Гамбургский оракул

–  Ты говорил достаточно долго, пора и выпить, - напомнил скульптор.

–  За то, чтобы нам везло. Хотя бы с носами, - улыбнулся Мун.

–  Я бы сформулировал тост немного иначе, - поправил Мэнкуп. - За такой нос, который помог бы немцам понять, что их снова собираются угощать все теми же гнилыми овощами. - Он поднял стакан.

Баллин случайно задел его руку, стакан разбился, Мэнкуп рассеянно стряхнул осколки с мокрых брюк.

–  Вы порезались? - спросил Мун, видя, что тот поморщился.

–  Пустяки! - отмахнулся Мэнкуп, пряча руку в карман.

Мун был единственным, кто обратил на это внимание. Остальные с любопытством разглядывали текстильного коммерсанта. Было трудно поверить, что этот терпеливо восседающий в одиночестве человек способен на какие-либо эмоции.

Внезапно Ваккер вскочил, машинально вытер салфеткой рот, бросил ее на пустую тарелку и с сияющим видом помахал рукой. Предводительствуемые секретаршей Ваккера, мимо продефилировали спутники Муна и Дейли по самолету. В обществе марокканцев неожиданно оказалась знакомая африканка. Экзотические гости с достойной меккских паломников торжественностью шествовали по террасе, и лишь помятые нейлоновые ресницы секретарши и смазанная на губах помада свидетельствовали, что гости отнюдь не святые. Увидев Дейли, негритянка улыбнулась, многозначительно повертев свисавшими с обнаженных шоколадных плеч жемчужинами. Дейли сорвался с места и подскочил к ней. Но секретарша была на страже. Ледяным голосом объяснив, что это полуофициальный дипломатический прием, она попросила его отойти в сторону. Текстильный коммерсант извиняющимся жестом развел руками: мол, друзья господина Мэнкупа и его друзья, но ничего не поделаешь, друзья друзьями, а дела делами.

Ваккер засуетился. Не подпуская окруживших столик официанток, откупоривал бутылки, накладывал на тарелки. С удовлетворением отметив, что иностранцы занялись едой и питьем, он куда-то исчез и буквально через три минуты вернулся с дамами, которых не только представил, но и предоставил своим марокканским гостям.

Чуть попозже Мун с удивлением заметил, что Ваккер направился к их столику.

–  Ну вот, все в порядке! - Он подсел и, довольно потирая руки, налил себе несколько капель "Целлер-Шварце-Кац".

–  Теперь можно и поговорить с друзьями... Вот вы, Мэнкуп, удивляетесь моим успехам. Все дело в такте. Я не навязываюсь своим клиентам, не размахиваю перед их носом проектом договора. А в конторе, за директорским столом, они обязательно подумают, что я их надуваю. Непринужденная атмосфера - вот самое важное.

–  Вы не знаете, кто эта негритянка? - спросил Дейли.

–  В такие дела я не вмешиваюсь. - Ваккер выпил и, немного подумав, налил еще чуть-чуть. - Если она создает хорошее настроение, я готов считать ее ангелом. То, что она негритянка, меня ничуть не шокирует.

–  А я чуть было не подумал, что вы именно из-за нее пересели к нам, поддел его Дейли.

–  Боже упаси! Разве человек с моим носом имеет право на расовые предрассудки?! Мой друг Мэнкуп вам, должно быть, уже насплетничал, будто я люблю нацистов? Ничего подобного! Но что мы имеем теперь, когда от них избавились? Германию? Нет! Разрезанный пополам пиджак.

–  Кусок с карманом, где хранится чековая книжка, все же достался вам, усмехнулся Мэнкуп.

–  Что мне из того, когда я полуодет?! Стыдно показываться в таком виде! Стыдно, когда какой-нибудь чумазый сенегалец спрашивает: "Вы из какой Германии - Западной или Восточной?" При Гитлере существовала одна Германия. Когда исполнялся наш государственный гимн... - Ваккер дополнил незаконченную фразу величественным жестом.

–  Вы, должно быть, забыли, что тогда гимном была песня "Штурмовики маршируют уверенно твердым шагом"? - напомнил Дейли.

–  Это деталь. - Ваккер грустно посмотрел на свой пустой стакан. Так и чувствовалось, что он с удовольствием выпил бы еще, если бы не предписание врача.

–  При вашем принципе не вмешиваться в детали за ангела сойдет не только негритянка, но и сам черт, лишь бы способствовал хорошему национальному настроению, - с яростью сказал Мэнкуп.

–  Ну зачем нам ссориться? - обиженно пробормотал Ваккер. - Да, кстати, я ведь пришел к вам вовсе не для пустопорожней болтовни. До меня дошли слухи, что ваш Грундег умер при весьма загадочных обстоятельствах.

–  Дошли, надо сказать, с большим запозданием, - съязвил Баллин.

–  Поскольку он был и моим другом... - пропустив его замечание мимо ушей, продолжал Ваккер.

–  Впервые слышу! - Баллин рассмеялся.

–  Ну в некотором роде, - смягчил свою формулировку Ваккер. - Как член комитета по делам обороны, он помог мне заключить контракт на обмундирование для бундесвера.

–  С каких пор нижнее белье называется обмундированием? - Баллин становился все саркастичнее.

–  Ну и что? - Ваккер покраснел. - Африканские львы Роммеля воевали в Ливийской пустыне без мундиров, но покажите мне хоть одного немецкого солдата, который обходился бы без трусов? - Заметив подававшую ему знаки секретаршу, он поспешно встал. - У меня есть конкретное предложение. Может быть, поручить способным частным детективам выяснить, отчего умер Грундег. Я готов частично финансировать это предприятие. Что вы посоветуете, Мэнкуп?

–  Найти другое применение для своих филантропических инстинктов, - сухо сказал Мэнкуп. - Если вы сомневаетесь в результатах официального следствия, то спросите Дитера Баллина. Он, можно сказать, лично присутствовал при смерти Грундега.

–  Извините! Гости! - на ходу бросил Ваккер. - Поговорим в следующий раз!

–  Вы? - Дейли удивленно повернулся к Баллину, предварительно переведя Муну последнюю фразу Мэнкупа.

Баллин, видимо, что-то собирался сказать Ваккеру, но текстильный коммерсант был уже за тридевять земель. Пожав плечами, Баллин презрительно сказал:

–  Думаете, Ваккера действительно заботит судьба Грундега? Для него это способ рекламировать свои подштанники. Чтобы газеты писали: "Благодаря щедрости возглавляемой господином Ваккером фирмы удалось наконец раскрыть..." - и так далее. А раскрывать нечего. Это был глупый по своей прозаичности и поэтому для нас, друзей Грундега, вдвойне трагический случай. Грундега убило его сердце, и не только в медицинском смысле. Если бы он не заступился с такой неистовой горячностью за Мэнкупа, если бы волновался чуть поменьше, он, возможно, сидел бы сейчас с нами. - Баллин замолк.

–  Я читал, что он умер в машине. - Мун напряженно ждал продолжения.

–  Да. Но вы, должно быть, не знаете, что в той же машине сидел и я, - с отрешенным видом начал рассказывать Баллин. - Он обещал мне передать материал, касающийся Штрауса и его министерства. Мы с Мэнкупом договорились, что обработаю его и дам для "Гамбургского оракула". Я ждал у особняка председателя бундестага, где все должно было решиться. Этому предшествовало драматическое выступление Грундега в парламенте в защиту Мэнкупа, после чего пришлось вызвать к нему врача. Сцена у председателя бундестага, где собрались видные деятели аденауэровской клики, была еще более бурной. Они требовали отказа от разоблачений. Грундег настаивал на немедленном освобождении Мэнкупа. Он вышел оттуда в таком виде, что я серьезно забеспокоился. Грундег сказал, что готов передать мне материалы, но сначала должен посоветоваться с руководством своей партии. Мы поехали туда. В дороге он жаловался на сильную боль в сердце, но заехать сначала к доктору не соглашался - хотел быстрее встретиться со своими коллегами... - Баллин опять замолк. Весь погруженный в воспоминания, он, казалось, сам себе рассказывал эту историю.

–  При вас он умер? - спросил Дейли, неловко прервав долгую паузу.

–  Слава богу, нет. Дальше Грундег ехал один. У меня хватило ума вылезти из машины, добраться до ближайшего телефона, который, к несчастью, находился чуть не в километре, и позвонить его личному врачу. Доктор немедленно выехал, чтобы встретить его в резиденции парламентской фракции, но опоздал. Когда машина прибыла и шофер открыл дверцу, Грундег уже был мертв.

–  Странно, - сказал Дейли.

–  Сердечники внезапно умирают не только в машинах - в кинотеатре, в телефонных будках, где угодно, - устало заметил Баллин.