Ган

– Я тебя спрашиваю, – жутко улыбаясь, продолжал Мако. – Или это правда, что говорят о тебе и твоих братьях?

Мако сплюнул в сторону Пато, но сделал это так, чтобы все выглядело случайно со стороны. Плевок – оскорбление довольно серьезное, и в случае разбирательства могло сослужить дурную службу для того, кто не в силах удержать свою слюну во рту. Понимали это оба. Пато, сделав вид, что его это не касается, не остановился и никак не отреагировал на слова. Он прекрасно осознавал, чего хочет этот человек, и главное – почему он себя так ведет. Раньше, в детстве, задирая почти всех сверстников, Мако не решался связываться ни с Пато, ни с его братьями. Ответ на эту загадку был прост: Пато с братьями были сыном местного кузнеца, а ведь всем известно, что кузнецы прибегают к помощи духов в своем деле, иначе хороший клинок не получится. А тот, кто водит дружбу с духом, может доставить много неприятностей живым людям, так что связываться с ними было себе дороже. Но все меняется, и детский страх перед кузнецом растаял вместе с семнадцатым в жизни Мако снегом. И так совпало (или те же духи посмеялись), что той весной Пато стал учеником лучшего гана на земле. Такой вопиющей несправедливости Мако просто не мог спокойно принять. Он, казалась, создан для того, чтобы быть ганом. Лучший среди сверстников во всем. В скорости, в ловкости, в быстроте мышления и, в конце концов, в силе. Именно его пророчили на место ученика Тао, а тот, в свою очередь, сойдя с ума (иначе и не объяснить) взял, да и выбрал этого увальня. С тех самых пор Мако не упускал возможности поиздеваться над Пато, и безразлично – рядом тот, или нет. Каждое известие о нем Мако подхватывал и разносил по поселку, по ходу смеясь над его неудачами. В истории учеников не встречалось такого – два года и никаких достижений. Иначе как тупостью Мако оправдать это не мог, чем и спешил поделиться со всеми, кто готов был его слушать. Таких набиралось очень не много, ибо все знали, кто такой Тао Ган, и выбор его, а тем более методы обучения никто оспаривать не решался. «Гану виднее» – думали они, и сами с собой соглашались.

Заметив, что воспитанник Тао никак не реагирует на его слова, Мако сделал несколько шагов в его сторону и заслонил путь. Пато остановился и вопросительно посмотрел на него.

Мако, изобразив на лице сочувствующую мину, по слогам продолжил, подчеркивая тем самым мнимое скудоумие собеседника.

– Я говорю, – медленно и с расстановкой сказал он, – ты настолько глуп, что не в силах понять, о чем тебя спрашивают? Или Тао не говорит с тобой? Может, он уже махнул на тебя рукой и ждет, когда духи избавят его от тебя?

Он притворно рассмеялся, обхватив руками живот.

– Ой, не могу! – согнувшись в поясе, сквозь смех, продолжил Мако. – Наверное, он молится по ночам, и просит небо, что бы оно сбросило на тебя ночную звезду. Это развязало бы ему руки, и он взял бы, наконец, в ученики человека, а не тебя.

Пато осмотрелся, и увидел, что уже не только Мако находится в «хорошем» настроении. Все, кто был неподалеку и невольно слышал их разговор, снисходительно улыбались, предчувствуя интересные события, которые последуют дальше. Сейчас многое зависело от Пато: как он поведет себя, что ответит и в какой форме.

– Возможно – сохраняя покой, ответил Пато. – Я не знаю, о чем думает мастер Тао, но если ты прав, и он мечтает заменить меня достойным человеком, то, причем здесь ты?

Теперь уже улыбался Пато. Улыбка с лица Мако как будто сбежала, и переместилась в пространстве, заняв более удобное место на другом лице. Парень чувствовал, что наступил сопернику на мозоль, и, вытянув шею, заглядывая тому за плечо, продолжил.

– Где тот человек, который займет мое место? Здесь только туповатый недотепа, – он постучал себя по груди, и тут же указал на Мако, – и пустое место.

Теперь люди, собравшиеся вокруг этих двоих, не просто усмехались, но откровенно хохотали и не пытались этого скрыть. Со всех сторон послышались подбадривающие возгласы:

– Так его, Пато!

– Вот тебе и пришибленный! – удивленно говорил кто-то.

– Что-то сейчас будет, – потирая ладони одна о другую, шептали малыши, для которых эта схватка (если она состоится) будет пищей для разговоров и споров не на одну неделю.

Мако, надо отдать ему должное, ничем не выдал своего волнения, если такое и было. Он с тем же невозмутимым видом спрятал нож за пояс, отряхнул руки и поднял их вверх.

– Никак не ожидал, что ты сможешь сказать столько слов, да еще и без запинки… Долго учил?

Он сделал еще несколько шагов и повернулся к Пато боком. Теперь, если смотреть на Мако, то придется щурить глаза, он встал против солнца (пусть и закатного, но все еще яркого), тем самым доказывая правоту Пато. Ему все же удалось уколоть противника.

Не делая попыток отступить или просто занять более выгодное положение, Пато невозмутимо смотрел на точеный профиль Мако, который на фоне солнца как будто утратил все краски и стал черным, как угли в погасшем горниле. Орлиный нос его очертаниями своими напоминал Гору предков, ту, что находилась на много дней пути к северу от их поселка. И Пато был уверен, что нос этот, как и все другие части тела этого молодого воина, так же крепки, как эта скала. И человек не подготовленный, затей по недоразумению драку с Мако, скорее сломает себе руку, чем нанесет хоть какой-нибудь вред этому лицу.

Но в отличие от простого смертного Пато мог сломать его, если понадобится. Только ухватить – и все будет кончено. Руки Пато, закаленные в кузне отца не хуже стали, способны и на большее. Мако это понимал.

Еще он понимал, что будь они на войне, то справился бы с этим недоумком мимоходом и не заметил бы даже. Но сейчас они не на войне, и правила в таких схватках свои, не воинские. Но и за их нарушение мало не покажется, и поэтому надо выбрать момент и нанести один единственный удар. Такой, после которого долго приходят в себя. Да еще бы хорошо – унизительный шлепок. Ладонью по затылку, как учат старшие непослушных детей.

– Я сделаю одолжение твоему отцу, Пато – снова заговорил он. – Я преподам тебе урок вежли….

Не окончив фразы, Мако прыгнул в сторону противника, выбросив вперед правую ногу, нацеленную во внутреннюю часть бедра. Удайся ему этот прием, и Пато, потеряв равновесие, наклонится чуть вбок и вперед, подставляя свой затылок под тяжелую и натренированную ладонь. И поединок был бы окончен, едва начавшись, к чему и стремится любой воин. Но случилось то, чего Мако никак не мог ожидать – Пато шагнул вперед.

Что произошло дальше, поняли только два человека: сам Мако и его отец, подошедший в самый последний момент, но успевший застать развязку. А случилось следующее:

Шагнув вперед, Пато, тут же раскрутившись на пятке, совершил оборот на триста шестьдесят градусов и оказался за спиной у все еще находящегося в воздухе Мако. В следующий миг он сделал шаг в его направлении и схватил одной рукой того за пояс, с силой потянув на себя и вверх. Ноги Мако взмыли вверх, а голова нацелилась в землю. В тот же миг, второй рукой ухватив его за шею, Пато впечатал того лицом прямо в пыль. Это было унизительно и обидно. Взвыв раненым зверем, Мако попытался стряхнуть со спины обидчика, но тот основательно занял позицию и уступать не хотел. Вырваться из этих медвежьих объятий было невозможно.

Пато хотел было подразнить поверженного противника, но счел это лишним и просто продолжал удерживать его лицом вниз, заставляя вдыхать пыль, лежащую на Спорной черте.

– Я убью тебя! Слышишь? – задыхаясь от гнева, хрипел Мако. – Ты никогда не станешь ганом, никогда!

Вздохнув, Пато ответил:

– Лаяла собака на луну… – и еще раз вдавил его лицом в пыль.

– Йи-ках! – крикнул кто-то, и в следующий миг Пато и его противник взмыли в воздух, поднятые некой могучей силой.

– Довольно!

Между ними стоял и держал обоих за шиворот отец Мако. Это был стройный, как все воины их племени, не молодой, но все еще полный сил человек. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – не шути с ним, это может оказаться последней в твоей жизни шуткой.

Люди, собравшиеся было вокруг, с появлением этого человека как по сговору стали расходиться: кто-то вспомнил о неотложных делах, кто-то о том, что его очень ждут дома. Связываться с ним не рискнул бы никто.