Ган Исландец
Шрифт:
— Один?.. Да, правда, господин Гаккет! Но его теперь нет с нами. Он покинул нас прошлой ночью, чтобы вернуться…
— Да я не о господине Гаккете говорю тебе, начальник.
— О ком же?
— А вон об этом молодчике в зеленом плаще, с черным пером, который как с неба свалился к нам прошлой ночью…
— Ну?
— Ну, — продолжал Гульдон, приближаясь к Кенниболу, — вот он-то и знает графа… того знаменитого графа, все равно как я тебя, начальник Кеннибол.
Кеннибол взглянул на Гульдона, подмигнул ему левым глазом и ударив его по плечу, вскричал с торжеством человека, довольного своей проницательностью:
— Представь
— Да, начальник, — продолжал Гульдон Стайнер, снова перекладывая огненного цвета знамя с одного плеча на другое, — могу уверить тебя, что этот зеленый молодчик видел графа… как бишь его зовут-то? Ну того, за которого мы будем драться… в самой Мункгольмской крепости, и по-видимому, ему так же хотелось проникнуть в эту тюрьму, как нам с тобой войти в королевский парк.
— Откуда же ты это узнал, приятель?
Старый горец схватил Кеннибола за руку и с подозрительной осторожностью распахнул свой кожаный плащ.
— Погляди-ка! — сказал он ему.
— С нами крестная сила! — вскричал Кеннибол. — Блестит как настоящий алмаз!
Действительно, роскошная бриллиянтовая пряжка красовалась на грубом поясе Гульдона Стайнера.
— Да это и есть настоящий алмаз, — возразил горец, снова запахивая полы плаща, — это так же верно, как то, что от луны два дня пути до земли и что мой пояс сделан из буйволовой кожи.
Лицо Кеннибола омрачилось, выражение изумление сменилось на нем суровостью. Он потупил глаза в землю, произнеся с грозной торжественностью:
— Гульдон Стайнер, уроженец деревни Шоль-Се в Кольских горах, твой отец, Медпрат Стайнер, безупречно дожил до ста двух лет, потому что убить нечаянно королевскую лань или лося не составляет еще преступления. Гульдон Стайнер, твоей седой голове добрых пятьдесят семь лет, возраст, считающийся молодежью только у одних сов. Старый товарищ, мне хотелось бы, чтобы алмазы этой пряжки превратились в просяные зерна, если ты добыл их не таким же законным путем, каким королевский фазан получает свинцовую пулю мушкета.
Произнося это странное увещание, голос начальника горцев звучал в одно и тоже время угрозой и трогательным убеждением.
— Как верно то, что ваш начальник Кеннибол самый отважный охотник Кольских гор, — отвечал Гульдон без малейшего замешательства, — и что эти алмазы неподдельные камни, так же верно и то, что я законно владею ими.
— Полно, так ли? — возразил Кеннибол тоном, выражавшим и доверие, и сомнение.
— Клянусь Богом и моим святым патроном, дело было так, — отвечал Гульдон. — Однажды вечером — неделю тому назад — едва успел я указать дорогу к Дронтгеймскому Спладгесту землякам, которые несли труп офицера, найденный на Урхтальском берегу, — какой-то молодчик, подойдя к моей лодке, закричал мне: «В Мункгольм!» Я, начальник, не обратил было внимания: какой птице охота летать вокруг клетки? Осанка у молодого человека была гордая, величественная, сопровождал его слуга с двумя лошадьми, и вот не обращая на меня внимание, он прыгнул ко мне в лодку. Делать нечего, я взял мои весла, то есть весла моего брата, и отчалил. Когда мы приехали, молодой человек, поговорив с сержантом, должно быть начальником крепости, бросил мне — Бога беру во свидетели — вместо платы алмазную пряжку, которую я тебе показывал и которая досталась бы моему брату Георгу, а не мне, если в ту минуту, когда нанял меня путешественник, не кончил день моей работы за Георга. Вот тебе и весь сказ, Кеннибол.
— Тем
лучше для тебя.Мало-помалу от природы мрачные и суровые черты лица охотника прояснились, и смягчившимся голосом он спросил Гульдона:
— А точно ли ты уверен, старый товарищ, что это тот самый молодчик, который идет за нами в отряде Норбита.
— Уверен ли! Да я из целой тысячи узнаю лицо моего благодетеля; и в добавок тот же плащ, то же черное перо…
— Верю, верю, Гульдон.
— И, ясное дело, что он хотел видеться с знаменитым узником, потому что, если бы тут не было какой-нибудь тайны, разве стал бы он так щедро награждать перевозчика? Он и теперь неспроста пристал к нам.
— И то правда.
— Мне даже сдается, начальник, что граф-то, которого мы хотим освободить, больше доверяет этому молодому незнакомцу, чем господину Гаккету, который, правду сказать, только и умеет, что мяукать дикой кошкой.
Кеннибол выразительно кивнул головой.
— Я того же мнение, товарищ, и в этом деле скорее послушаюсь этого незнакомца, чем Гаккета. Клянусь святым Сильвестром и Олаем, товарищ Гульдон, если нами предводительствует теперь исландский демон, то этим мы более обязаны незнакомцу, чем болтливой сороке Гаккету.
— Ты так думаешь, начальник?.. — спросил Гульдон.
Кеннибол хотел было ответить, как вдруг Норбит хлопнул его по плечу.
— Кеннибол, нам изменили! Гормон Воестрем только что прибыл с юга и говорит, что весь полк стрелков выступил против нас. Шлезвигские уланы уже в Спарбо, три отряда датских драгун поджидают лошадей в Левиче. Вся дорога точно позеленела от их зеленых мундиров. Поспешим занять Сконген, не останавливаясь на ночлег. Там по крайней мере, мы можем защищаться. Гормон к тому же уверяет, что видел блеск мушкетов в кустарниках ущелья Черного Столба.
Молодой начальник был бледен и взволнован, однако взгляд и тон его голоса выражали мужественную решимость.
— Быть не может, — вскричал Кеннибол.
— К несчастию это так, — ответил Норбит.
— Но господин Гаккет…
— Изменник или трус, поверь мне, товарищ Кеннибол… Ну, где этот Гаккет?..
В эту минуту старый Джонас подошел к двум начальникам. По глубокому унынию, выражавшемуся в чертах его лица, легко можно было видеть, что ему известна уже роковая новость.
Взгляды старых товарищей Джонаса и Кеннибола встретились и оба как бы по молчаливому согласию покачали головой.
— Ну что, Джонас? — спросил Норбит.
Старый начальник Фа-Рёрских рудокопов медленно потер рукою морщинистый лоб, и тихо ответил на вопросительный взгляд старого предводителя Кольских горцев:
— Да, к несчастию все это слишком справедливо, Гормон Воестрем сам видел их.
— В таком случае, что же делать? — спросил Кеннибол.
— Что делать? — повторил Джонас.
— Полагаю, товарищ Джонас, что нам благоразумнее остановиться.
— А еще благоразумнее, брат Кеннибол, отступить.
— Остановиться! Отступить! — вскричал Норбит. — Напротив, надо идти вперед!
Оба старика холодно и удивленно взглянули на молодого человека.
— Идти вперед! — повторил Кеннибол. — А Мункгольмские стрелки?
— А Шлезвигские уланы! — подхватил Джонас.
— А Датские драгуны! — напомнил Кеннибол.
Норбит топнул ногой.
— А Королевская опека! А моя мать, умирающая от голода и холода!
— Чорт возьми эту Королевскую опеку! — вскричал рудокоп Джонас с невольной дрожью.