Ганс

Летний воздух насыщен влагой, но температура упала до терпимых градусов, а это значит, что никто не обратит на меня внимания в моих черных джинсах и неприметной темной фланелевой рубашке, которую я надеваю поверх футболки.

Фланель расстегнута, открытые края слегка развеваются, когда я шагаю по парковке, но мои опущенные руки не дают ткани слишком сильно оттянуться назад и обнажить наплечную кобуру, которая у меня под ней.

Я пробираюсь сквозь толпу пьяных людей, стоящих у входа в бар и курящих сигареты, и вхожу в плохо освещенное здание позади них.

Вышибала у двери скучающе смотрит в мою сторону, но я выгляжу на все свои тридцать девять лет, а может, и больше, поэтому он не спрашивает удостоверение личности.

Но если бы он это сделал, у меня есть одно. Это не мое фото и не мое имя, но это достаточно близко, чтобы сработало.

Из динамиков, установленных на потолке, ревет кантри-музыка, и я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания, пробираясь между группами людей в дальний угол, к коридору, исчезающему в темноте.

Я вхожу в коридор.

И я прохожу мимо ванных комнат, мимо кладовки, мимо запертой холодильной камеры. И оказываюсь в самом конце коридора. И последняя дверь, скрывающая последнюю комнату.

Это комната, отведенная для частных вечеринок. Тех, которые представляют собой не более чем коксовые празднества и повод нанять стриптизерш и обращаться с ними как с дерьмом.

Это комната с еще одним вышибалой, который выглядит немного более внимательным, чем мужчина снаружи.

Это комната, о которой я знаю, но никогда в ней не был.

До сегодняшнего вечера.

Я замедляю шаги, пока не останавливаюсь перед человеком, охраняющим дверь.

Внутри этой комнаты трое мужчин ждут, когда другой мужчина прибудет с инструкциями. Потому что у них есть сумка с деньгами, а у человека, которого они ждут, есть груз, и им нужно знать, куда идти, чтобы забрать этот груз.

Только я не тот человек, которого они ожидают.

И люди — не груз.

Значит, они скоро умрут.

«Пароль?» — спрашивает меня вышибала.

«Конфета-трость», — отвечаю я.

Это правильный ответ, даже если он глупый. Но я знаю, что он правильный, потому что Кармина прислала мне его час назад после того, как получила его от настоящего продавца.

И люди не лгут Кармине.

Вышибала тянется за собой, чтобы повернуть дверную ручку. Он лишь слегка приоткрывает дверь, затем отходит в сторону, чтобы пропустить меня.

Я киваю ему, не уверенный, насколько хорошо он осведомлен о сегодняшних событиях, и, следовательно, не уверенный, стоит ли мне убивать его или нет.

Время покажет.

Я толкаю дверь левой рукой, хватаясь за ее край, и как только я переступаю порог, я сразу же закрываю ее за собой.

Музыка все еще слышна через закрытую дверь, но не настолько громкая, чтобы мне приходилось повышать голос.

«Господа», — приветствую я троих мужчин, которые, конечно же, не таковы.

Они одновременно поворачивают головы и смотрят на меня, сидя за забитым до чертиков покерным столом в центре комнаты.

«Это ты?» — спрашивает один из них.

«Я тот самый парень», — отвечаю я.

Мужчина справа переводит взгляд на мои светлые волосы до плеч.

Он начинает отодвигать стул назад.

«Как тебя зовут?» — спрашивает первый парень.

Но я не отрываю взгляда от мужчины справа от меня, когда отвечаю: «Ганс».

Его лицо бледнеет, даже когда он наклоняется к боку.

Он знает мое имя.

Он знает, что ему нужно оружие.

Но он не профессионал.

Это Я.

Мое огнестрельное оружие, вместе с глушителем и всем остальным, вылетает из кобуры еще до того, как его пальцы успевают сомкнуться вокруг пистолета, заткнутого за пояс.

Слишком медленно.

Первая пуля проходит через его лоб.

Вторая пуля проходит через его сердце.

Третий удар — я перевожу руку влево — проходит сквозь шею мужчины прямо напротив меня, когда он пытается нырнуть под стол.

Четвертая пуля — я переставляю ноги, шагаю вправо и наклоняюсь к последнему стоящему человеку, меняя прицел, на случай, если он наставил на меня пистолет; но ствол его пистолета все еще поднимается, когда я нажимаю на курок, — проходит через переносицу, далее через мозг и выходит из задней части черепа.

Через пять секунд после того, как было названо мое имя, все трое мужчин были мертвы.

Человек, которому я выстрелил в шею, издает булькающий звук.

Ладно, мертвы или умирают.

Я снова меняю позу, перехожу на другую сторону двери и прижимаюсь спиной к стене.

Глушители на самом деле ничего не заглушают. Приглушенные хлопки не будут слышны в главном баре, но вышибала по ту сторону двери их услышит.

Я стою неподвижно. Глаза на дверь, жду, откроет ли он ее. На стороне ли мертвецов.

Но дверь не открывается. Ручка не поворачивается. И не слышно звука убегающих шагов.

Хм.

Я засовываю пистолет в кобуру и шагаю через комнату. Достигнув стола, я достаю из-под него дорожную сумку.

У этих идиотов обычно нет меченых купюр, но я быстро просматриваю сумку, чтобы убедиться.

Никаких видимых трассеров, но пара дешевых, вероятно, грязных пистолетов на куче денег. Они бы принесли больше пользы в их руках, чем в гребаной сумке.

Я разбираю все три их пистолета, бросаю ударники в дорожную сумку, а остальные части бросаю на пол.

Меня не волнуют отпечатки пальцев. Если меня когда-нибудь поймают правоохранительные органы, я просто выпутаюсь из ситуации шантажом. У меня достаточно компромата на многих чиновников. Или я умру от рук другого убийцы. В любом случае, это не стоит хлопот с постоянной уборкой за собой.

Плюс, давать людям знать, что это я, это в моем стиле.

Как и моё имя.

С тех пор, как я встал на этот путь, я использовал свое настоящее имя. Потому что я хотел, чтобы люди знали, кого они боятся. И если она когда-нибудь услышит шепот, я хотел, чтобы моя сестра знала, что я иду. Что я пытаюсь найти её.