Гамбит некроманта

Вир никогда не рассказывал, как именно выкрал его из хрустальной пирамиды, а потом вернул к жизни. Эта тема не являлась табу, Некр спрашивал снова и снова, но в ответ получал шутку, отговорку, а то и указание направления, куда следует идти. Не то, чтобы Некра туда ни разу не посылали за всю его немаленькую жизнь, но слышать подобное от учителя, обычно не отказывающего в беседах на любую тему, было неприятно и даже обидно. В конце концов Некр оставил выяснения на потом, выбрал из предложенных направлений нужное — в библиотеку — и пропал на несколько месяцев.

Наверняка, он что-то ел и иногда спал, но память этого не сохранила. Навь держала его в ясном уме, а на тело Некру очень скоро стало наплевать. Он дочитался до нервного срыва и полного физического истощения, вплоть до прорезавшихся клыков. Вконец обессилев, посадив к Тикси Виракоча Пачаячачику зрение и доконав себя окончательно тремя самолично выдуманными зельями, повышающими выносливость, свалился в горячке и впервые осознанно пересек Рубеж, легко достигнув того, о чем самые могущественные соплеменники отзывались с уважительным трепетом. Уйдя в потусторонний мир, они часто не возвращались обратно, однако Некр подобной глупости допускать не хотел. Его целью являлось получение нового опыта, он хотел лучше понять, какой силой обладает, очертить границы возможного и приблизиться по могуществу к учителю хоть на чуть-чуть.

Некр был молод, преступно мало понимал в существах, живущих по ту сторону, об опасностях, там таившихся, вообще не знал ничего. Его захватил водоворот красок, звуков и запахов. Очарование потустороннего мира наложилось на его явное восприятие, став воплощением абсолютного счастья. Однако Некр не пожелал оставаться в Нави, слишком важна была цель и… обида на Вира. Доказать ему, что достоин большего, чем просто вечности, оказалось важнее блаженства. А потом он встретил ее — свою Жар-птицу — и, разумеется, поначалу не признал.

Он понятия не имел, как стоит обращаться к Владыне Нави, какие слова подбирать — тем паче. И не подумал кланяться ей или преклонять колени — Некр не привык к подобным телодвижениям вообще. Встретив на тропе неописуемо прекрасную женщину, он не пожелал узнавать, кто она такая: морок, его воплотившаяся мечта, чья-то душа или нечто совершенно иное. Он любил ее так, как никого до этого, отдавал себя и забирал всю ее в ответ. Сколько это продолжалось — вечность или мгновение — вряд ли возможно определить, но очнувшись однажды Некр понял, что ему пора возвращаться. И еще он сообразил, как именно стоит действовать.

Она улыбалась, она не удерживала, она просила не искать с ней встреч и даже обещала скормить дракону, если явится без веской причины (грозится поныне, а он плевать хочет на скрепы и правила, которым верны сверхи порой с не меньшим фанатизмом, нежели люди своим фанабериям, заповедям, суевериям и законам). Наверное, за несговорчивость его и полюбила сама Смерть и выделяет на фоне остальных стражей Нави до сих пор. А ведь Некр не обещал даже хранить ей верность в явном мире (и не хранил), но часть сердца отдал добровольно и непоправимо: навсегда.

Очнулся Некр в тиши и одиночестве отведенных ему покоев, поднялся, ополовинил содержимое кувшина — то ли вино, то ли молоко, то ли вода или даже чья-то кровь, он так и не понял — ухватил лежащую рядом виноградную гроздь и вместе с ней понесся в Библиотеку. Снова. Но вовсе не за описанием ритуалов и зелий, а за сборником сказок — тех, самых древних, что передавали из уст в уста в пещерах под свет звезд и костров. Люди тогда еще не обзавелись налетом цивилизованности и в своей неучености, необразованности, не предпринимая попыток объяснить все и вся, воспринимали мир вокруг и тех, кто в нем обитал, именно такими, какие есть на самом деле.

Выйдя из Библиотеки утром следующего дня, он наткнулся на невероятно злого учителя. Вир ему тогда здорово вломил, вызвав на учебный поединок, в пару ударов загнав эйфорию возросшего до небес самомнения туда, где той самое место: под землю и ниже. А Некр отколол номер, которого от него не ожидал никто: вызвал дух Колаш’ая. Воинственное племя, коему суждено было встать над другими и погибнуть под напором захватчиков, считало его богом, родившимся из птицы, объединяющим в себе сущность всех вещей. Не удивительно, что именно эта сущность откликнулась на его зов. Перед Некром возникла чудесная крылатая тварь — помесь змеи, птицы и жеребца с огненным взором и клыками тигра — и он без опаски влез на нее и сбежал к метаморфам, конечно же, не допустив и мысли о том, что его разорвут на куски.

Ему несказанно повезло. Сама Бездна встала на его сторону раз он остался жив. Его оружие оказалось абсолютно бесполезно, его потусторонняя мощь будила в метаморфах ярость, а в некоторых — похоть. Зато Некру было не занимать наглости, убежденности в собственной правоте и безразличии к устоям и пророчествам, строго настрого запрещающим знаться промеж собой сверхам разных кланов, а уж стражам противоположных рубежей — тем более.

Метаморфами тогда правила Ирвина, тоже бунтовавшая против традиций, — первая и последняя глава над всеми обрастающими мехом, чешуей и перьями. Как сказал бы Дерк: встретились два одиночества. И договорились. Ирвина-Ирида-Уркачильай-Великая Мать как только ее ни звали! А Некра поименовали живым воплощением Супая — бога смерти и демонов (впрочем, демоны появились позже, благодаря первым христианским лжецам, в алчном желании заиметь побольше новых рабов и чужих богатств насаждавших веру в ревнивого и превозносящего страдания бога, не иначе в насмешку прозванного милосердным), правителя подземного мира Ук’у-Пач-ш-щ-а, чем несказанно ему польстили. После, но уже заручившись поддержкой учителя, Некр прибыл в Орден. Благо, темная тень хрустальной пирамиды к тому моменту маячила достаточно отчетливо, чтобы даже эти тугодумы сообразили, какая угроза нависла над опекаемым ими человечеством.

Несколько лет он собирал объединенное воинство — убеждал, уговаривал, интриговал, как не всякий библиотекарь умеет, — собственным примером доказывал необходимость общения, обмена опытом. Сам к тому не стремясь, стал правой рукой Вира — главы над всеми стражами, с чьей-то легкой руки прозванными гильдейцами. Уже потом слово «Гильдия» прочно переняли люди, как и многие другие, выдуманные сверхами. Орден тому тоже примером.

Тогда было сложно, потом — легче. Славная вышла битва. И руины, и… много чего еще. И он — некромант, а вовсе не стратег из числа орденских магистров — показал, как можно, объединив силы, уничтожить несомненное зло, скопившее так много магической мощи что, казалось бы, дальше некуда и стремящееся стать в Яви воплощенным единым богом.

Возгордился Некр, конечно, изрядно. Знал же о способности некоторых людей, обладающих очень сильной волей, избегать Перехода и оставаться в явном мире после смерти тела, но разыскивать бывшего друга не стал. А ведь его предупреждали — темного библиотекаря в Нави нет. Не до него Некру было: незадолго до сражения из-за Рубежа не вернулся его ученик, а потом встретился Роман — человеческий мальчишка, взятый в оруженосцы идиотом — окончательной гибели которого Некр очень не захотел допускать.

— А ведь имя я не помню до сих пор. Даже во сне не называл, — обронил он. — Хотя точно ведь знаю, что произносил тогда — до прямого приказа забыть.

Авантюра Грая выдалась успешной. В свою победу Некр верил безоговорочно и очень надеялся выжить.

***

— Дмитрий Скобцев… — закрыв очередной файл, Дерк побарабанил пальцами по столу и скривился, словно хлебнул уксуса вместо вина. — Выбрал же фамилию.

— У Аннушки другая. Решил взять наобум или узнал фамилию настоящих родителей? — Женька пожал плечами. — И что в ней такого? Скобы они и в Африке скобы.