сопровождались. Роскошь, окружавшая цезаря, уже не смешила, а возмущала. Ел он только на серебряных и золотых блюдах, причем лишь самую изысканную пищу — верблюжьи пятки или петушиные гребни, вырванные у живых птиц соловьиные и павлиньи языки, дорогую рыбу. Пир готовился ежедневно, и каждый день все выдерживалось в одном цвете. Купался цезарь в прудах, наполненных или дорогим вином, или розовым маслом, или шафраном. Залы его дворца были буквально набиты цветущими розами, лилиями, фиалками, нарциссами.

Однако самое большое возмущение в обществе вызывала безумная сексуальная извращенность малолетнего цезаря, переходящая все границы. Даже Рим, казалось бы, привыкший ко всему, был изумлен. В стране только и говорили об извращенных и изуверских оргиях, которых Рим прежде не знал. И везде главную роль играл цезарь, выступая то мужчиной, то женщиной — смотря по настроению. Его женам не было числа, причем одной из них стала весталка, чем цезарь явно и демонстративно нарушил самые священные древние традиции Рима. «Какие будут дети у верховного жреца и главной весталки!» — в упоении восклицал этот безумец.

Переодевшись женщиной, цезарь стал являться в публичные дома, хвастаясь количеством обслуженных им клиентов. Повелел по всей стране подбирать для него самых сильных и рослых мужчин. А потом нашел себе мужа. Им стал некий раб по имени Иерокл, подвизавшийся в Риме как возница колесниц в цирке. Случилось так, что во время одного выступления он упал с колесницы прямо перед императорской ложей, с его головы свалился шлем, и рассыпавшиеся золотистые кудри окружили прекрасное лицо юноши. Очарованный Гелиогабал немедленно велел перенести его во дворец, а когда возница пришел в себя и выдержал ночное испытание, остался во дворце навсегда и был объявлен мужем Гелиогабала. Влияние Иерокла было огромным, утверждали, что фактически это он правил страной. Ему позволено было даже бить свою «жену», если заставал ее в объятиях других мужчин, а уж Гелиогабал постарался, чтобы не было недостатка в таких «изменах». Оба цезаря часто сидели с «фонарями» под глазами, как это случалось с неверными женами. Гелиогабал даже намеревался объявить своего «мужа» фактическим правителем Римской империи, что привело к острому конфликту с бабкой, Юлией Мезой, и, без сомнения, вызвало недовольство армии.

Между прочим, одной из безумных идей Гелиогабала было создание в Квиринале женского сената. Председательствовала на нем мать императора, Соэмия Меза, и на нем обсуждались проблемы и привилегии замужних женщин высшего римского общества. Мать императора по своим идиотским замыслам недалеко ушла от сына, чего не скажешь о его бабке Юлии Мезе, женщине умной, волевой и здравомыслящей. В созыве женского сената было что-то символическое, сама идея его создания во многом объяснялась реальной ситуацией в стране, которой в это время правили именно эти две женщины, мать и бабушка цезаря. Уже в первый свой приезд в Рим вместе с молодым императором они обе явились в сенат и шокировали достойных государственных мужей тем, что заняли места консулов, — такого Рим не видел со времен своего создания. Однако такой расклад сил вполне отвечал реальному положению в стране. Самые важные проблемы всегда решала Юлия Меза, разумно подходившая к решению государственных проблем. Говорили, правда, что ей оказывал посильную помощь некий Эвтихиан, занимавший в римской иерархии очень высокую должность. И ведь что удивляет: в ее правление и при дворе, и вообще в государстве все было в порядке, администрация действовала исправно. Правда, случилось так, что в тот период стране не угрожали никакие катаклизмы, даже воинских набегов не было, а серьезные внутренние реформы не проводились, законодательство не совершенствовалось. Всё шло как бы по инерции.