Гамбит маккабрея

— Похоже, вы положительно лучитесь весельем, — кисло произнес я.

— Ну, мистер Маккабрей, сказать вам правду, мне только что позвонил один китайский джентльмен — он не вполне работает на меня, но иногда подкармливает новостями, просто смеху ради, понимаете? — и сказал, что вы сидели у него на коленях примерно сорок минут спустя после вылета из Парижа, Франция.

— Неожиданная воздушная яма. Я отчитал кондюктёра — простите, пилёта — за неуклюжее вождение.

— Воздушная яма на высоте 30 000 футов? Ну да, еще бы. И номер с пассатижами — только не говорите мне, что вы испробовали старый трюк со смотровым лючком за унитазом. Что, правда? Нет, в самом деле?

Если бы я не знал, что чувства юмора за ним не водится, я бы решил, что он подавил смешок.

— Эй, — продолжал он, — а вы попробовали вещество после того, как его изъяли? Иными словами, там ведь действительно может оказаться зубной порошок, а?

— Оно могло им оказаться с самого начала, насколько мне известно.

— Хм? О. Да, разумно. Что ж, я бы вам советовал сейчас позвонить своей старушке и сделать в точности то, что она вам скажет. Кое-кто из наших ребят будет как бы всегда под рукой со свежими подгузниками, но вы их не увидите. И больше не звоните мне, пока не вернетесь в ВБ, если не случится ничего такого, с чем по правде не сможете справиться сами. ОК?

— Вы имеете в виду — вроде смерти?

— Ох, господи, нет, — серьезно ответил он. — Если ненароком умрете, звонить нам не нужно ни под каким видом: нам придется вас денонсировать, таково основное правило, верно?

— Верно, — подтвердил я с равной серьезностью. После чего сказал: — Я полагаю, вам не хотелось бы сообщать мне, в чем вообще дело?

— Верно, — ответил он. Я повесил трубку. И позвонил Иоанне.

— Дорогушечка! — возопила она, когда я доложил ей новости. — Чудненько! Теперь посиди у телефончика со стаканчиком, я к тебе кого-нибудь пришлю.

— Тебе известно, сколько тут времени? — возмущенно провякал я.

— Я знаю, сколько времени тут, Чарли; а какое время у вас в Чикаго?

— Время ужина, — прорычал я, ибо лисица спартанского мальчика неумолимо глодала мои жизненно важные органы.

— Что ж, тогда посиди с двумя стаканчиками, дорогуша. Тот, кто тебя навестит, угостит тебя великолепным ужином, обещаю.

— Ох, ну так и быть, — сказал я, как частенько говаривал и прежде. Еще один бунт подавлен, еще один форпост сдался. Зачем нации платят такие огромные жалованья генералам, если женщинам эта работа удается гораздо лучше — и без всяких армий? Я решился на чистку зубов — ну и на стаканчик, само собой, одно не заменит другого.

— Почему, почему, ну почему Маккабрей? — спрашивал я себя, полируя оставшиеся дентикулы (инициалы мои вообще-то Г.С.Ч. Маккабрей, но что уж там, что уж там), — за что ты сносишь эти стрелы и каменья? [109]

Ответ был прост, ибо вопрос ставился лишь риторически: либо сносить эти стрелы и каменья, либо потерять свою долю в обмене жизнь-на-смерть, о котором мы уговорились с Блюхером. У меня не имеется особых возражений против смерти как таковой — она уплачивает по всем счетам и перекладывает на чужие плечи необходимость прятать порнограммы, незаконное оружие, уличающие письма: все это теряет в важности, когда на вас сверху вываливают шесть футов грязи. С другой стороны — я отчетливо помню, как сурово говорил «с другой стороны» своей зубной щетке, ее прополаскивая, — с другой стороны, вишь-ли, смерти в данный момент я не жаждую. Перво-наперво, на меня пока не снизошла господня благодать, а если говорить по существу — я весь пылал жаждой мести вероломной Иоанне, сыгравшей со мною такую кошмарную шалость с имплантатом капсулы кварцевого распада. (В аэроплане я уже собирался просить стюардессу прислушаться к моим «везикулэ се-миналес» [110] и сообщить, не слышит ли она какого-нибудь тиканья, но меня снова подвело владение французским. Как бы там ни было, она, возможно, все равно расценила бы просьбу как очень странную.)

109

Аллюзия на фразу Гамлета из пресловутого монолога (У. Шекспир, Гамлет, акт III, сц. 1, пер. В. Раппопорта).

110

Семенные пузырьки (искаж. лат).

«Хей-хо!» — подумал я и быстренько порысил в гостиничную аптеку, где совершил покупку-другую. Не думаю, что когда-либо раньше у них спрашивали полкило детской присыпки. Кроме того, я приобрел конвертов покрепче и марок. Много марок. Краткое путешествие обратно в номер, еще одно — в почтовое отделение, и вскоре я уже развалился в кресле, а мои синдромы реактивного отставания прекрасно реагировали на лекарство, которым я их поил, хоть голод мой и оставался неутоленным. Только такой железный человек, как я, мог выстоять противу соблазна позвонить и заказать сэндвич-два, но я вверился Иоанне: если она говорит, что в недалеком будущем я съем хороший ужин, то недалекое будущее и есть то, где я упомянутый ужин съем.

Не сказать, чтобы я не испытывал ни ёрза трепидации в ожидании принимающей стороны. К тому времени, когда блямкнули в дверь, я уже разложил в уме шансы: семь к трем говорили, что это будет мафиозо с набивными плечами, который «обшмонает» меня прежде, чем угощать «спагетти кои вонголе» [111] плюс прожаренными маленькими «дзуккини» [112] с неощипанными цветочками и кучами жареных «пиперони» [113] на гарнир; однако десять к семи утверждали, что явится изящная садистка, которая обшмонает меня лишь глазами, после чего заставит пригласить себя в «Сарди» [114] или куда-нибудь вроде, и там потребует заказать фазана под стеклом — самую тоскливую бакалею на свете.

111

Спагетти с моллюсками (искаж. ит.).

112

Кабачки (искаж. ит.).

113

Сладкие перцы (искаж. сицилийский диалект).

114

«У Сарди» — известный ресторан на 44-й улице в районе Бродвея, в центре Театрального квартала; основан в 1921 г.

Я оказался не прав — далеко не впервые. Ибо когда я ответил на блямканье, в номер ко мне просочился не кто иной, как дородный китайский джентльмен, на чьих коленях я некоторое время гнездился в «Боинге-747».

— Харроу, — крайне учтиво сказал он.

Я взглянул на его галстук:

— Вы наверняка имели в виду Клифтон? [115] О да, простите, я понимаю — и вам херро. Выпьете?

— Спасибо, нет. Я порагаю, вы городны? Кончайте сидеть.

Я и кончил. Вернее, встал.

115

Харроу-скул — одна из девяти старейших престижных мужских привилегированных частных средних школ Великобритании, располагается под Лондоном; основана в 1571 г. Клифтон-колледж — привилегированная частная средняя школа в Бристоле; основана в 1862 г.

Вас едва ли удивит, что удостоили меня китайской еды — но в совершенно нерядовом китайском ресторане, безо всей этой мерзости, которой я ожидал по своим первым впечатлениям о Чикаго: этот город, похоже, стремится постичь, насколько низок может быть нижайший общий знаменатель. (Спешу прибавить, что кое-кто из моих лучших друзей может оказаться чикагцами — особо не афишируя этого факта, — но доводилось ли вам вдыхать аромат Чикаго-ривер, когда она катит свои сальные воды под девятью мостами Города Ветров? Известно, что из нее, прижимая к носам надушенные платочки, бежали аллигаторы. Что же до порывов дохлятины с самого озера Мичиган, «фу!» — и близко не точное слово.)

Ресторан этот, как я упомянул выше, пока не подхватил экологию и отдаленно не напоминал те заведения, где балбесы смешивают три-четыре блюда и пожирают проистекающую гадость с чипсами и соевым соусом, а официанты непроницаемо наблюдают за ними, думая о своем. Нет, то было редкое место, где не существует меню — вам просто-напросто приносят череду крохотных блюд с безымянным чем-то, чтобы вы поедали их по одному и безо всякого соевого соуса. Я попытался не разочаровать этих преданных своему делу официантов и одаренных поваров; а также попробовал заработать себе репутацию быстрейшей палочки для еды на северном Среднем Западе.

Выяснилось, что моего хозяина зовут либо Ри, либо Ли: мои сомнения здесь совершенно искренни. В Оксфорде у нас был профессор-кореец, который, несомненно, грассировал свою фамилию как «Ри», однако был убежден, что писать ее следует «Ли». И не наблюдал в этом никакой аномалии.

Пока мы бултыхали пальцами в мисочках, мой любезный хозяин учтиво пробормотал, что он порагает, будто у меня дря него есть пакет. Я задумчиво побултыхал еще.

— Очень может быть, — сдержанно произнес я. — А может, с другой стороны, и нет. А что?