Галобионты

* * *

А Степанов все продолжал удивляться Дзержинцу. Во вторник тот послал сообщение, что прибудет на Базу не раньше конца текущей недели, а когда Антон Николаевич спросил, как быть с Тихомировым, разрешил ассистенту отбыть в отпуск.

– Я приеду на Базу и заберу его с собой, – сказал Дзержинец.

К величайшему удивлению Степанова полковник не стал спрашивать ни об адвентации, ни о возвращении Геракла.

– Сдается мне, что наш дорогой полковник в настоящее время очень занят и у него не остается времени на нас с вами, Михаил Анатольевич, – заметил Степанов своему ассистенту.

– Главное, что он разрешил мне отпуск, – ответил Тихомиров, – больше меня ничего не интересует.

Профессор кинул на Михаила Анатольевича хмурый взгляд исподлобья, но промолчал. В последнее время, а в особенности после тяжелого разговора, состоявшегося вскоре после отбытия Дзержинца, ассистент Степанова пребывал в состоянии постоянного молчаливого недовольства. Он не заговаривал со Степановым иначе, чем по крайней необходимости, предпочитал отвечать на вопросы односложно, и всем своим видом демонстрировал оскорбленное самолюбие. Ученый же делал вид, что не замечает изменений в поведении своего помощника. Так продолжалось до тех пор, пока на Базу не возвратился Геракл. Это случилось поздним вечером. Геракл появился посреди ночи, когда Степанов спал в своей комнате, а Тихомиров дежурил в главной лаборатории.

Водные бойцы, в число которых входил и Геракл, проникали на Базу не по тоннелю, как это делал Дзержинец, а водным путем. Длинная узкая труба, заканчивающаяся шлюзом, который вел наверх, была настолько узка, что в ней мог поместиться только человек безо всякого подводного снаряжения. Продвижение по трубе занимало не менее восьми минут. В течение всего этого времени на мониторах, расположенных во всех лабораториях и основных отделениях Базы, было видно изображение плывущего, кроме того на Базу подавался и звуковой сигнал, предупреждающий о приближении пловца. Затем с пульта управления подавалась команда открыть шлюз. Изобретателем этой системы был сам Дзержинец. Он называл свое детище „образцом простоты и гениальности“ и был прав.

Рука Михаила Анатольевича, занесенная над кнопкой, на несколько секунд замерла в нерешительности. Если бы это было в его власти, Геракл никогда не попал бы на Базу, во всяком случае, живым.

При виде Геракла Тихомиров не выразил ни досады, ни радости.

– А, вот и ты, – только и сказал он таким тоном, словно Геракл отлучался всего на пару часов.

– Где Хозяин? – спросил Геракл, не удостоив Тихомирова приветствием.

– Антон Николаевич спит, – ответил Тихомиров, кивком головы указав по направлению к спальне ученого.

– Я пойду к нему, – произнес Геракл и направил стопы к двери.

– Постой! – вскинулся Тихомиров. – Сначала я позвоню ему, сообщу о твоем приходе.

– Ты мог бы сделать это раньше, когда получил сигнал о моем приближении к Базе.

– Я следил за гебуртационная камерами. Ты же видишь, генезис почти закончен, адвентация может начаться в любой момент. Я не могу отвлечься ни на минуту.

– Вот и оставайся здесь, я сам пойду к Хозяину.

Только теперь до Тихомирова дошло, что Геракл имеет дерзость обращаться к нему на „ты“.

– Это что-то новенькое, – недобро усмехнулся Тихомиров, начиная покрываться красными пятнами, – кто дал тебе право мне тыкать?

– Тот же, кто дал тебе право тыкать мне, – ответил Геракл, скользнув по Тихомирову презрительным взглядом.

Они и раньше не жаловали друг друга, а теперь, похоже, неприязнь между ними грозила перерасти в непримиримую ненависть. Тихомиров все же взял себя в руки.

– Ну хорошо, – сказал он с деланной улыбкой, – придем к компромиссу, я буду обращаться к тебе на „вы“ и ты, соответственно, будешь делать тоже самое по отношению ко мне. Согласен?

Геракл пожал плечами.

– Мне все равно, – сказал он, подходя к двери, – не думаю, что если мы будем обращаться к друг другу на „вы“, я стану больше уважать такого ничтожного трусливого слизняка, как ты.

С этими словами Геракл вышел из лаборатории. Тихомиров слышал как гулкие шаги ненавистного соперника затихают в глубине коридора и боролся с желанием схватить стул, на котором сидит, и швырнуть его в ближайшую гебуртационную камеру. Но вместо этого Михаил Анатольевич подошел к ней и посмотрел вовнутрь через оконце из оргстекла, сделанное в верхней части гебуртационной камеры, заполненной перивителлиновым пространством. В сине-зеленом свете смутно вырисовывалась очертания лица. Тихомиров долго вглядывался, пытаясь разобрать его черты, но безуспешно. Эта процедура, ставшая привычной за долгие месяцы генезиса, немого охладил его разгоряченную голову.

„Только не надо совершать необдуманных поступков, – подумал он, идя вдоль длинного ряда гебуртационных камера и надолго останавливаясь у каждой из них, – они не должны догадаться о моих замыслах“.

Тем временем Степанов выслушивал подробный отчет Геракла о его поездке. Антон Николаевич сидел на своей кровати в пижаме и ночных туфлях на босу ногу. Геракл стоял перед ним по стойке „смирно“ и чеканил каждое слово, как будто говорил заученный урок. Наконец, он умолк и замер в ожидании вопросов Степанова.

– Значит, ты это сделал, – заговорил Антон Николаевич в его глазах стоял живейший интерес, – почему же ты не рассказываешь мне о своих впечатлениях от совокупления с женщиной?

Геракл отметил про себя, что Хозяин спрашивает его об этом, не принимая во внимание наличие каких-либо эмоций, будто перед ним стоит не мыслящее существо, способное ни только быстро принимать правильные решения, но и четко их выполнять, а подопытный зверек. Но это не было для него неожиданностью. Геракл был готов к подобному приему.

– Все произошло так быстро, что я не успел составить об этом цельного впечатления, – ответил он не дрогнувшим голосом.

– Но почему? – не понимал профессор. – Ведь все от тебя зависело. Ты мог бы и повторить.

– Я не захотел.

– Почему? – деловито поинтересовался Степанов.

– Думаю, мне не подошла та женщина, – ответил Геракл, – а искать другую я не захотел.

– Почему? – продолжал допытываться профессор.

Вся сложность положения Геракла состояла в том, что он не мог дать ответа, вроде: „не знаю“, „не могу сказать“ и так далее. От него ждали определенных точных ответов.

– Наверное, слишком много впечатлений для первого раза, – сказал Геракл, – и потом, мне нужно было спешить сюда, я ведь и так задержался.

Степанов задумчиво оглядел своего питомца с головы до ног.

– Признаться, я ожидал от тебя большего, – обронил он.

– Простите, что разочаровал вас, Хозяин, – ответил Геракл.

Он говорил покорно, глаза его были опущены долу, но Степанов почувствовал в его тоне что-то настораживающее, чего раньше не было и в помине.

– Ничего, мой друг, ты наверстаешь все в другой раз. Ведь это же была не последняя твоя вылазка.