Гамбит искусного противника
Шрифт:
— Твою мать!
Кажется мы опоздали…
Глава 16. Вдвое сложенный листок. Амелия
17; Июнь
Когда мы попадаем в зал — все плохо. Все очень-очень-очень плохо.
Хан оттеснил Алексея в сторону, и тот, пусть и пытается храбрится, но видно, что напуган видом моей «Мери Поппинс», которая к тому же еще и вооружена. Но центром этой мизансцены они не являются, это лишь так, затравка, а основное блюдо там, где ему и полагается
— Ты что творишь?! — повышаю голос, делая шаг в сторону этого кошмара, но Алекс тут же хватает за локоть и заводит меня чуть за себя, шипя.
— Ты вообще должна сидеть в тачке, не лезь!
— Я сказал тебе быть дома! — тут же добавляет Костя, но я фыркаю, полностью игнорируя Алекса, да и Костю тоже.
— Какого хрена ты вытворяешь?! Опусти пистолет!
— Не лезь, твою мать! — рычит Костя, — Она скажет мне все, что я хочу знать, или влезет в мою шкуру. Знаешь какого это лишиться того, кого любишь? Нет, Евгения Валерьевна? Узнаешь.
Михаил напрягает плечи так, что становится в несколько раз больше, а потом тихо и четко произносит, пока его жена пребывает в секунде от абсолютного нервного срыва.
— Вы сейчас уйдете из моего дома, и я сделаю вид, что ничего этого не было.
— Ты сделаешь вид?! — усмехается, упирая дуло точно промеж глаз Михаил и с силой надавливая им.
От этого я теряю дар речи, а Евгения начинает трястись, хватаясь за пиджак своего мужа. Не представляю в каком диком шоке она сейчас пребывает, и это просто кошмар! Нет, такого я точно не планировала! С позиции силы тут решить что-то не вариант, но никто никогда меня не слушает, поэтому и получается вот такая вот адская кринжатина…
— …А может подскажешь, как мне сделать вид, что ничего не было, а?! Как мне забыть, что ее брат сделал с женщиной, которую я любил?! — Михаил проглатывает слюну, а Костя резко приближается и орет прямо ему в лицо, — НУ, БОГАТЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК! ПОДСКАЖЕШЬ?!
— Она здесь не при чем…
— Послушай, — вдруг вступается Алекс, на которого смотрю не только я.
Михаил бросает взгляд, Алексей, Хан, Евгения вообще смотрит на него, как на спасательный круг, а я…Сегодня Алекс решил удивить меня на все сто процентов, не меньше…
— Я понимаю твое желание отомстить. Когда-то я тоже любил одну женщину, но потом ее у меня забрали. Она сама этого хотела, конечно…
— О господи, — фыркает Костя, — У тебя отбили подружку, и ты думаешь, что понимаешь меня?! Пошел ты!
— Поверь, я тебя очень хорошо понимаю. Ее не просто отбили, она ушла к моему отцу.
Я резко расширяю глаза и перевожу взгляд на Алекса, но тут же бью себя по рукам. Меня саму бесит, когда на меня пялятся в такие вот личные моменты, но информация, конечно, бомба…
«Он так о ней говорит…» — шепчет подсознание, — «Вот почему у меня никогда и не было шанса — он все еще ее любит…»
«Боже, о чем ты думаешь СЕЙЧАС?!» — снова бью себя по рукам и возвращаюсь в реальность.
— …Мою женщину насиловали несколько часов, а потом застрелили в затылок, как собаку, — выплевывает, и я снова ежусь от того, как сильно эта правда бьет по мне.
«…А какого Косте?…»
— …Все
еще понимаешь меня, а?!Алексу нечего ответить, он молчит, но тело его напряжено до предела — я же вижу. Сейчас рассмотреть даже проще, он стоит передо мной, плечи надуты, руки в кулаках, весь собранный и, спорю на что угодно, смотрит твердо и прямо, как только он умеет.
«Все очень-очень плохо…» — паникую про себя, ну а Костя только накидывает сверху.
Он издает тихий смешок, кивает, а потом отходит на шаг, чтобы вытянуть руку для удобства выстрела и чеканит.
— Когда я выстрелю, для твоей семьи все изменится, Евгения Валерьевна. Для моей изменилось. Мою дочь лишили ее матери, теперь я лишу ваших дочерей отца, и тогда ты будешь при чем.
Он опускает предохранитель, и происходит сразу несколько событий. Алексей начинает выворачиваться из рук Хана, Евгения пытается встать перед Михаилом, а я бегу в сторону этой парочки титанов, ловко обогнув Алекса, и встаю между ними.
И все прекращается. Все замирают. Спорю на что угодно, никто не ожидал такого поворота событий.
Костя смотрит на меня вместе с дулом пистолета и психует. Его мышца на щеке сжимается и разжимается, кожа ладони на рукоятке трещит, а сам он разве что молнии не пускает, когда цедит сквозь зубы.
— Какого хера ты вытворяешь, Амелия?! Отойди!
— Нет.
— Отойди!
— Нет!
— Костя, ты обалдел?! — вмешивается Хан, своим басом разрушая возникшую тишину, — Опусти пистолет немедленно!
— Ты ведешь себя неправильно, — игнорируя протесты своей няни, тихо обращаясь исключительно к Косте, — Силой здесь не получится, надо говорить. Она — не при чем.
— Она — его сестра.
— Но она не он! Она такая же заложница обстоятельств, подумай, что ты делаешь? — жалобно шепчу, делая к нему шаг, — Ты угрожаешь женщине, которая ничего плохого не сделала. При ее муже. В доме, где живут ее дети. Остановись, я прошу тебя. Дай мне все это решить. У меня получится лучше.
— Костя, немедленно опусти пистолет! Или я за себя не ручаюсь, клянусь!
Снова Хан. Краем глаза я замечаю, что он и думать забыл об Алексее, вместо того серьезно смотрит на нас и хмурит брови. Злится. Не шутит. Но и Костя не шутит. Кажется, что он дошел до своего предела, потому что он не собирается отступать. Нет, конечно, мне ничего не угрожает, я это знаю, но я не такая уж и стена, которую невозможно подвинуть.
Поэтому я достаю свой пистолет, направляя на него, и если за секунду до этого он глазами убивал Михаила, теперь медленно опускает их на меня, через миг ухмыляясь.
— Забавно.
— Ты меня вынудил. Отступи.
— Амелия! — рычит фоном Хан, но мы оба не обращаем на него внимания.
— Хочешь, чтобы я поверил, что ты в меня выстрелишь?
— Еще как. Возможно я не смогу ранить тебя смертельно, но я совершенно точно прострелю тебе ногу, если это потребуется. От-сту-пи.
Костя открывает рот, чтобы парировать — не успевает. Возникшую тишину нарушает громкий, отчетливый, детский голос.
— Мама!
Мы слышим из недр дома топот маленьких, босых ног, и как по щелчку пальцев прячем пистолеты за спину и поворачиваемся. В этот самый момент маленькая девочка в синей пижаме подлетает к перилам второго этажа и замирает. Костя тихо цыкает языком по зубам, отворачивается, а Евгения, быстро взяв себя в руки, пытается улыбнуться.